Русская красавица. Кабаре

Слащов погиб в СССР. Не сумев справиться с тоской по Родине, он возвратился в Москву. Признал в большевиках наследников России и перешёл на их сторону, ошеломив весь мир таким странным поступком. В СССР он преподавал в академии военное дело. Подолгу дискутировал с учениками, разбирая события недавних боев. Гражданскую войну преподаватель и студенты прошли по разные стороны баррикад, поэтому было о чем спорить.

Конечно, несмотря на внешнее благополучие, вплоть до рокового своего сорокатрехлетия, Слащов жил в постоянном напряжении. Не из-за себя – из-за тех, кто пошел за ним. Ведь он прекрасно понимал, в какую жесткую действительность окунул возвращенцев. Особенно переживал за так отчаянно рвавшуюся на родину любимою свою подругу – юнкера Нечволодова, в быту – обворожительную Нину. Между тем, бояться надо было все-таки за самого себя. Слащов был застрелен в 29-м. Официально считается, что убийцей был большевик – брат повещенного по слащовскому приказу участника гражданской войны.

«Ничего у вас не выйдет!» – повторяю я проискам своих аналогий. – «Другое время, совсем другие люди, совсем другие обстоятельства…»

– Вы караоке петь умеете? – отвлекают от внутренней борьбы меня. Оказывается, в вагон уже явился режиссер Григорий. Маленький, кругленький, суетливый… Он обсматривает меня со всех сторон, словно врач на комиссии. Потом удовлетворенно кивает и снова задает свой дурацкий вопрос.

Кошмар, да и только! Ну, какое караоке?

– Мне просто нужно понять, как вы владеете визуализацией образа! – говорит Григорий сначала по-украински, потом по-русски. – Наш концерт состоит из двух отделений. В первом – кабаре двойников, во втором – оригинальные номера. Понимаете? Если первое отделение зацепит зрителя – второе он обязательно станет смотреть. Уж поверьте! Людям всегда интересно как выглядит в жизни тот, кто только что изображал перед ними какую-нибудь Наталью Могилевскую. Главное, хорошо изобразить. И похоже, и смешно и… Попробуйте!

Мне тут же суют под нос ноутбук, а в руки – микрофон. Я едва сдерживаюсь, чтоб не расхохотаться. Ну хорошо, сейчас позориться буду, сейчас спою… Ну, Марина-массажистка, только попадись мне под руку, я такой тебе массаж сооружу!!!

Попросили спеть из репертуара Валерии, как сейчас помню. Песню я не знала, петь за последние полчаса так и не научилась, поэтому отказалась. Григорий, слюнявя пальцы и морщась, заламывал руки и причитал что-то о подходящести моего типажа. Мне предложили спеть другой материал. Четвертую из предложенных к исполнению песен я написала сама для своей недавней и несостоявшейся карьеры певицы, поэтому исполнять согласилась. Надо же, моя песня уже прописана в караоке! С жутким искажением мотива, надо заметить. Впрочем, и без этого искажения я спела бы отвратительно. Никогда и не претендовала на умение исполнять в прямом эфире…

– То, что надо! – возрадовался Григорий. – Образ чувствует, двигается правильно. И похоже, и смешно – все, как я просил.

Признаться, в похожести я не сомневалась, а вот от того, что «смешно», малость обалдела. Выходит, на сцене, сама того не подозревая, я выглядела комично?

– В общем, будет работать. Фонограмма есть, номер есть, только артиста и осталось ввести…

– Можете идти! Выезд завтра, на прод-обеспечение вы принимаетесь с завтрашнего дня, а заселяться можете уже сейчас. Артисты едут во втором вагоне. – монотонно сообщает передвижной начальник. Я пытаюсь выяснить что-то еще: график работ, порядок оплаты, репертуар, наконец… Меня мягко выпроваживают, сказав, что Григорий лично найдет меня после пяти вечера и всё объяснит.

Волоча сумку по коридору штабного вагона, я последними словами поливаю Маринку, вздумавшую назвать меня певицей. Конечно, можно было развернуться и уехать сейчас домой, но потом я бы никогда не простила себе такого малодушия. Жизнь зовет – надо идти. И зовет, вроде, в интересное место… Только вот в качестве кого? Сегодня же я решила поговорить с Григорием о переводе меня из певиц во что-нибудь другое.

– Зато полный комплект артистов. – слышу вслед.

– Это, конечно, не совсем то в творческом смысле – говорит передвижной начальник. – Но какая, блин, разница? Сказали – сделаем…

Думаю, как хорошо, что хоть кто-то тут не болен и понимает, что я – «не совсем то» для концертной певицы. Выхожу на воздух, обалдеваю:

Прямо под вагоном меня ждёт Марина-массажистка. Курит, стерва, невинно-спокойно.

– Я видела, как ты в вагон зашла, и решила подождать. Будем в одном купе жить?– спрашивает, как ни в чем не бывало.

Ну, я, конечно, оторвалась по полной программе. Все, что думаю про ее страсть к россказням обо мне, высказала, и гневно направилась искать второй вагон. Когда злюсь, я всегда несусь, как угорелая. Не хуже поезда лечу, никого на пути своем не видя. И вышло так…В тот момент, как я подскочила к двери, какому-то придурку вздумывается из неё выйти. Наскакиваю, сшибаю с ног, падаю… Собираюсь извиниться, подымаюсь сама, поднимаю глаза, и обалдеваю…

Передо мною стоит тот самый знаток Казановы, мой автобусный тип. Только вместо плаща – спортивный костюм. Тру глаза, теряюсь, подозреваю себя в галлюцинировании.

– Вы? – вопрошает тип, тараща глаза и вдруг растекается совсем молодецкими междометиями. – Ёхо-хо! Ес!ЕС! Тоже едете? Ну, знаете ли, это судьба! – выплясывая какой-то странный ритуальный танец, сообщает он. – Не думал, что так бывает! – потом моментально успокаивается, делает серьёзное лицо, склоняется корпусом чуть вперед, приглаживает бакенбарды, поправляет не существующий галстук… Обретает неожиданно презентабельный вид и произносит неизвестно откуда взявшимся низким голосом. – Я – Дмитрий. Будем знакомы…

За время его беснований, я уже немного пришла в себя. Изо всех сил стараюсь не показать овладевшего мною смущения…

– Выходит, деваться от вас некуда. – улыбаюсь по возможности холодно. – Можете с полным правом подёргать меня за косички. Я – Марина, а это моя эта… подруга, скажем так, – оборачиваюсь и только теперь понимаю, что гнев мой имел вполне конкретные последствия: Маринка рядом со мной идти не решилась и все еще стоит возле штабного начальского вагона, обиженная. Зову ее. Не от компанейских чувств, а просто из желания чем-то себя занять. Иначе моя ошарашенность слишком бы бросалась в глаза.

Снова поворачиваюсь к новому знакомому, насмешливо склоняю голову, собираюсь отвесить что-нибудь колкое, как вдруг… раздается отчаянный визг Марины.

Огромный черный котяра с низким мявчанием убегает от неё, и самым наглым образом запрыгивает Дмитрию на плечо.

– Это Шумахер, мой друг и кот, – представляет Димка безобразника.

– Он мне колготки порвал! – жалуется Маринка, – Я только погладить хотела, а он лапой цап… Вот скотина, до крови! Отшлепай его, чтоб знал…

– А как зовут нашу пострадавшую? – спрашивает Дмитрий. Маринка замолкает на полуслове, явно возмущенная таким обращением.

– Это Марина, моя коллега и большая негодница, – буквально за рукав притаскиваю упирающуюся Маринку поближе. Кажется, она всерьез боится кота.

Довольно долго таращимся все друг на друга, пытаясь собраться с мыслями. Потом кот издаёт протяжный квакающий звук и перепрыгивает на плечо Маринки. Она верещит, сбрасывает его, ругает, даже шлепает, а мы с Димкой весело смеемся, убивая все зачатки повисшей вдруг неловкости.

Стоп! Не хватало ещё пропустить весь сеанс гадания из-за атаки воспоминаний! Ну, согласна, да, да, господа Картинки Прошлого, первые брошенные карты довольно точно вас обрисовали. Да, Димка, ты был моей самой желанной встречей за последние пару лет… Доволен?

Яростными воззваниями к здравому смыслу возвращаю себя к реальности. Вовремя! Быстрым движением Мадам вытаскивает карту из середины колоды и мгновенно засовывает её под червовую даму. Поразительно, что делает она это, по-прежнему не сводя глаз со стены за нашими спинами. Вслепую, но точно, попадает картой под карту.

– Там, – скрюченный палец (и откуда у богатой женщины такие мозолистые руки?) упирается в стол, – Заглавное! То, что прояснит суть, та, что раскроет глаза и даст главный совет. Самая важная карта нашего расклада…