Б. Вавилонская

Сталин. Да это история посильнее, чем «Фауст» Гете.

Коллонтай. Что мы строим, товарищи? Новую жизнь. Что нужно в первую очередь для новой жизни? Новый человек. Что нужно для нового человека? Свободное проявление естественных страстей. Во-первых, обеспечить всех презервативами…

Сталин. Презервативами? Маме твоей презерватив! Папе твоему презерватив! А кто будет рожать солдат? Ты будешь рожать солдат, проститутка?

Коллонтай. Рожают не солдат, товарищ Сталин.

Сталин. А кого?

Коллонтай. Детей.

Сталин. Подержал на руках, сфотографировался – и в солдаты!

Коллонтай. Подержал на руках, сфотографировался – и в дармоеды!

Сталин. Почему надо рожать дармоедов?

Коллонтай. Больше презервативов – меньше дармоедов.

Сталин. Сегодня дармоед – а завтра солдат. Непобедимая и легендарная!

Коллонтай. Сегодня дармоед – а завтра дезертир. С презервативом хоть хлопот меньше. Разве это солдаты? Кривые, хромые, слепые, плоскостопие, язвенники, невротики, пацифисты, педерасты, и у всех справки о врожденном идиотизме.

Сталин. Подожди, подожди… Слепой – поведем, кривой – направим, идиот – прикажем, педераст… почему педераст?

Коллонтай. Потому, что во-вторых – новый человек открыт для всех видов сексуальных отношений. Сексуальные меньшинства, национальные меньшинства, политические меньшинства – теперь все равны!

Сталин. Равны? Все? Кому? Конституционный демократ равен педерасту? Мы не понимаем.

Горький (приходя в себя, слабым голосом). Черти вы драповые, вы сами не понимаете, какое дело сделали. Неолиберализм – это фашизм в овечьей шкуре.

Ленин. Браво, батенька!

Горький. Лысая сволочь… Вот чего ты не доделал – то они доделают, фашист говорит: я уничтожу твой народ, твою культуру, и заселю твою землю другим народом.

Сталин. Я ему так уничтожу. Я его самого уничтожил.

Горький. А неолиберал говорит: все люди хорошие, все люди равны, все культуры прекрасны, все сексуальные отношения правомерны, человек имеет право быть счастливым как угодно, если не мешает другим…

Керенский. Не лишено. Господа – не лишено!

Горький. И тогда – гомосеки, лесбиянки, наркоманы, дармоеды, дикари – все прут… и никого не укоротишь, суды продажны и запуганы, судьи тоже счастья хотят… и никого не выгонишь, шею не свернешь, дикий обряд не запретишь… а твой народ размножаться бросает, лень ему детей кормить, он жировать хочет… вместо литературы блядословие, вместо искусства шизофрения – а как же, все формы равны… А жрать подай! Кровать подай! Развлеки, одень! Своих детей нет – вези мне гастарбайтеров из джунглей! Вот и все. И через сто лет – три-четыре поколения – нет твоего народа, и нет твоей культуры, и нет твоей страны, а земля заселена другим народом, с другой историей, другой культурой, другой религией и другой ментальностью. И никакой войны! Эвтаназия! Сладкая смерть расы! Ты поняла, безмозглая шлюха? Можно перерезать горло – дергаться будет, сопротивляться, и умрет в муках сейчас. А можно пихать ему в глотку пирожные, которые он любит, пока