Караван в горах. Рассказы афганских писателей

Город с его фруктовыми садами, цитрусовыми рощами, благоухающими нарциссами, пением птиц, окруженный поросшими лесом горами, покорил Самандара, стал ему родным. Самандар всем сердцем полюбил всю эту еще неизведанную красоту.

Заслышав пенье Самандара, танцовщицы становились еще грациозней, извиваясь, словно лозы под ветром, а мальчики-танцоры как завороженные слушали звуки саза.

Ублажая ханов игрой и пеньем, Самандар забыл деревню, в которой родился и вырос, высокие горы, аромат красных и белых маков на равнине. Он стал устадом Самандаром и был поглощен своим искусством и любовью к Бангаре.

Самандар ни в чем не испытывал недостатка. Но больше всего упивался поклонением женщин. Любая готова была подарить ему свою любовь. Но ни одна не осталась в сердце. Только Бангара. Ее Самандар не мог забыть. Бангара была певицей и танцовщицей. Неизвестно, откуда она явилась, но для Самандара она стала чем-то вроде спелани[Спелани — растение; согласно поверью, его семена следует сжечь, чтобы уберечься от сглаза.]. И сама она положила к ногам Самандара всю свою жизнь. Когда она танцевала и пела, Самандар не знал, чему отдать предпочтение, чарующему голосу, серебряному горлу, лебединой шее, черным кудрям, клубящимся словно тучи, глазам-миндалинам, алым, источающим мед губам, зубам-жемчужинкам или осиной талии. Но все это было не для Самандара — поденщика-крестьянина, а для Самандара артиста, певца, которого всякий желал заполучить к себе на вечер, затуманить его разум, сделать рабом города.

И забыл Самандар о родных краях. Красоту деревенской природы, запахи трав и цветов он променял на аромат духов и объятья прекрасных певиц. У Самандара было все. Много денег, всевозможные яства, роскошные наряды, чаре, опиум… Он был думом, и родители его стыдились.

Все, что зарабатывал Самандар, он тратил.

Каждый вечер карманы Самандара наполнялись банкнотами, а легкие — губительным дымом. Глаза его лихорадочно блестели в свете газовых ламп.

Годы текли как вода, а вода не возвращается. Самандару шел пятый десяток.

Самандар лежал на постели, устремив глаза в потолок. Картины прошлой жизни проносились перед глазами, как проносятся мимо окон экипажа деревья, зеленеющие поля, степи, горы, реки…

Навсегда врезался в память день, когда он замахнулся ножом на мальчишку Лату[Лату — прозвище, букв.: кожура от опийной коробочки.]. У него вырвали из рук нож: «Что ты делаешь? Ведь у мальчишки молоко на губах не обсохло!» И устад Самандар, прославленный музыкант, гордость всех вечеринок, устыдился: «Надо мне было связаться с этим молокососом! Пойду лучше к Бангаре».

Гнев прошел, но неприятный осадок остался. Сколько ночей танцевал Лату под аккомпанемент Самандара! Их обоих осыпали деньгами, мальчика украшали гирляндами из банкнот!.. Время шло. Лату рос и мужал. Из круглолицего мальчика он превратился в красивого юношу с талией тонкой, как у девушки, он научился играть на сазе, услаждал пеньем гостей на пирушках. Однажды Самандар возвратился домой с резкой болью в голове и во всем теле — сказывалось действие наркотиков. Бангара нежно его поцеловала. В порыве любви он ответил ей горячими поцелуями. И вдруг у Бангары с губ сорвалось:

— Мальчик Лату…

Волна ненависти и мести захлестнула Самандара. Плохо соображая, он спросил заплетающимся языком:

— Что? Что ты сказала?

— Я хотела сказать, что Лату — дерзкий мальчишка. Таращится на меня, так и ест глазами. Но ты не обращай внимания.

Две ночи Бангара где-то пропадала. Самандар валялся на своей смятой постели, мучимый лихорадкой и одним-единственным вопросом, который ему некому было задать. Тело горело будто в огне и ныло. Он кашлял кровью. Большой дом был пуст. Напрасно звал Самандар свою Бангару, она исчезла бесследно. Наркотики помрачили рассудок Самандара. Он набросил цадар и поплелся к своим прежним друзьям в кафе «Золотая роза». Там он увидел Сидо, одурманенного наркотиками. Когда Самандар спросил о Бангаре, тот расхохотался:

— Не знаю, друг, где твоя Бангара. Может, ушла куда-нибудь или сидит у своей сестры и болтает? Давай поедем, посмотрим.

У Самандара отлегло от сердца. Он подумал, что надо бы взять саз и заработать немного денег. Снова потянуло к чилиму.

Весна была в разгаре, ветер принес с полей аромат цветущего мака.

Скверно было на душе у Самандара. Через полчаса машина остановилась у какого-то дома. Из сада доносились звуки музыки, пенье, серебристый звон колокольчиков.

На Самандара, не успел он войти, посыпались просьбы: «Устад Самандар, спойте, сыграйте…» Но Самандару было сейчас не до музыки. Он едва стоял на ногах. С жадностью выкурил полный чилим и лишь тогда взял саз и запел:

Он не допел до конца — снова начался приступ кашля.

— Это у него от курения… У каждого свой срок. Может, поспит, тогда полегчает?

— Кто его привез?

Из глаз Самандара текли слезы. Он отложил инструмент, и тут юноша, тот самый мальчишка Лату, громко сказал:

— Сейчас, даст бог, устаду Самандару станет лучше, — и он запел веселую песню:

Раздался серебряный звон колокольчиков. Самандару стало еще хуже. В гневе он готов был задушить Лату, но в руках не осталось силы.

Серебристый звон колокольчиков стал явственней: «Иди ко мне, Бангара. Я жду тебя, Бангара!»

У Самандара будто повернулся в груди кинжал. В газовом свете появились танцовщицы. Самандар попытался встать, но в глазах потемнело. Ему чудилось, будто он лежит на земле, а все остальные парят в небе — там радость и музыка. Кто-то сказал:

— Господин учитель, давай посажу тебя в машину.

К вечеру больничный сад оглашался карканьем ворон.

Оно отдавалось в ушах Самандара, но он лежал молча, не открывая глаз.

Вдруг ему почудилось, будто его кровать стоит в саду, полном нарциссов. Вспомнилась родная Нангархарская долина. Из груди вырвался тяжелый вздох. Аромат нарциссов щекотал ноздри, проникал в отравленные, больные легкие. Губы Самандара дрогнули, и на них появилось подобие улыбки. Он услышал легкие шаги… Словно фея спустилась с неба. Он увидел свою Бангару в черной чадре, она принесла гирлянду из нарциссов. Он вдохнул чудесный аромат. Хотел коснуться рукой Бангары, но из-за слез, которые текли по его щекам, образ любимой расплылся и исчез.

Потом снова возник. Да, перед ним стояла Бангара, в черной чадре, с гирляндой из нарциссов. Но ведь он в больничной палате!

Самандар обхватил голову слабыми худыми руками, приподнял. Бангара подошла, положила сумку на постель, в ногах. Оттуда посыпались банкноты!

Самандар взглянул на Бангару и едва слышно произнес:

— Бангара, это ты?!

Он посмотрел на гирлянду нарциссов.

Бангара кивнула головой. Устад Самандар остановил взгляд на ассигнациях, потом снова посмотрел на Бангару. Глаза их встретились. Голову Самандара стиснуло, словно обручем. Бангара стояла в почтительной позе, прижав руки к груди. Ее руки, некогда белые и тонкие, были покрыты грязью и трещинами. И снова образ Бангары расплылся и утонул в слезах устада Самандара.

Перевод с пушту А. Герасимовой

Родина-мать одна

Солнце клонилось к закату, дул легкий ветерок. От источника возвращались к деревне девушки, напевая нежными голосами: «О кувшин мой, с синим горлышком…» Вдруг песня оборвалась, девушки поспешно закрыли лица покрывалами. Перед ними вырос Хангай с лопатой на плече.