Шаг назад (СИ)

Сейчас участковый как раз подходил к дому человека, которого и подозревал в страшном преступлении. К дому сына Ерашей. Не собирался он его задерживать, хотел поговорить. Просто поговорить.

Лёшка, сын убитых, оказался дома. Участковый постучал, и почти сразу же дверь распахнулась, и на пороге возник долговязый парень лет тридцати. Опухшее лицо Алексея и ядреный запах перегара сообщили Тойвовичу о многодневном запое.

– А, это ты, – протянул Лёха, глядя на участкового стеклянными глазами, – заходи, давно жду. Уже сам собирался.

Хозяин дома развернулся и пропал в темноте жилища, участковый последовал за ним.

Квартира была насквозь пропитана убойной композицией запахов табака, пота, грязного белья, плесени и рвоты. Казалось, сделай вдох поглубже, и лёгкие мгновенно перестанут функционировать, не выдержат столь ядовитого воздуха.

– Собраться дашь? Или так, сразу арестуешь? – раздалось откуда-то из глубины квартиры.

– Свет включи, – спокойно ответил Тойвович, снимая фуражку и приглаживая редеющие волосы, – чё в темноте-то обитаешь? Я пока просто поговорить зашёл. Считай неофициальный визит.

Лёха вдруг появился возле участкового, щёлкнул выключателем на стене, и тусклая лампочка осветила коридор.

– Ну проходи тогда, вон на кухню, – хозяин жестом руки пригласил гостя.

Оба прошли к столу. Сергей Тойвович вытянул ногой из-под стола табуретку и сел.

– Только тут света нет, извини. Лампочка сдохла.

– Да и ладно. Хватает из коридора, – сказал участковый и открыл свой потрепанный портфель. На стол он выставил бутылку водки и пакет с заботливо приготовленными женой бутербродами.

– Ого, – удивился Алексей, – визит-то, смотрю, совсем неофициальный.

– Я ж говорю, поговорить надо для начала. А там поглядим. Стаканы доставай!

Хозяин достал из навесного шкафчика две старенькие чашки, дунул в каждую и поставил на стол перед участковым.

– Бутерброды разверни пока, – сказал Тойвович, мастерски срывая пробку с бутылки сорокаградусной, – и садись давай, не мельтеши.

– Сесть, похоже, успею, – грустно и обреченно пошутил Лёха.

– Это да. Но всему своё время.

Сергей Тойвович разлил водку, обе чашки заполнились ровно на треть. Лёшка вынул бутерброды из слегка запотевшего пакета и положил их на тарелку. Затем взял вторую табуретку и сел рядом с представителем власти.

– Ну давай, – Тойвович поднял одну чашку, – за родителей твоих. Пусть земля им будет пухом!

Лёшка промолчал. Взял чашку со стола и резко опрокинул в себя её содержимое. Участковый внимательно следил за ним. Затем медленно выпил свою водку, довольно крякнул и поставил чашку обратно на стол.

Закусывать оба не стали, Лешка только занюхал кулаком. Участковый сразу взял бутылку и вновь наполнил чашки ровно на треть.

– Между первой и второй, как грится, наливай ещё одну! Давай теперь за тебя дурака.

Лёшка также молча взял чашку со стола и также нервно закинул водку внутрь себя. Участковый также внимательно проследил за тем, как хозяин выпивает, и лишь затем медленно выпил свою порцию.

– Ну что, расскажешь? – спросил участковый захмелевшего Лёху.

– А чего рассказывать-то? Ты ж всё знаешь, Тойвович. Я это. Я их прирезал. Больше нечего рассказывать.

– Это ты зря, брат. Рассказать всегда есть что. – Участковый достал пачку сигарет из кармана и зажигалку, – просто так ты их убил, что ли? Не думаю. Я почему пришёл, потому что мне не по хуй как всё случилось. Чувствую, что-то не так. Если бы мне было насрать на всё это, на тебя, то приехали бы за тобой следаки районные и всё. Я бы и заморачиваться не стал. – Тойвович сунул сигарету в рот и чиркнул зажигалкой, – так что давай, не темни и рассказывай!

Лёха сидел и смотрел в одну точку на стене. Он был готов сорваться, участковый это чувствовал. Что-то помимо вины за содеянное грызло его душу, заставляло ненавидеть себя и казнить.

Не мог Лёха просто так взять и убить родителей, не мог. Не такой он злодей был. Выпивал редко, по шмарам местным не шастал, да и вообще последнее время в посёлке редко появлялся, вкалывал вахтой на карьере в соседнем районе. Парень работящий, с руками из нужного места.

Да с родителями отношения у него были, мягко говоря, натянутые, а если по-честному, то старики от сына отказались давно. Но он-то их не забывал всё равно, часто заходил просто проведать, узнать, не нужна ли какая помощь. Он словно бы не замечал, что они его отвергают, не принимал этого.

Отношения Алексея с родителями испортились, когда он вернулся после учёбы в университете. Вернулся Лёха в родной посёлок не один, привёз невесту. Беременную невесту. Вот она-то родителям и не понравилась, прям вот костью в горле встала.

Много Лёшка тогда наслушался, очень много. И что невеста его гулящая, и что ребёнок-то не от него, и ещё много разной грязи. Невесте его Аленке доставалось и того больше. Больше и грязнее. Старенькие Ераши методично и зло портили жизнь молодым, пытаясь их разлучить.

Итогом стариковской бездумной травли чуть не стало страшное, роды у Аленки начались задолго до срока. Ребёнка врачам хоть и удалось сохранить чудом, шансов, что он будет жить, было мало. Да и саму Лёшкину невесту еле вытащили, пришлось жертвовать будущим потомством и резать по мечтам.

Лёха тогда впервые сильно запил. Практически жил под окнами родильного отделения и пил. Пил от страха, потому что не знал, кого в итоге отдаст ему больница живым, не хотел выбирать и не мог.

Тогда судьба сжалилась. Счастливый он забрал жену и дочку из роддома, но в родительский дом больше не вернулся. Молодая семья уехала жить и строить своё счастье в соседний город.

У Алексея был выбор. Трудный выбор, но был. И он его сделал. Он любил своих родителей, очень любил, но из-за этой любви чуть было не потерял свою ещё не окрепшую семью. Родители его выбор не приняли.

Свою семью Лёха потерял через пять лет. Что и как произошло, он не рассказывал никому, даже родителям. Просто однажды вернулся в поселок, одинокий и озлобленный.

Ераши сына обратно не приняли. Они вычеркнули его из своей жизни пять лет назад.

– За что ты их? Неужто из-за бабла этого чертового? – спросил участковый, разливая остатки водки по чашкам. Он уже довольно захмелел и боролся с наваливающимся пьяным сном.

Лёха неожиданно встал с табурета. От резкого движения его повело, и он чуть не завалился на спину, тоже был довольно пьян. Он подошёл к висящей на стене коридора куртке, достал из внутреннего кармана портмоне и вернулся к столу.

Уже сидя за столом, Лёха открыл портмоне и вытащил на свет фотографию. Маленькая смеющаяся девочка в костюме принцессы у новогодней ёлки, в руках подарки, в глазах безумное, детское, самое честное счастье.

– Красивая малявка! На тебя похожа, – заметил участковый, возвращая фото Алексею.

– Болеет моя мелочь, операция нужна срочно, – вздохнул Лёха, не отрывая глаз от фотографии дочери, – поэтому на карьер и устроился да шабашки любые беру. Жена от меня не берет денег, мы очень плохо расстались. Я ж дочку-то и не вижу. Случайно узнал, что операция нужна, Вконтакте вдруг увидел, что деньги собирают. Вот и стал впахивать как только мог, всё до копейки на счёт дочери отправлял. Но времени осталось мало, нужно срочно оперировать, а денег не хватало. Вот и пошёл к родокам за помощью. Не хотел, жуть как не хотел, но больше взять не у кого. – Лёха взял чашку и залпом выпил водку, – я ж думал, поговорю, объясню, денег в долг попрошу. Вернул бы я, зуб даю, вернул. Лишь бы мелкой операцию сделать. Да я на коленях их просил, блять. Умолял. А они...

Лёха махнул рукой и разрыдался. Просто закрыл лицо руками и упал на стол. Взрослый здоровый мужик ревел как ребёнок.

У Лехи был тогда выбор, плохой, но был. Но родители сами решили всё одной фразой: «Нечего было рожать выблядков! Лучше бы в роддоме тогда померли, и не нужно было бы деньги на них тратить».