Судьба ведет(СИ)

- Ее, мать.

- А кто ей будешь?

- Был женихом...

- Вот как. Не знаю я, где она сейчас проживает, не знаю. Может подруги знают, подруг ее спроси.

- А были у нее в доме подруги?

- Была одна, Любка, из двадцать шестой, да только тоже уехала. Постой-ка, она, когда мать похоронила, вещички раздавать стала, ей их везти некуда было, в общежитии жила. Взяла только чемодан один: фотокарточки, книжки там, еще что-то по мелочи. Много нашим с дома раздала, кто что взял, а больше всего знакомой отдала. Щас вспомню... То ли Даша, то ли Дуня... Вот ведь вылетело...

- Дуся?

- Дуся, Дуся, точно.

- А Вы не знаете, где она жила? - осторожно спросил Альгис, боясь расплескать последнюю надежду.

- Почему жила? Все там и живет. Я ее часто коло магазина встречаю. Вот, кажись, вчерась и видела. У ней пенсия-то маленькая, так она в магазине уборщицей и подрабатывает. А живет... Адреса не скажу, не знаю, а как найти объясню. Тут рядом.

- Какая у Вас замечательная память! - не сдержал радости Альгис.

- Да какая уж память. Порой очки по пол дня ищу, куда задевала, но те времена еще помню, не забыла. Этими воспоминаниями и живу. Так объяснять тебе адрес-то?

- Да, конечно.

- Я ведь, откудова знаю. Сын мой, он акурат и помогал Ритке вещи к ней таскать, а потом как-то мне показал: письмо Ритке пришло, а она еще у ней, у Дуси, жила, ну, я и отнесла. Это вот, как из подъезда выйдешь, напротив, на той стороне улицы два дома, двухэтажные, стоят, ты меж ними пройди, упрешься в другой такой же дом, а вот за ним снова два, навроде, как вокруг одного четыре дома стоят. Так вот, как до тех дальних дойдешь, сворачивай в левый дом. Там домишки старые с одним подъездом, все грозятся сломать, дак надо людям квартиры давать, а квартир нынче не строют, так все и живут - дыры латают. Так вот, ты в подъезд войдешь и прямехонько в ее дверь и упрешься. Понял?

- Все понял. Как Вас зовут?

- Александра Семеновна, - недоуменно ответила старушка.

- Александра Семеновна, огромное Вам спасибо за Вашу душу отзывчивую, за Вашу память замечательную, за то, что времени своего на меня не пожалели. Спасибо!

- Так, пожалуста, я всегда рада чем-то помочь людям, ежели могу, - смущенно залепетала старушка, и на глаза ее навернулись слезы.

- Можно я Вас поцелую? - спросил Альгис.

Старушка захихикала и подставила Альгису свою морщинистую щеку. Альгис наклонился, приобнял ее и громко, но аккуратно, чмокнул.

- Еще раз спасибо Вам, Александра Семеновна, здоровья Вам крепкого и жить подольше, чтоб таким, как я, потерявшимся, помогать. До свидания, - и он побежал вниз.

- Беги, беги уж, - растроганно утирая слезы, проговорила ему в след Александра Семеновна. - Может, и сыщешь свою невесту.

А Альгис уже выскочил из подъезда и почти бегом устремился через дорогу на другую сторону улицы. Возле дороги его попыталась остановить компания подгулявших подростков.

- Мужик, дай закурить.

Но Альгис, не останавливаясь, одним жестом раздвинул толпу хулиганов и, не сбавляя шага, прошел дальше, бросив через плечо:

- Курить вредно.

Вслед ему раздался свист и матерная брань. В другой раз он бы остановился и поучил их литературному русскому языку, но сейчас ему было не до них. Его никто не преследовал, и вскоре он уже стоял перед старенькой обшарпанной дверью без звонка. Он постучал. За дверью не было слышно ни звука. Он постучал еще раз. И сразу услышал еще крепкий низковатый голос Дуси:

- Кто там?

- Дуся, - только успел произнести Альгис, как хозяйка его перебила.

- Что вы все ходите? Нету у меня ничего, нету, не гоню я давно! А они все ходят и ходят, алкаши проклятые. Не открою, уходи!

- Дуся, это я - Альгис!

- Кто?

- Альгис. Помнишь меня?

За дверью послышался глухой вскрик: "Ох!" - и что-то навалилось на дверь.

- Дуся, Дуся, что с тобой? - забеспокоился Альгис, испугавшись, что она упала в обморок. Но уже послышался звук открываемых замков и бормотание хозяйки. Дверь открылась, и на пороге, вытаращив глаза и прикрывая рот рукой, показалась невысокая полная, но крепкая, пожилая казачка, с редкой сединой в черных волосах, стянутых на затылке в тугой узел.

- Боженька милостивый, боженька милостивый, неужто живой, а говорили - тебя убили...

Но, увидев Альгиса, она раскинула руки и устремилась к нему.

- Альгис! Мальчик мой! Живой!

Он обнял ее.

- Живой, живой. Кто же это меня похоронил?

Дуся продолжая причитать и обнимать Альгиса, повела его к себе в квартиру. Усадив его в комнате на диване, она села рядом и, поглаживая по колену, стала разглядывать.

- Живой, здоровый, а красивый-то какой! Где ж ты пропадал столько времени? Как нашел-то меня? Голодный, небось? Щас я тебя оладышками накормлю со сметанкой, как ты любил. Как знала - напекла!

И она захлопотала у стола: убрала какие-то газеты, встряхнула скатерть и заторопилась на кухню.

- Дусь, да я на кухне могу! - крикнул ей вдогонку Альгис, но она уже бежала назад с миской пышных маслянистых оладий в одной руке и вазочкой со сметаной в другой.

- Чего на кухне. Сроду вы на кухне не едали, да и тесно у меня там, не повернуться. А ты садись к столу-то. Ой, тебе же руки надо помыть с дороги. Ну, пойдем на кухню.

На кухне Дуся, пока Альгис умывался, стояла сбоку с полотенцем на плече и поглаживала его по спине, как будто в очередной раз убеждаясь, что он не привидение, а реальный, живой. Усадив Альгиса за стол, она достала из старенького серванта графинчик с темно-красной жидкостью и две стопки и поставила на стол.

- Выпьешь со мной за встречу?

- Выпью. А говорила, что уже не гонишь?

Дуся усмехнулась, ничуть не смутившись.

- Самогон не гоню. Когда пенсии не хватало, гнала, продавала потихоньку. А вот уж третий год работаю... в магазине... уборщицей. Так гнать перестала. А это не самогон, это вино свойское. У нас у заведующей свой дом и свой виноград. Они его не знали, куда девать. Вот я и подсказала, как вино ставить. А им некогда, да и пачкаться не хочется. Так она мне осенью виноград привезет и сахару, сколько надо, я и ставлю. А потом она готовенькое забирает, ну и мне оставляет, не скупится. Попробуй-ка, у меня вино хорошее: пьется, как сок, а голову веселит, - приговаривала Дуся, подливая Альгису вино.

А он кушал оладьи, каких не едал двадцать пять лет, пил вино и молчал.

"Начинать сразу с расспросов о Марго, Дуся обидится, скажет, только за тем и пришел, и будет права. Надо как-то исподволь подвести ее к разговору о Марго", - думал он.

А Дуся, выпив с ним пару стопочек вина, раскраснелась, прослезилась.

- Вот ведь. Как пропал тогда, и ни слуху, ни духу. Ушел, даже вещи свои не забрал. Где же ты был-то?

- Да так, везде помаленьку...

- Ну, чего ты жмешься, мне-то все можно сказать, ты же знаешь: я - могила.

Альгис рассмеялся.

- Нет, Дусь, ты - не могила, ты - мавзолей. Вон, как сохранилась!

Дуся поддержала его своим раскатистым заразительным смехом, каким могут смеяться лишь деревенские уроженки, вскормленные теплым парным молоком и чистым деревенским воздухом.

- Ох! Уморил! Мавзолей!..

Но, когда она успокоилась, то с грустью посмотрела на Альгиса и со вздохом сказала:

- Значит, потеряла веру Дуся. А раньше все мне доверял, - и обидчиво поджала губы.

- Да нет, Дусь. Я ничего от тебя не скрываю. Просто не все вспоминать хочется.

- А ты расскажи, что хочется. Семья-то у тебя есть?

- Нет.

- Что так бобылем и живешь? - ахнула Дуся.

- Ну почему же, была жена, да разошлись наши пути-дороги.

- А детки?

- Своих нет. Но мне ее дети, как родные.

- Далеко они?

- Кто?

- Ну, детки эти. Да что я все из тебя вытягиваю! И о них вспоминать неохота?

Альгис усмехнулся.

- Это уже не детки, а два здоровых лба, по семнадцать лет им, школу в этом году закончили, поступили в институт.