Тут и там. Русские инородные сказки - 8

— Не просто жвачку! — Дзюба вдруг обретает дар речи. — А польскую жвачку, которую я у Фильки выменял на магнит!

Я знаю, что дело не в магните. Эту жвачку (страшная редкость по нашим временам) Дзюба припрятал как раз для Дашки Ерохиной.

А Люська нашла и съела.

А теперь ревет, потому что брату верит безоговорочно, хотя и бесконечно ябедничает на него отцу.

— Что же ты ее, бедную, так напугал? — спрашивает Дашка Дзюбу безо всякого сожаления в голосе и поглядывает на меня украдкой.

— Чтобы знала! — ворчит Дзюба, прослеживая Дашкин взгляд.

Ерохина закладывает за ухо непослушную прядь, но делает это очень медленно, чтобы мы успели разглядеть ее новые часики — маленькие, аккуратные, на блестящем темно-сером ремешке.

Но я вижу не новые часы, а тонкую царапину на запястье, чуть ниже застежки, маленькую царапину на узком Дашкином запястье, рядом с бледной голубой жилкой. И мне вдруг становится тяжело дышать и начинает ныть где-то в животе, сладко и странно.

— Пошли, — говорит мне Дзюба и толкает меня в бок. — Чего встал? Пошли!

— Красивые часы, — говорю я, чтобы что-то сказать.

Дашка медленно подносит руку к глазам.

— Ой, уже половина второго! — произносит она с выражением. — Сейчас гастроном закроют!

Мы с Дзюбой стоим и смотрим, как Дашка Ерохина бежит вниз по улице, размахивая пустым пакетом.

Остаток дня Дзюба дуется на меня, а на все вопросы только отмахивается, чем ужасно меня злит. Я не сделал ничего плохого, но все равно чувствую себя виноватым.

— Мне эта Ерохина ни капельки не нравится, если ты из-за этого! — оправдываюсь я. — Ну честно!

— Меня это не интересует, — холодно отвечает Дзюба, не глядя мне в глаза.

Но я-то знаю, что интересует! Еще как интересует! Но если я скажу об этом вслух, мы точно поссоримся.

Странная вещь: нет ничего такого, о чем мы с Дзюбой не можем разговаривать. Но когда дело касается Дашки, Дзюба ведет себя как дурак.

Мы сидим на ящике за гаражами и курим ворованную «беломорину».

— Ты дурак, Дзюба, — говорю я.

— Угу, — отвечает он и пытается выпустить дым колечком, — а ты, значит, умный!

— Да я не в том смысле.

— Ну и помалкивай.

— Ну и подумаешь!

— Ну и всё!

Мы молча курим, передавая друг другу папиросу.

Потом так же молча идем вверх по улице. Какое-то время топчемся возле Дзюбиной калитки, пока из-за нее не раздается писклявый Люськин голосок:

— Ага, а я папке все рассказала! И ничего я не умру! А папка тебя уже ждет!

Люська пятится к дому, пытаясь оценить расстояние от двери до калитки и от Дзюбы до нее самой.

— Ну, я пойду, — говорю я как бы между прочим.

— Угу, — обреченно соглашается Дзюба. — Завтра зайдешь?

— Завтра зайду.

Мы всё стоим. Дзюба не решается войти во двор, а я не могу просто взять и уйти.

— Ты это… не расстраивайся, — говорю я, чтобы что-то сказать.

— Угу, — отвечает он, — не впервой.

— И это, слышь? — вдруг говорю я, сам себе удивляясь. — Я тебе завтра жвачку достану, честно!

— Иди ты! Как? — Дзюба смотрит на меня недоверчиво и вздыхает.

— Есть пара мыслей… — вру я и хлопаю его по плечу.

— Ладно, завтра поглядим, — говорит Дзюба, и лицо его светлеет.

ДОЧЬ СВОЕГО ОТЦА

— А он тогда скажет: «Вам не кажется, что это недостойно и говорить тут не о чем?»

— А я ему отвечу: «Нет, не кажется!»

Марика посмотрела на сестру с восхищением. Вот кому достался гордый нрав, смелость и фамильное упрямство. Дочь своего отца!

Лидия сидела у зеркала и расчесывала длинные тонкие волосы, далеко отводя острый локоток, и сосредоточенно хмурила бровки.

— А если он скажет: «Вы не думаете о том, что будут говорить о нас соседи?» — спросила Марика и поудобнее устроилась на постели, поджав под себя ноги.

— А я ему отвечу: «Нет, не думаю!» — сказала Лидия, не оборачиваясь.

«Я бы умерла от страха», — подумала Марика, но вслух спросила:

— А если он скажет: «Не будете ли вы так любезны выбросить все эти глупости из головы?»

— Я ему отвечу: «Нет, не буду!»

— Ох! — вырвалось у Марики.

Лидия строго посмотрела на нее через зеркало, положила гребень на полочку и встала с пуфика.

— Ну ты-то хоть не думаешь, что надо высылать из страны каждого, кто боится драконов?

— Но рыцарь — не каждый. Рыцарь не должен… — шепотом начала Марика.

— Ай, перестань! — перебила ее Лидия. — Рыцарь должен восхищаться моим высочеством, а это он делает отменно!

— Но ты же не станешь говорить об этом с папенькой?

— Стану! Очень даже стану! — Лидия гордо вздернула острый носик. — Прямо сейчас пойду и поговорю!

«Королева! Как есть королева!» — подумала Марика и проводила сестру восхищенным взглядом.

Потом она слезла с постели, подошла к зеркалу, долго придирчиво рассматривала свои волосы, носик-пуговку, несколько раз пыталась нахмурить бровки и состроить строгое лицо. Вздохнув, она показала язык своему отражению и поспешно вышла из спальни.

— Не может быть и речи! — услышала Марика в конце коридора.

Она тихонько подошла к королевским покоям и замерла, прислонившись ухом к высокой двери.

— Вы моя старшая дочь! Вам не кажется, что это недостойно? — кричал король.

— Да, папенька, — бормотала Лидия.

Марика представила, как его величество мерит шагами комнату и каждый раз, разворачиваясь, нервно одергивает край мантии, и та взлетает, как крыло дракона. Марика даже прикрыла глаза от страха.

— Вы не думаете о том, что будут говорить о нас соседи? — спрашивал король.

— Да, папенька, — начала хныкать Лидия.

— Скажите спасибо, что я не велел его казнить, а лишь выслал из королевства!

Лидия шмыгала носом.

— Придумала тоже! — не унимался король. — Замуж за труса!

— И что? И что? — не выдержала Лидия. — Ваша младшая дочь вообще хочет замуж за дракона! И что?

Марика почувствовала, как кровь отливает от лица. Колени вдруг подкосились, и она опустилась на пол, зажимая рукой рот.

— Вон!!! — заорал король. — Вон, я сказал!!!

Лидия выскочила из двери и понеслась по коридору, не замечая никого вокруг.

Вечером Марика заглянула в королевские покои. Король сидел в высоком кресле в синих семейных трусах и мантии на голое тело. Парик и корона лежали рядом на столике вместе с сердечными каплями и уксусным компрессом.

Услышав, как отворяется дверь, король быстро запахнул мантию и потянулся за короной.

— Я принесла вам клюквенный морс, — сказала тихо Марика, не двигаясь с места. — Сладкий, как вы любите.

— Ну давай же сюда, — заворчал король недовольно и обмяк в кресле, — чего стоишь?

Марика подошла и поставила на столик графин и бокал.

Король пошевелил босыми пальцами ног.

— А ну-ка отойди вон туда, к окну.

Марика отошла к окну.

— А ну-ка посмотри на меня. Ничего не замечаешь?

— Что я должна заметить, ваше величество?

— Ну смотри-смотри! Совсем ничего? — Король поудобнее устроился в кресле.

— Ничего. — Марика пожала плечами.

— Я не достаю ногами до пола! — сказал король. — Видишь? Совсем усох. Старый совсем…

— Что вы, папенька! — Марика бросилась к королю и уткнулась ему в грудь. — Что вы такое говорите!

— Ладно-ладно, — заворчал король, отстраняясь. — Давай свой морс.

Марика налила половину бокала и посмотрела вопросительно на короля. Тот кивнул, и она долила еще немного.

Его Величество сделал несколько глотков, довольно сощурился и поставил бокал на столик.

— Что тут мне Лидия говорила сегодня? Что-то про дракона? — как бы между прочим спросил он. — Что он как бы тебе нравится, что ли?

— Нравится, — тихо сказала Марика.

— Вы понимаете, что вы сейчас сказали? — Король вдруг перешел на официальный тон и даже выпрямил спину.