Ниоткуда с любовью

…Она сразу поняла, что что-то не так. Той ночью — всего лишь двое суток назад, а не вечность, как казалось ей теперь. Она знала, что Нина должна приехать и переехала в большой дом — все равно собираться всем вместе. В ту ночь она задремала, дожидаясь родителей, а проснулась как от резкого толчка — от кошмара. Сердце безумно колотилось, вокруг были непривычные стены отчего дома. В этот момент за окном раздались громкий смех и оживленные разговоры. Свет фар мелькнул совсем близко, закрылась гаражная дверь — вернулись родители. И в тот миг, когда с безумно колотящимся сердцем Полина сошла по ступенькам вниз и пересекла свой тревожный взгляд с веселым отцовским и слегка удивленным — маминым (они не ждали, что она окажется дома), в гулкой пустоте большой комнаты раздался звонок телефона.

…Ее сестра погибла в авиакатастрофе. Будучи стюардессой и имея недурной стаж перелетов, не смогла преодолеть тот самый, последний, что вернул бы ее домой.

— Поль, надо поесть. — Молчание. — Поль.

Во всем происходящем в наших жизнях есть порой что-то мистическое, после чего не верить в судьбу кажется практически невозможным. Ведь то, что произошло, было не насмешкой над… ну хотя бы над сестрами. Все это было насмешкой над жизнью как таковой. А вообще… думать над подобным, анализировать все это — значит, испытывать судьбу еще больше.

Авиакатастрофа. Самолет с отказавшим прямо перед приземлением двигателем совершил жесткую посадку и развалился на две части. Погибли десять человек, более семидесяти пострадали. Среди этих погибших оказалась и Нина.

Полина все никак не могла отогнать от себя мысль, о чем думала ее сестра, когда поняла, что с самолетом что-то случилось? Думала ли она о том, что погибнет? Что погибнет именно она? Наверное, нет. Хорошо, если бы нет.

Родители выехали на опознание.

…На поминках Полька молчала. Не произнесла ни слова. Слева сидел Родион, справа — Машка. По другую сторону стола, как раз напротив, запихнули Красовского. Мать с отцом возглавляли стол, по периметру разместились родственники и прочие друзья семьи. Была даже мать Красовского и Вики, появляющаяся всегда внезапно, как по мановению волшебной палочки, когда ее совсем не ждали. Высокая, худая, с выпирающими костями, с обветренным и постаревшим лицом, она мрачно и исподлобья всматривалась в каждого человека и не выпускала из рук столовые приборы. Разговаривала исключительно с Викой. Попыталась было включить в эти беседы и Красовского, но тот остался неприступен. Понятно, что никто из основных участников этого действа не жаждал вести какие-то разговоры.

Правда, родственники не жалели утешительных и сентиментальных слов, вспоминая то, чему никогда не были свидетелями, но честно отрабатывая закуски.

В какой-то момент Полька почувствовала, как ее мутит, как кружится голова, так что сил нет сидеть, зажатой за этим столом и участвуя в этом фарсе. Она была на спектаклях и правдоподобнее этого и даже Родион, всю дорогу жаждущий запихнуть в нее еды, казалось, фальшивил.

Пытался скрыть за этими уговорами неумелую попытку утешить.

- Что-то не припомню, чтобы тебя назначали моей нянькой, — прошипела она, бросая вилку с ножом на стол. Они обиженно звякнули, но никто (или почти никто) не обратил на это внимание. Проследив за следами, рассыпавшимися по скатерти, Полина отодвинула стул и выскочила из комнаты.

Ушла наверх, укрылась пледом и спряталась от света, который обнажал все слишком ярко. Слишком.

Ее бесил и раздражал этот дом, но она бы ни за что и не при каких обстоятельствах, не вернулась в их с Ниной квартиру. И вообще… лежать вот так и не двигаться с места, прося лишь о том, чтобы никто тебя не трогал — это было все, чего она хотела. В маминой тщательной укомплектованной аптечке она, покопавшись, нашла снотворные таблетки и, поднявшись в комнату, быстро выпила одну, запив водой. Пару секунду потом еще колебалась — может быть, надо было выпить сразу две? Но нет, какие-то отголоски разума в ее голове всколыхнулись вовремя, чтобы Полина не сделала ошибки.

С сомнительным наслаждением она вытянулась на кровати, в ожидании, когда таблетка вступит в силу. Комната была гостевой и в точности напоминала еще одну такую же комнату напротив. Изначально предполагалось, что это комнаты сестер, но кроме некоторых их вещей, ничто не говорило здесь о постоянном присутствии человека.

- Всю жизнь вы спите в одной тесной комнате! — едва ли не со слезами в голосе говорила мама при переезде. — А в доме у вас у каждой будет своя — и вы сможете делать с ними все, что захотите! — Увы, даже это оказалось не аргументом.

Здесь они жили, приезжая к родителям.

В той, что числилась за Ниной, Полина не была уже довольно давно. Очень давно. Ох, ну же, таблетка!

В коридоре послышались шаги — нет, пройдите мимо! Кажется, Маша. И Родион. Да, точно они.

Нина, почему никто не желает оставить меня в покое?

Маша и Родион стояли перед дверью, но входить не спешили.

- Надо оставить ее в покое. Она не захочет тебя видеть. Как и любого другого из нас. — Маша перегородила дверь, мешая ему пройти.

- Она просто вид делает, — бросил Родион сквозь сжатые зубы. — На самом деле в такие минуты никто не хочет быть один!

— Она же не зря ушла… Нужно уметь уважать чужие желания! — пожала плечами Сурмина.

— Я бы тоже сбежал оттуда! Как можно спокойно побывать там и не уйти сумасшедшим? А ты видела бабулю? А родственников, которые только имя Нинино и помнили?!

- Я не знаю, как утешать в такие минуты, что делать… — растерянно признала Маша.

- Ничего. Нужно просто быть рядом. Иное не поможет, — сказал, ступив на площадку, Красовский. И кивнул Родиону: — Иди.

Помедлив, как перед глубоким прыжком, Родион открыл дверь и скрылся внутри.

В комнате царила тишина. Полина лежала на кровати, укрывшись пледом с головой. Родион осторожно обогнул кровать, подошел ближе… Она спала. Дышала мерно и глубоко. Ничто не могло потревожить ее сон. Ничто.

Она не слышала, как разъезжались родственники; как покинула дом мать Вики и Олега, безуспешно пытавшаяся поймать взгляд сына; не слышала, как Родион и Маша убирали посуду со стола, как отец уронил и разбил горсть тарелок и растерянно смотрел на разлетающиеся осколки; не слышала звуков скрипки матери, играющей без остановки несколько часов подряд; не уловила всех неприятных формальностей, связанных с катастрофой, в которых не могли и не хотели разбираться ее родители. Она не увидела, как утром уехали Олег с Машей, а вместе с ними и Родион.

Но когда с тяжестью в сердце с ломотой во всем теле, она с трудом распахнула, будто расклеила тяжелые веки, Расков сидел в кресле у ее кровати. Дремал, накрывшись одной из газет, в которой она писала в детстве. И вмиг навалилось сразу все и все вспомнилось, выбивая из нее остатки дыхания, и стало понятно, что отсрочка была лишь временная, тяжелая и не самая приятная.

Она села на кровати, потому что дыхание стало не помещаться в ее организме, и она почувствовала, как задыхается. Сумерки клонили день к вечеру, и не было спасения в наступающей ночи, не было совершенно. Полина взмахнула рукой и сбила телефон с прикроватной тумбочки.

От производимых ею звуков Родион распахнул глаза и сразу понял все. Вмиг подскочив к ней, он крепко сжал ее, терпеливо пережидая, пока она билась в его руках, как попавшая в силки птица и кривила рот в беззвучном рыдании. Потом успокоилась, задышала медленнее. Легла.

- Лучше?

Лучше тебе, Полька? Лучше или хуже? Сравнительная степень прилагательных «хороший» и «плохой». Не вызывает никаких эмоций, будто написано черным по белому в учебнике.

Она пожала плечами. Помотала головой.

Он посмотрел пытливо и покрутил перед ее глазами зажатый в пальцах пузырек со снотворным.

- Не пей их больше. Это ничего не изменит.

Жестко. Спасибо. Она отвернулась, уставилась в окно. Уже темнело.

- Как долго я спала?

— Больше суток.

- Зачем ты здесь, Родион? То есть, почему ты еще здесь?