Придорожная собачонка
Придорожная собачонка читать книгу онлайн
Книга нобелевского лауреата 1980 года Чеслава Милоша «Придорожная собачонка» отмечена характерными для автора «поисками наиболее емкой формы». Сюда вошли эссе и стихотворения, размышления писателя о собственной жизни и творчестве, воспоминания, своеобразные теологические мини-трактаты, беглые заметки, сюжеты ненаписанных рассказов. Текст отличается своеобразием, богатством мысли и тематики, в нем сочетаются проницательность интеллектуала и впечатлительность поэта.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Африка
— Ну вот ты и в Африке. Ты счастлив? — спросили негритянского поэта из Америки. — Никаких порядком надоевших белых, одни черные.
— Но я не переношу глупости и темноты черных! Одно утешение, что я не такой, как они, — я ведь родом из необыкновенно умного негритянского племени.
Допускает ли категория возвышенного
Допускает ли категория возвышенного в современной литературе, например, описание совокупления? В принципе, нет, потому что человеческое тело драматично и в то же время комично, если не трагикомично. Мне известен один случай: у поэтессы Анны Свирщинской, хотя на самом деле она описывает чувство благодарности судьбе за подаренные минуты счастья.
Стойкость
Иностранцы не могли понять, что кроется за стойкостью этого человека, но я со своим предвоенным опытом не должен был позволить ввести себя в заблуждение. Многие приняли коммунизм потому, что он играл на лучших струнах их политического сознания. Но были и те, кто мог ему противостоять, опираясь на свои худшие черты.
Мои суждения
Мои суждения о Польше межвоенного двадцатилетия подозрительны мне самому. Никто из моих одноклассников в Первой мужской гимназии имени короля Сигизмунда Августа не мог ни чувствовать, ни думать так, как я. Приписать это своеобразие моей незаурядной впечатлительности и уму значило бы и сейчас, под конец жизни, по-прежнему грешить наглостью.
Тоска
Тоска, большая любовь, вера, надежда — и все это результат самовнушения: думая так, он начинал понимать, чем отличался девятнадцатый век от его столетия. То был век чувств, чувствительности и мелодрам, силе переживаний которого, возможно, стоило позавидовать.
Вымыть
Под конец жизни поэт думает: «В какие только мании и дурацкие идеи своей эпохи я ни погружался! Сунуть бы меня в ванну и тереть, не жалея сил, пока не смоется вся грязь. Но ведь только благодаря этой грязи я стал поэтом двадцатого века, и верно, так хотел Господь Бог, дабы от меня была польза».
Образец нравственности
Мой образец нравственности: те, что всю жизнь служили разуму и сохранили эту страсть и в восемьдесят лет, и до конца.
Польский писатель
У польского писателя есть мощное средство против одиночества. Это ощущение участия в общем деле, совершенствующемся на протяжении столетий. Это почти физическое общение со всем, что написано и продумано по-польски сейчас, то есть в точке, где сходится прошлое и будущее. Кто лишен этого, пусть лучше постарается избежать одиночества, потому что в гаком случае быть одиноким особенно страшно.
Даты
Он родился, скажем, в 1811-м. И разве ему, дожившему до 1896-го, следовало беспокоиться о том, что станет с человечеством, с его страной, с его городом в двадцатом веке? Полностью разделяя привычки и заботы своего круга, он был страшно занят тем, что давал оценку своим современникам, их взглядам, достижениям, сообществам и так далее. А ведь уже готовились ужасы двадцатого века, которых ему не довелось увидеть. Данте, беседуя с обреченными на муки в Аду, уже знал, что случилось позже, после смерти этих несчастных. Но о чем мог бы поведать духам из предшествующей исторической эпохи Новый Данте, обремененный знаниями о том, что случилось позже, пишущий, скажем, в 1960-м?
Осмотрительность
Я видел
Я был и знаю, потому что видел. Вокруг меня люди, которые родились позже, но мне все кажется, что и им известно кое-что из моего опыта. На самом же деле они ничего не знают, а если и знают, то через пятое на десятое. То же самое относится и к подробностям моей биографии, и к книгам, которые я написал. Мы воображаем, что другие следят за этим и что это им интересно. Они что-то там слыхали, но смутно и неточно. Какая-то из книг попала им в руки, и по ней они судят об остальных книгах.
Раздельность
Представление о раздельности души и тела как бы заложено в нашем разуме, и верить в рассказы о духах нам так же легко, как и нашим предкам тысячи лет назад.