Записки городского хирурга

– Так попросите, чтоб кто-нибудь помог! Так же нельзя! Вы меня всего растрясете! Ой!

– Где ж их взять? – скривился медбрат, в очередной раз напоровшись на стену.

– Вот, что я говорил! – развел руками Миша. – Это медбрат от терапевтов на гастроскопию больного повез. Торопится, у него еще двое на очереди. А он – один.

– Так куда ж санитары делись? У нас и медсестра и санитары были, все как положено.

– Дмитрий Андреевич, я вас умоляю, ну кто ж в Питере за такие гроши пойдет в приемник убиваться? Тут и так почти одни студенты-старшекурсники подрабатывают. И те, если что не понравится, увольняются. Текучесть кадров просто колоссальная.

– Ловко, где вообще наша замечательная медсестра? Я уже полчаса в приемнике нахожусь и пока ее не наблюдаю.

– Так наша Анна в шоковой операционной тяжелым больным занимается. Шок же недавно привезли!

– В чем функция Анны в операционной?

– Самая, пожалуй, важная на начальном этапе. Надо больного раздеть в предоперационной, переписать все вещи, уложить в пластиковый мешок, завести историю болезни, передать телефонограмму в милицию, много еще всего. Ее может долго не быть.

– Так, а как с больным поступать?

– Ну, сами сейчас возьмем у него анализы, отвезем на рентген, на УЗИ. Вон родственники помогут.

– Ага! – согласно закивали таджики.

– Все сами? – поразился я.

– Ну да! – подтвердил Виктор. – Приходится выполнять и санитарские и медсестринские обязанности. Но вы не переживайте, мы без вас с Мишей все сделаем. Вон, кажется, еще одного везут. Тоже, похоже, таджик.

Очередной больной, доставленный «Скорой» в сопровождении многочисленных земляков, на проверку оказался узбеком. Но стонал и перекашивал лицо так, что предыдущий таджик отвлекся от самосозерцания и, вытянув шею, потрясенно осмотрел на собрата по напасти.

– Брат, помоги! Доктор, Фируз умирает, – услыхал я знакомые как под копирку слова.

– Обязательно поможем! – подтвердил я, сурово сдвигая к переносице брови. – Спасем твоего Фируза! Тебя как звать? – спросил я невысокого тучного узбека со стандартной поблескивавшей инеем трехдневной щетиной, в черной нейлоновой рубашке, но почему-то с зелеными пуговицами.

– Я – Якуб, доктор! Спаси Фируза!

– Ну, мы оставляем вам пациента? – бестактно встрял в диалог врач «Скорой помощи».

– Где сопроводительный талон?

– Вот! – протянул «скорик» исписанный мелким почерком стандартный бланк.

– Коллега, что вы тут за ерунду написали? – возмутился я.

– Где? Что такое?

– Вот! Что это за диагноз – «острый живот»?

– Обычный хирургический диагноз, – пожал плечами работник «неотложки» – Что вам не нравится?

– Дмитрий Андреевич, не кипятитесь, – вмешался подошедший Витя. – Тут так принято, «скорики» пишут «острый живот», им можно. Мы уже либо конкретизируем, либо снимаем диагноз.

– Безобразие! – кипятился я. – На Дальнем Востоке сколько с этим воевал, и в Питере то же самое.

– Больше 80 процентов тех пациентов, которых доставляет «Скорая помощь», мы отправляем домой. Нам, разумеется, такой диагноз непозволителен, но им разрешается. Они везут всех подряд, боятся пропустить острую хирургическую патологию, поэтому так и пишут. Они же не хирурги.

– Ну, и зачем нам тогда врачи на «Скорой»? В Америке вон парамедики работают. Чего шесть лет штаны протирать?

– Отчего же, есть и такие врачи, что и правильные порой диагнозы пишут. У нас, к примеру, в больнице принято, что если «Скорая» сразу написала острый аппендицит или желчекаменная болезнь, то мы их даже не смотрим.

– А кто же их диагностирует?

– Первая хирургия, они же – лапароскописты. В Питере почти все аппендициты и холециститы оперируются лапароскопически. По-моемому, они уже только за сегодня четыре аппендицита прооперировали и два холецистита.

– Здорово! Вот что значит век новых технологий! Мы, значит, без работы сидим.

– Нет, мы без нее не останемся, все алкоголики и гастрики – наши. Плохо, что аппендициты к нам редко попадают. Учится не получается.

– А, ты в этом смысле.

– Конечно, тут лет десять можно проработать и ни разу самому никого не прооперировать. Заведующий точно нам никого не даст. Раньше по экстренке давали хоть аппендициты. Сейчас и того нет. Вот приходится на крючках «висеть», каталки таскать и анализы разносить, – печально завершил Виктор.

– И что, совсем аппендицитов нет?

– Бывают, но очень мало. Если под маской «острого живота» неопытный врач привезет больного, тогда мы оперируем уже традиционным способом.

– Странно, а первой хирургии нельзя передать, раз у них все уже отработано?

– Нет! Так принято!

– Доктор, нас смотреть будешь? Фирузу совсем плохо, – робко напомнил о себе Якуб.

– Да, дорогой! Иду смотреть! Пусть ляжет на кушетку и освободит живот!

Осмотр Фируза показал, что и у него положительный симптом «хлопкороба». Проще говоря, очередной симулянт. Но положено обследовать. Назначил весь комплекс и отправил по этапу во главе с Мишей.

Надо сказать, что все иностранцы совершенно бесплатно у нас обследуются и оперируются, если необходимо, даже при отсутствии полиса.

Больше того, если они пережили операцию, то еще три дня могут лечиться бесплатно, только нужно оформить соответствующие бумаги и подписать их у главного врача. Далее положено заключать с ними договор, и они обязаны оплачивать дальнейшее свое пребывание. Надо заметить, в приличную копеечку влетает. Но мы – гуманная нация, и если у гастарбайтера нет денег, то он лечится до полного излечения бесплатно.

Мои знакомые, например, в Ташкенте в том же году загремели в их больницу с аппендицитом. «Добрые» узбекские эскулапы вытянули у них в общей сложности 15 тысяч долларов. Потому что они русские. По закону гостеприимства, надо полагать.

Другой мой знакомый ездил по делам в Израиль. И там, в Земле обетованной, воспалился у него червеобразный отросток. Участливые хирурги, кстати, наши бывшие соотечественники, обследовали его всего за 500 долларов. Вынесли верный диагноз одного из сложных видов аппендицитов – ретроперитонеального – и… предложили за 25 000 у. е. расстаться с рудиментом толстой кишки. Знакомый созвонился со мной, купил за 200 у. е. билет до Питера и, превозмогая боль, сел в самолет. Вскоре он оказался на нашем операционном столе, где мы ему совершенно бесплатно выполнили аппендектомию. Жизнь спасена, осложнений не последовало.

После Фируза доставили Раджаба в сопровождении Парвиза. Он нагонял тоску на окружающих нечеловеческим стоном и до крови кусал мясистые губы. По итогу и Сухроб, и Фируз, и Раджаб, и доставленный под утро Абдулло были обследованы согласно медико-экономичесим стандартам, принятым в нашей стране, и благополучно отпущены в к месту проживания.

По мере завершения диагностического поиска «тяжелобольные» поправлялись прямо на глазах. И после слов «Ничего страшного у вас мы не нашли, в оперативном лечении не нуждаетесь» плечи у страдальцев выпрямлялись, и они смущенно покидали помещение, забыв о своей благодарности. Один только Сафар, который сопровождал Сухроба, пытался всучить мне мятые, пахнущие семечками двести рублей.

Когда я вернул ему деньги, глаза его прояснились и он торжественно произнес:

– Спасибо, доктор. А Мамлакат Наханову я знаю! Я, как и ты, тоже был пионером, и наша дружина носила ее имя. После развала Союза ее имя не принято вспоминать. Молодые парни уже не знают, кто она такая.

– Главное, чтоб ты не забыл, Сафар!

Еще доставляли больных с острым панкреатитом, прободной язвой, желудочным кровотечением. Мне удалось ночью самостоятельно, в паре с Мишей, прооперировать больного с перфоративной язвой желудка.

Были еще какие-то операции. Ночью тоже принимали каких-то больных, но в памяти они не задержались. Рутина. Что-то еще оперировали. К утру к концу дежурства оказалось, что мы приняли 35 человек по приемнику. Десять положили на отделение, пятерых прооперировали. Ноги гудели, голова плохо соображала.