Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

— Меня только что предупредили по телефону, что полиция арестовывает всех, кто у нее на подозрении. Самое разумное для меня — немедленно уехать.

— Но куда ты поедешь?

— Лучше, если ты не будешь этого знать.

— Но я имею право знать, мой мальчик.

— Пожалуйста, мама, положись на меня. До свидания. До скорой встречи.

— Береги себя, Эйб.

— Не беспокойся. Завтра позвоню.

Он наспех поцеловал ее, потом она услышала, как он включил мотор и машина тронулась с места. Первым ее побуждением было попытаться остановить его. Упросить вернуться и не покидать ее. Но тут же она спохватилась: надо во что бы то ни стало успокоиться, потому что грудь пронзила острая боль. Сердце отчаянно забилось, ей стало трудно дышать. Ее единственный сын — и так к ней относится. Ведь она пожертвовала ради него всем. Посвятила ему всю себя. Куда он поехал? Где будет жить? Она легла на спину, стараясь дышать ровнее. Почему он не относится к ней, как подобает сыну? «Завтра позвоню». А что, если он забудет позвонить? В парадную дверь громко постучали. И тотчас же зазвонил звонок. Она с трудом поднялась, нащупала ногами домашние туфли. Едва переводя дыхание, натянула халат. И все это время по дому разносился громкий стук и звон. Она открыла дверь и перед ней предстали два сыщика в штатском.

— Здесь живет Эйб Хэнсло?

— В чем дело? — Она почувствовала, что у нее цепенеет в груди.

— Где он?

— Его нет дома. Он ушел. И еще не (вернулся, — выпалила она единым духом.

— Прочь с дороги, — скомандовал один из сыщиков.

— Вы не имеете права входить в мой дом!

Она попыталась захлопнуть перед ними дверь. Но они толкнули так сильно, что она упала на пол. Ее мучило удушье, она стала белой как полотно. Второй сыщик, тот, что помоложе, взял ее под руку и проводил в спальню. Она тяжело опустилась в кресло. Грудь готова была лопнуть, тело покрылось холодной испариной.

Полицейские начали тщательный обыск, переходя из комнаты в комнату. Она ничего не понимала. Только чувствовала ужасную боль в груди. Если бы только было легче дышать! По лицу градом катился пот. Спустя некоторое время сыщики снова появились в спальне.

— Где же твой сын?

— Не знаю, — с трудом выдавила она.

— Когда он ушел из дому?

— Он сегодня не возвращался.

— Перестань говорить чепуху.

— Он не возвращался.

— Тогда кто же, черт побери, спал в его постели?

— Не знаю.

— А почему открыт настежь шкаф?

— Не знаю.

— Почему у него в комнате горит свет?

— Не знаю, не знаю, не знаю.

— Лучше скажи все как есть, а то мы тебя в тюрьму посадим. Где он?

— Не знаю.

— Хочешь подумать об этом в камере?

— Оставь ее в покое, — сказал младший из двух. — Все равно от нее не добьешься толку.

— Ну хорошо, да поможет ему бог, когда мы все-таки найдем его. Завтра ты увидишься с ним?

— Не знаю, — повторила она.

После того как они ушли, она продолжала сидеть в кресле, согнувшись в три погибели от боли. Теперь ее дыхание стало совсем слабым и прерывистым, в висках глухо стучало. Тело взмокло от пота. Она сделала попытку подняться с кресла, чтобы позвонить Флоренс, но не смогла.

— Видит бог, это правда. Я не знаю. Правда, Эйб, я не знаю. Не знаю. Не…

Она так и не закончила фразу. Повалилась в кресло, запрокинув голову с широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас.

Днем к ней приходили знакомые и тщетно стучали в дверь. Дважды звонил телефон, но мертвая женщина продолжала сидеть в кресле. Она по-прежнему смотрела в потолок, и ее одутловатое лицо было искажено болью.

Глава пятая

Эндрю старался поудобнее устроиться на заднем сиденье автомобиля, но любое положение причиняло невыносимую боль. Глаза по-прежнему жгло, и он попробовал сосредоточить взгляд на Руфи. Она смотрела прямо перед собой и упорно молчала. Эндрю беспокойно заерзал. Ему было очень неудобно в дамском халате, накинутом поверх нижнего белья, который к тому же едва сходился на нем. Над самым Коммоном, точно одеяло, простерся густой туман, и Эндрю поежился от холода. Странно, только что в квартире Руфи он изнемогал от жары. А может быть, ему только казалось, что жарко. Через открытое переднее окно в машину врывались потоки холодного воздуха.

— Как ты себя чувствуешь, Энди?

Боже, не хватало еще, чтобы она надоедала ему своими заботами!

— Ничего, — отрезал он.

— Закрыть окно?

— Пожалуйста, не надо со мной нянчиться.

— Я только беспокоюсь о тебе.

В течение долгого времени они хранили неловкое молчание. Энди хорошо знал, что Эйб не склонен к мелодраме, и если он сказал, что дела обстоят серьезно, значит, так оно и есть на самом деле. Проклятье! Надо быть готовым ко всему, а он в таком состоянии. Одет в женский халат, под которым одно лишь нижнее белье. Во всем теле адская боль. Колено тоже ломит. Эта свинья Кеннет, должно быть, все точно рассчитал. Заранее обсудил с Джеймсом. Как он попался в ловушку! Просто сам напросился, чтобы его избили. Интересно, что стало с Мириам?

Из-за угла выскочила машина, ослепив их фарами. Может быть, это Эйб? Нет, что-то непохоже. Может быть, полицейские? Он инстинктивно наклонился, и голова закружилась. Он крепко ухватился за сиденье.

— Что с тобой, Энди?

— Я чувствую себя хорошо, просто отлично. Пожалуйста, не беспокойся.

Руфь обернулась и испытующе посмотрела на него. Надо держаться, подумал он, нельзя, чтобы сейчас кружилась голова. Положение очень серьезное. Нельзя, чтобы Руфь вот так смотрела на него. Их нагнала какая-то машина и резко затормозила, так что шины пронзительно взвизгнули. Из машины выскочил Эйб и после минутного колебания сел рядом с Руфью.

— Хелло! — воскликнул он, едва переводя дыхание.

— Хелло, Эйб, — сдержанно ответила Руфь.

— Что с тобой, Эндрю? — спросил он, не обратив внимания на холодность Руфи.

— Нечто вроде несчастного случая. Это произошло после того, как мы расстались с тобой.

— Ты сильно пострадал?

— Нет, это не тот случай, когда надо извещать родных. Так, несколько пустяковых ран. Все в порядке. Ты лучше скажи, что стряслось.

— Полиция вышла на военную тропу. Начались повальные аресты.

— Откуда ты знаешь?

— Взяли Джастина. Мне позвонила Флоренс.

— Вот дьявол!

— Могут и других арестовать по обвинению в государственной измене.

— Это не особенно приятно.

— Вот почему я подумал, что разумнее всего уехать как можно скорей.

— А ничего, что мы явимся к Альтману ночью?

— Думаю, ничего. Я уверен, он поймет, что положение очень серьезно.

— Отлично. По дороге надо будет заскочить в Грасси-Парк и взять что-нибудь из одежды.

— Правильно. Миссис Каролиссен — первая остановка.

Казалось, Эндрю почему-то колеблется. Руфь продолжала смотреть прямо перед собой. Эйб пристально взглянул на Эндрю, потом на Руфь — он не мог понять, что произошло между ними.

— Ну как, едем? — спросил он.

— А как насчет нее? — процедил Эндрю.

— Кого ты имеешь в виду? Руфь? Она должна ехать с нами. Разве к ней уже не приходила полиция?

— Они были у нее вечером в понедельник; искали меня. Руфь, тебе придется ехать с нами.

— Я остаюсь в городе.

— Пожалуйста, будь разумной, дорогая.

— Никуда я не уйду из своей квартиры.

— Прошу тебя, Руфь.

— Я не собираюсь прятаться.

Эндрю с мольбой смотрел на Эйба. Руфь сидела с неприступным видом и даже не повернула головы.

— Послушайте, Руфь, — начал Эйб. — Ей-богу, они придут за вами. Если объявят чрезвычайное положение, вас могут упечь на любой срок.

— Право же, я не такая важная птица.

— Они арестуют вас.

— Я не боюсь.

— Дело не в том, боитесь вы или нет. Надо действовать разумно.

— Ну, пожалуйста, Руфь, — снова принялся упрашивать Эндрю, — ты мне очень нужна. — Он почувствовал, как напряжение ослабло и она чуть-чуть смягчилась.