Убийство по-венециански
Убийство по-венециански читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
- Очки, лорнеты, лупы!.. Доктора - сущие ослы, и все отчетливей я вижу лишь то, что вижу я как раз очень плохо. Тереза, разумеется, не возьмет на себя труд почитать мне, поэтому я попрошу Дзампони, чтобы он отпустил племянницу побыть моей чтицей. Она может помогать ему утром и приходить ко мне после полудня, поскольку мне вовсе не нравится, как произносит фразы Трапасси: манера у него быстрая и какая-то летучая.
Она сердита на меня за то, что я никогда ей не читаю. Ей бы мои головные боли!.. Порой это просто невыносимо, хоть териак [65] мне немного и помогает... Я больше не могу играть на клавесине... На меня больше не смотрят... Наверно, я становлюсь дурнушкой... Я в совершенном отчаянии... Я и сама стала плохо видеть, и мне все время холодно...
Иной холод обрушивается 28 декабря 1788 года на двойной охряный изгиб Канал Гранде, на перепончатоногих коней, несущих колесницу Нептуна, и на тритонов, изрыгающих изо рта тростник. Скованная толстым, кое-где неровным коричневым льдом, лагуна в мгновение ока превращается в цирк, переполненный канатоходцами, жонглерами, вожаками медведей и балаганщиками с диковинными уродами. Здесь глотают горящую паклю и расплавленный свинец, вытягивают изо рта десять локтей веревки подряд, Арлекин под самым носом у Панталоне наставляет тому рога, а Франчискина пляшет, выставляя напоказ ветхие нижние юбки, и фальшиво поет под тамбурин. Рыжая дымка от мясных жаровен поднимается в ледяной воздух, пропахший салом, мочой и винной бочкой. Лагуна, оглашаемая из конца в конец ревом волынок, служит также и залом, где устроили бал любители катания на коньках, и вид скользящих по льду пар наводит на мысль о брачном ритуале водных жуков. Одни образуют круги, другие танцуют сарабанду под звуки скверных скрипок, на которых проворно пиликают восседающие на подмостках деревенские музыканты, закутанные в шерсть и козлиные шкуры. Те, кто не решается выйти на лед, змеятся по берегу темной гусеницей. Здесь можно забыть обо всем. Прежде чем висящий в небе большой апельсин исчезнет за Ла Салуте, зажигают факелы, и по льду украдкой пробегает их тусклый розовый отблеск. Все это продлится до 10 января 1789 года, но поскольку с октября уже начался Карнавал, суматоха не стихает ни днем, ни ночью. Иногда все же надо и спать, и во время недолгой дремы кому-то снится сон.
Кто-то видит во сне, как совершает убийство, которое станет самым сильным ощущением всей жизни, необыкновенным поступком, облагороженным в придачу сладостными изысками фантазии. Спящий грезит, как на мостовой бутылочным осколком перерезает горло какому-то человеку, чье лицо видится туманным пятном. Известно, однако, кто этот человек, но личность его тут же забывается, а вот тепло липкой крови на руках, скрип разрезаемой плоти и скользящего по граниту осколка не забудутся никогда, как не забудется ни с чем не сравнимая полнота ощущений, почерпнутая в самом жестоком и самом древнем преступлении запретной черты.
Минотавр тоже мечется во сне, ревет, ворчит, вслепую скребет зудящее место. Развалившись в одном из закоулков лабиринта, чует он в его истоках и венах скорое пробуждение, угрюмое клокотание первобытных лав, плазму, что разольется пенными потоками среди больных меланозом [66] скал и пурпурных утесов, свистящий пар, чудовищное семя и разливы желе наподобие тех, что деревенские дети жмут из лопнувшей калины. Грядет время Атридов [67].
Признаки тому повсюду. Spina bifida [68], кретинизм, монголизм [69]. Никогда доселе не появлялось на свет столько монстров: с черепами, будто зажатыми между двумя досками, безглазые и безротые, Природой лишенные членов, с головою толще ствола, с зародышем в анусе, с ушами, растущими из спины подобно крыльям, с пальцами на плечах, с лишними ногами, покрытые густым волосом, носящие на себе безголового брата, чье тело выходит у них из грудной клетки, так что приходится постоянно быть опорой его торсу, поддерживать его ноги и возбуждать его естество. Кончились зимние холода, и вот уже выводятся из личинок странные насекомые, наступает время чудес. Знаки проступают на солнечном диске, луну окружает фосфоресцирующий пурпурный нимб, небо прочерчивают следы загадочных полетов. В глубине дворов обнаруживают высохшие трупы, будто сохраненные в битуме. Каждый соттопортегo [70] оборачивается западней, где могут перерезать горло. На ступенях находят маленьких детей со вспоротыми животами и вынутыми внутренностями. На порогах находят пакеты с волосами и высохшей кровью.
Оттавия купила себе очень красивый веер со вделанной в оправу лупой и изображением пляшущих вакханок.
- Можно подумать, мы в Древнем Риме, - говорит она задумчиво.
Трапасси задумчиво смотрит на свою чашку и думает, что же делать. Он обнаружил то, что видеть ему никак не полагалось, и знает, что человеку в черном об этом известно.
Человек в черном давно знает о роли двойного, если не тройного агента, исполняемой Трапасси, а сведения последнего достаточно посредственны, чтобы от них можно было отказаться. Однако до сих пор человек в черном выказывал некое подобие снисходительности, весьма не свойственной ни личности его, ни положению. Неизменно наводя на других леденящий ужас, сам он теперь боится возможного разоблачения перед Красной Мантией и другой Черной Мантией. Он ничего не хочет говорить аббату Пеллегрини. Все же он утешает себя мыслью о том, что, решившись выдать тайну, Трапасси рискует и собственной шеей. Между тем он обдумывает возможность упреждающей атаки.
Трапасси размышляет, не стоит ли ему придумать что-нибудь необычайное и значительное - про Ланци, например, чтобы завоевать доверие. С другой стороны, он знает, что доказательств представить не сможет. И в отношении другого обстоятельства - никаких доказательств и почти полная уверенность в том, что он сам подпишет себе приговор. Выхода нет.
Дабы не прерывать Карнавал и не объявлять общественный траур, смерть дожа поначалу держат в тайне. Увенчанный, подобно своему предшественнику, большой тапочкой [71], на трон вступает Лодовико Манин, слабый человек, которому судьбой уготованы страдания. Кончину прежнего дожа временно скрывают, что, однако, не помешает потратить на выборы Манина 189192 венецианских цехина: на свечи, конфеты, чаевые, табак, гребни, альманахи, карточные колоды и прочие безделушки. Происшедшая перемена становится причиной невиданных нарушений: нарушений тайны, нарушений траура, нарушений преемственности, нарушений беспорядка, и, в придачу ко всему, нарушен Карнавал, сумятица которого грозит воспрепятствовать любой попытке расследования или розыска, любому мало-мальски логичному поступку. Речь, собственно, о новом деле Ланци.
Испробованы противолихорадочные средства. Испробован хинин - новинка, от которой в голове звонят колокола и у женщин открывается неудержимое кровотечение. Кажется, что сходишь с ума. Ворочаешься, ослепнув от пота. Музыка доносится в спальню, и каждая барабанная дробь отдается болезненным эхом. При рвоте изрыгаешь длинные серебристые нити слизи, горькие донельзя. Причастия прекращены. Клистиры отвергнуты. Не проходит и часа, как из адского пламени переносишься прямиком во льды Коцита. Хрипя, рвешь на себе рубашку и, клацая зубами, зарываешься под меха. Малярия.
Мне жаль только, что я не видела, как бился он толстой башкой о стенки колодца, когда жабью его морду заливала черная ледяная вода и, выпучив глаза, икал он последним бульканьем своего призыва. Даже если он и не увидел белочку в золотой шапочке, по крайней мере, он испытал нечто новое, что происходит вовсе не так быстро, как думают некоторые. Интересно, а глисты умеют плавать?..