-->

Праздник побежденных: Роман. Рассказы

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Праздник побежденных: Роман. Рассказы, Цытович Борис Петрович-- . Жанр: Современная проза. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Праздник побежденных: Роман. Рассказы
Название: Праздник побежденных: Роман. Рассказы
Дата добавления: 16 январь 2020
Количество просмотров: 200
Читать онлайн

Праздник побежденных: Роман. Рассказы читать книгу онлайн

Праздник побежденных: Роман. Рассказы - читать бесплатно онлайн , автор Цытович Борис Петрович

У романа «Праздник побежденных» трудная судьба. В годы застоя он был объявлен вне закона и изъят. Имя Цытовича «прогремело» внезапно, когда журнал «Апрель», орган Союза писателей России, выдвинул его роман на соискание престижной литературной премии «Букер-дебют» и он вошел в лучшую десятку номинантов. Сюжет романа сложен и многослоен, и повествование развивается в двух планах — прошедшем и настоящем, которые переплетаются в сознании и воспоминаниях героя, бывшего военного летчика и зэка, а теперь работяги и писателя. Это роман о войне, о трудном пути героя к Богу, к Любви, к самому себе.

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

Перейти на страницу:

— Что вы там шепчете? — спросила Вера.

— Кто лежит под крестом? — спросил он.

— Настоятель храма и просветитель Руднев Иван Алексеевич.

* * *

Они помолчали, и он подумал, что так, с руками за спиною, любила стоять мама, и был обрадован, что Вера напомнила о маме.

И будто считывая с ветхой книги на коленях, он размышлял: она — самая любимая из всех женщин в моей жизни. Она рядом, но бесконечно далека, потому что в иное время я увлекся, ошибся и нагромоздил завал из чуждого по духу, из сверкающей Натали и ее дьявольских прелестей, из заморских платьев, джинсовых пуговиц, из желтых роз, красных гладиолусов и чужих денег. Он, откинувшись в кресле, глядел в окно, было тихо и грустно, а Вера все так же стояла у стены, спокойно, но удерживая на расстоянии.

— Деньги, которые мне не принадлежат, будут возвращены, — пообещал он, — жалею, что не сделал этого раньше. Прозрение всегда опаздывает… особенно у недалеких и ничтожных.

— Зачем уж так? — сказала Вера. — Вы совершили ошибку, которую исправите.

— Нет, Вера, если человек присваивает себе нечто инородное, чужое или нечестно добытое, он безвозвратно теряет неоценимое, свое. Потерял и я.

Он впервые ощутил, как радостно в этой комнате, в запахах тленных и вечных говорить Вере правду, какой бы она ни была. Голос без напора передает истинный смысл, и нет в Феликсе больше двойственности, всю жизнь раздиравшей его.

В комнату тихо и бочком вошел Павлик, он поклонился Феликсу, обнял сестру, прильнул щекой к ее плечу, виновато и влюбленно стал глядеть на губы Феликса, а Вера так и стояла у печи, держа руки за спиной, и Феликс снова заговорил о стариках на диком берегу, о Ванятке, о своем камне, который должен найти, он говорил о маме и о том, что всю жизнь искал ее могилу, но не нашел. Вера тихо сказала:

— Найдете, обязательно найдете.

Он говорил о белоснежном цвете и запахе акации и видел то мягкий свет икон, то белый крест за белой занавеской и Веру, внимательную и заинтересованную, и это был праздник, в котором он никогда доныне не пребывал, праздник в высокой, полной света комнате, в запахе воска, Вериных волос и крахмального белья. Светлый праздник, который тек полноводной глубокой рекой.

— В моей жизни была единственная убежденность, — сказал Феликс, — на которую я мог опереться: я должен был писать, кому и для чего — не знаю, но должен. Но и в романе, блуждая в прошлом, размышляя, я не нашел ответа.

Он достал из сумки папку и положил на стол.

— Тут я истинный. Очень прошу вас, Вера, прочтите и оставьте себе, на память обо мне. — Он опустил глаза.

Прошла, казалось, вечность, прежде чем Вера тихо сказала:

— Спасибо, Феликс. — Она отошла от стены, взяла рукопись, и он облегченно вздохнул, потому что Вера не вернула папку, и было счастьем видеть свой труд в ее руках, видеть, как Павлик метнулся к комоду, подал белоснежное полотенце и Вера аккуратно и серьезно, как и все, что делала — в пространстве и во времени, обернула папку этим полотенцем и спрятала в комод, а Феликс, полный радостной грусти, вспомнил о докторе и опять увидел дом со стороны в ночи. Он будто глядел в окно сквозь тюлевую занавеску и видел стол и кипящий самовар, и доктора, и Веру под зеленым светом абажура. Они будут пить чай с малиновым пирогом. Потом Вера развернет полотенце и будет читать роман, размышляя.

Я знаю, я недостоин, но я рад за них, и нет у меня ревности, и ничего я не спрошу о докторе. Это была мысль резкая, она напомнила о Белоголовом и Бауэре, и он, зная, что сюда, в Верин дом, они не придут, все же сказал:

— Вера, я очень хотел бы, чтобы церковь отмолила кровь, которая лежит на мне.

Треснула пружина, сломался праздник. Вера напряглась.

— Кровь? — чуть выдохнула она. — Еще и кровь? Наверное, на вашем автомобиле?

Павлик беззвучно заплакал. Она долго и внимательно поправляла ему рубашку и, окончательно совладав с собой, подняла голову, и не было ни испуга, ни презрения на лице ее, она глядела спокойно, широко открытыми голубыми глазами. Наконец строго сказала:

— Церковь крови не отмаливает. Если вы раскаиваетесь, то расскажите все священнику на исповеди.

И Феликс заскороговорил:

— В войну под самолетом люди разбегались, словно мураши, но я не видел их лиц, а те, в лесу… они встали предо мной, как вы сейчас, Белоголовый — у него один глаз голубой, другой карий — и Бауэр…

Он удивленно молчал, глядя, как Вера облегченно вздохнула и распускалась, словно бутон, и не было больше бледности на лице ее, впервые она поглядела, как показалось ему, влюбленно и перекрестилась на образа, с молитвой:

— Погуби, Господи, крестом Твоим борющих нас, — и с великим облегчением сказала: — Феликс, эта кровь на вас не ляжет. Отец Сергий Радонежский благословлял Дмитрия, а Патриарх всея Руси Алексий в войну на Красной площади танки святою водою кропил. Вы защищали свой народ, и я горда вами. — Она зарделась и тихо прибавила: — Папа в войну, прежде чем принять сан, артиллеристом был.

Павлик подкрался бочком, обнял Феликса, поцеловал в губы и зажестикулировал, замычал.

— Он говорит, — пояснила Вера, — что будет молиться за вас.

Феликс, подняв взор, удивился высоте потолков и подумал: именно под таким высоким потолком в комнате, полной света и покоя, и должна жить Вера.

— Вера! — сказал он. — Сильны были бесы, но это не оправдание — я накажу себя сам.

Он не пожелал ничего узнавать о докторе, ибо был убежден, что справедливо наказан и Вера ушла от него навсегда.

Он повесил на плечо пустую сумку, поцеловал Павлика, поклонился Вере и, переполненный торжественной ясностью, вышел из комнаты. Она проводила его и на пороге сказала:

— Феликс, все не так плохо, вам нужно успокоиться, я верю — вы найдете силы.

Феликс взял ее руку и поцеловал, и она не отняла ее.

Он скорым шагом пересек двор и из переулка, сквозь ограду оглядел дом: рдело окно, дверь была приоткрыта, крест все так же, раскинув руки, стерег дом. Но Веры на крыльце не было. Из широко открытых дверей храма, как некогда в детстве, доносились звуки песнопения. Феликс долго слушал, упершись лбом в решетку, затем, давясь слезами, сказал:

— Я накажу себя сам, — и тихо спросил: — И за что ты так со мной, Господи?

* * *

Утром он был разбужен взорвавшимся в голове вскриком Натали: «Где мамины брильянты?!» — сменившимся хохотом. В полусне он испуганно подскочил. Комната была полна солнечного света и пуста. Феликс увидел, что проспал всю ночь одетым, и, успокаиваясь, подумал: как это я о них забыл?

Выдвинул ящик — там лежало мамино колье, завернутое в тряпицу еще Фатеичем.

Как не подарил Натали?

Он положил колье на стол и заспешил. Надо позвонить Диамару и одолжить деньги, и он набрал номер. Трубку подняли, он услышал сопение и, впервые простив Диамару и тот вечер, и звон речушки, и Лельку, назвал его Димитрием. Трубку положили. Удивленный, он набрал номер еще раз и опять назвал брата Димитрием.

— Говори, — услышал Феликс недовольный голос Диамара. Тот не назвал его, как обычно, «братишечка».

— Мне нужны деньги, разумеется, в долг.

Диамар молча сопел.

— Две тысячи рублей, и причем сегодня, вернее, сейчас.

Опять сопение. Феликс начинал злиться.

— Послушай, ты там думаешь, что говоришь? Я что тебе, взяточник или казнокрад какой? Откуда такие деньги?

Феликс опешил:

— Диамар, ты как-то предлагал сам, я тебя не узнаю.

— И очень хорошо делаешь, что не узнаешь, разумеется, и я тебя, вернее, вас, Феликс Васильевич, с этого момента узнавать не буду.

Диамар положил трубку.

Феликс в кресле с трубкой в руках расхохотался до слез и так же резко оборвал смех. Фабрика, военные, понял он. Диамар что-то знает и отстранился.

У отца был пистолет, без связи вспомнил он, и мысль бесследно канула. А старый Нудельман был прав. Вот и брильянты, вот и хохот Натали, но надо узнать, что там, на фабрике. Это мой день, он будет долгим, как жизнь. Эта мысль была реальной, он ухватился за нее, забормотал о Нудельмане, о военных, о фабрике и о том, что должен узнать и это важно.

Перейти на страницу:
Комментариев (0)
название