Вызов врача

молчание и слышались странные шорохи.

— Ирочка! Я с Николенькой познакомилась. Ах, какой мальчик! Чудо света!

— Зачем ты звонишь?

— Это не я, то есть я, но набирал Павел. Ирочка, я согласна идти под лампу, под нож, под черта лысого, на все согласна.

— Хорошо. Завтра придешь на прием, я выпишу направления на анализы. Для госпитализации нужно сдать анализы на СПИД, гепатит и сифилис.

— Откуда у меня взяться сифилису или тем более СПИДу? — хмыкнула Мария Петровна.

— Таков порядок. Откуда… Вчера ко мне приходил твой Толик.

— Зачем?

— Беспокоится о твоем здоровье. Похоже, осталось заседание правительства провести с повесткой дня «операция Марии Петровны Степановой».

— Ты на меня злишься? Тебе много пришлось хлопотать? Не беспокойся, за операцию я заплачу.

— Можешь — заплати, но никто тебя обдирать не собирается. Скажи Павлу и Николеньке, чтобы шли домой, мы их ужинать ждем.

— А Николенька покушал. Всякой дряни! Ничего порядочного у меня не было.

— До свидания!

— До завтра, Ирочка!

Мария Петровна медленно и аккуратно положила трубку на рычаг.

— Слышал? — спросила она Павла, гордо улыбаясь. — Мы говорили, как… как нормальные!

Из кухни послышался звон разбившейся посуды. С криком «Ты не порезался, мой драгоценный?» Мария Петровна бросилась из комнаты.

Николенька отужинал по украинской пословице: шо не зйим, то понадкусаю. Он все попробовал, надкусил. Потом решил провести эксперимент: смешать в тарелке кильки, творог, кабачковую икру, сметану — словом, все, что можно было превратить в кесю-месю. На вкус блюдо получилось отвратительное. Мама за порчу продуктов, за игру с ними обязательно заругала бы. А бабушка? Если тарелка упадет, разобьется, никто и не догадается об эксперименте. Тарелка двигалась к краю стола почти сама, Николенька к ней не прикасался. Только две его ручки зажимали вазочки с вареньем (допустим, танки) и толкали тарелку (противника) к пропасти.

Бабушка понравилась Николеньке. Из-за разбитой тарелки не расстроилась, не заругалась. А папа кулак показал, предварительно ткнув пальцем в направлении жижи и осколков на полу.

Николенька зачислил бабушку Марусю в ту же категорию, к которой принадлежали мама, дедушка и Вероника — любители поцелуев и тисканья его, Николеньки. Любовь нужно терпеть, «давно» понял Николенька. Вот папа его «не любит», потому что он самый сильный. К потолку подбрасывает, ух, высоко! Закружит — голова как волчок. Николенька изо всех сил упирается, тянет, тянет, а папину руку в локте разогнуть не может. Папа редко целуется, только иногда взлохматит ему волосы и улыбнется по-особому.

Бабушка Маруся, когда уходили от нее, осыпала Николеньку поцелуями — точно Вероника. Но тетушка никогда бы не сказала ему как взрослому, не прошептала на ушко:

— Не думай, что я сопля бесхребетная. У меня характер железный.

По дороге домой Николенька выяснял у папы разницу между хребетной и бесхребетной соплей. «Мало нам воспитательниц!» — думал Павел.

После их ухода Мария Петровна