Птица колибри зимы не боится

С Костей-то у них отношения не сложились еще до нашего знакомства с Романом. Потом постепенно у них установилось нечто вроде шаткого перемирия. Мы с Ромой так надеялись, что постепенно они подружатся. Однако, как выяснилось, Ольга вела подпольную подрывную работу.

Мало того, что с Костей дома постоянно происходили какие-то неприятности, так она еще умудрилась настроить против него весь класс. Ему объявили бойкот. У мальчика чуть не случился нервный срыв. Мои многомесячные старания пошли насмарку.

Когда все выяснилось, на грани нервного срыва оказалась я сама. Я могла разом потерять все: и Романа, и работу, не говоря уже о хорошем образовании для сестры. Я уже готовилась подавать заявление об уходе, чтобы не вылететь из престижной школы с волчьим билетом. Но Роман, опередив меня, поступил очень благородно.

Не устраивая никаких разбирательств и не объясняя директрисе причин, он в одночасье перевел сына в другую школу, ссылаясь на свои личные обстоятельства. В результате никто в школе ничего не узнал.

Я ставила себя на его место и живо представляла, как отнеслась бы к людям, которые устроили бы такое Ольге. Однако Роман и тут повел себя на удивление мягко и терпеливо. «Будем встречаться пока без них, — сказал он, — полгодика переждем, они подрастут, остынут, тогда разберемся».

Но во мне уже что-то сломалось. Наверное, это было то самое, чего мне не хватало — настоящей любви к Роману. И еще, вероятно, я отношусь к тому типу женщин, которые не могут быть вполне довольны и счастливы, просто принимая любовь другого. Хотя он и готов обеспечить мне безбедное и беззаботное существование на всю оставшуюся жизнь. По-моему это нечестно ни по отношению к человеку, с которым живешь, ни к детям. В данном случае, к Ольге и Косте.

И я предложила Роману вообще на какое-то время расстаться. Пусть страсти утихнут. Если наши чувства останутся прежними, тогда и посмотрим. Рома, наверное, меня очень любил, потому что хоть неохотно, но согласился на мое условие. Тем более, что ему предстояли длительные деловые поездки, и он надеялся, что за это время все наладится само собой.

С Ольгой у нас состоялся самый серьезный в жизни разговор. Я совершенно не ожидала от своей маленькой сестры столь расчетливой жестокости. Разговор наш длился не один день. Потому что Ольга мне не сразу открылась. Но в результате мне стало ясно: с ее точки зрения, это была не жестокость, а жестокая необходимость. Она, подобно дикому зверьку, всеми силами и доступными средствами защищала свое гнездо. И меня защищала. Совершенно искренне защищала. Ведь, как выяснилось, Костя тоже с ней боролся, по-видимому, в свою очередь защищаясь и отстаивая безраздельное право на Романа. Потеряв мать, он боялся потерять и отца.

Он не уставал при каждом удобном и неудобном случае напоминать Ольге, что мы с ней явились сюда на готовенькое, но пусть она не раскатывает губы, — это, мол, ненадолго. У отца телок, вроде меня, навалом было. Он таких, у которых гроша за душою нет, сколько угодно может купить. И я ему скоро надоем. И скоро нас вытурят. И он, Костя, будет очень рад. Потому что «эта училка» у него уже в печенках сидит.

И еще он предупреждал Ольгу, что когда его папа нас выгонит, подарки придется вернуть, потому что он дарит их только временно. И в результате у Ольги вообще ничего не останется, кроме занудной сестры-училки, а они с папой поедут на Кипр. И все лето будут плавать на собственной яхте и летать на собственном самолете, который папа обещал подарить ему, Косте. И это уж точно будет подарок навсегда. Потому что ему, Косте, отец дарит подарки насовсем. Потому что он его любимый сын, и нужен ему. А Ольга никому не нужна. У нее даже мамы и папы нет. Наверное, они были какие-нибудь бомжи и ее бросили, а дура-училка подобрала. Только пусть Ольга особо не расслабляется. Училка найдет себе мужика, который детей не любит, и выгонит ее.

В нашей с Романом истории не было правых и виноватых, но все оказались пострадавшими. Увлекшись друг другом, мы совершенно забыли, сколь болезненно воспринимают дети любые изменения в семье. А наши дети и без того были ранены, и мы обнаружили это слишком поздно. До того поздно, что исправить положение было уже совсем трудно.

Когда именно Роман вернулся из своих поездок, не знаю. Он мне не звонил. Я тем более не искала с ним встреч. Лишь полгода спустя мне пришло письмо, из которого выяснилось, что они с Костей теперь живут в Канаде и собираются там осесть. Он звал меня приезжать, уверял, что его дом всегда для меня открыт и я могу стать в нем полноправной хозяйкой. Но в его приглашении ощущались холодность и принужденность. Словно Роману было неловко не выполнить данное обещание. Видимо, у него тоже в душе перегорело. Я предпочла вообще ему ничего не отвечать. Он прислал еще поздравление на Новый год. Я опять не отозвалась, и больше писем не приходило.

— Не была бы тогда дурой, жила бы сейчас в Канаде — продолжала бередить мои старые раны Гета. — И Ольга бы твоя не за Ярика сейчас выходила замуж, а за какого-нибудь канадского Джона. Хотя они там вроде позже женятся. Я бы в гости к тебе ездила. Но, с другой стороны, чего в этой Канаде хорошего? Хрен его знает, как он там устроился. Слушай, — вдруг словно бы осенило ее. — Я только сейчас сообразила: может, Роман тогда тебя сразу с дальним прицелом обхаживал?

— Это как? — оторопела я.

— Понимаешь, в Канаду в один день не съедешь. Значит, Роман наверняка заранее готовил плацдарм. А зачем, спрашивается? Наверняка, у него здесь какие-то проблемы возникли, и пришлось сваливать. Но ведь вы уже встречались, а он ничего тебе не говорил. Не говорил, — с многозначительным видом повторила подруга, — а жениться хотел. А в последний момент поставил бы перед фактом. Куда тебе деться? Иными словами, специально подыскивал себе жену без претензий, которая не взбрыкнет, когда обнаружится, что уровень жизни у вас там хуже, чем здесь. Тут за несколько месяцев ты ни к чему бы по-настоящему не успела привыкнуть, а по сравнению с дозамужней твоей жизнью тебе бы и в Канаде все раем показалось.

— Фантазии у тебя, Гетка!

— Ничего не фантазии, — стояла она на своем. — Он тебе какие-нибудь фотографии в письме прислал?

Я покачала головой.

— А не прислал, потому что нечем похвастаться, — развивала свою догадку Гета.

— Да он вообще больше меня не приглашал.

— По этой же самой причине. Небось совсем обеднел.

— Напридумала глупостей! — вздохнула я. — И что у тебя, Гетка, все в деньги и недвижимость упирается! Вон даже мое будущее личное счастье квартирой измеряешь. Наверное, самое главное все же любовь.

— Любовь — штука хорошая, — согласилась она. — Но только при наличии всего остального. То есть в двадцать лет можно и без остального, — уточнила она. — Хотя, как показывает опыт, твоя Ольга и в двадцать от недвижимости не отказывается и даже очень о ней думает. И о владении, и о преумножении. А уж в нашем с тобой возрасте, дорогая моя… — Она выдержала короткую, но выразительную паузу. — Любить надо с комфортом. Рай в шалаше — не для нас. Цистит заработать можно. Представь себе секс в машине. В наших, к примеру, отечественных «Жигулях», — подругу мою от такой перспективы даже передернуло. — Антисанитарно. Бензином воняет. И не развернешься.

— Гета, я тебе говорю о любви. При чем тут секс, да еще в «Жигулях»?

Она расхохоталась:

— А ты собралась любить без секса? Подруга, — глаза ее плутовски блеснули. — Если ты решила сосредоточить свои поиски на импотенте, шанс у тебя есть. Только и с импотентом в конечном итоге придется где-то жить. Если не спать, то жить. И жилплощади даже больше понадобится. Потому что спать вы наверняка будете в разных кроватях, а еще лучше — в разных комнатах.

— Почему? — решила выяснить я, хотя не собиралась себе никого искать, а уж тем более импотента.

— А какой, извини меня, смысл, спать в одной постели с храпящим мужиком, если он ничего не может? Ради чего мучиться?

Ответа на сей риторический вопрос у меня не нашлось, и я лишь пожала плечами.