Ислам от монаха Багиры

— Как долго вы их "изучали"? — продолжал допрос Абдулла.

— Не помню, — Кузин опять "задумался". — Часа два-три.

— А потом?

— Что потом? — в задумчивости повторил Кузин. — Домой пошли.

— И все?

Увидев, что Кузин вновь начинает обретать уверенность и спокойно парирует его вопросы, Абдулла опять пошел напролом.

— А рукопись Корана, которую Вы запрятали под рубашку?

Это был запрещенный удар.

— Да дался Вам этот Коран! — мгновенно взорвался Кузин. — Говорю Вам: не было никакого Корана! Понимаете: не бы-ло!

— А что же Вы тогда вынесли из библиотеки?

— Ничего! Почему, по-Вашему, я непременно должен был что-то вынести оттуда?! — Кузин вскочил со стула.

— Потому что у меня есть факты, подтверждающие это, — как можно более спокойно произнес Абдулла.

— Какие, позвольте полюбопытствовать?! — злобно спросил Кузин. В этот момент их взгляды встретились, и Абдулла понял, что оступился. Оступился столь серьезно, что похерил весь допрос, потому что никаких фактов у него и в помине не было. Возникла пауза. Возбужденный Кузин, бросив скорострельный, подобный контрольному выстрелу, взгляд на Абдуллу, уже праздновал победу в этой непростой интеллектуальной схватке.

— Все! Баста! Я больше не собираюсь отвечать на Ваши вопросы, — заявил он и, вновь усевшись на стул, закинул ногу на ногу. — "И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи".

— В таком случае, Андрей Владимирович, нам все-таки придется провести у Вас обыск, — сквозь зубы проговорил Абдулла.

— Делайте, что хотите, — Кузин махнул на Абдуллу рукой и импозантно подпер ладонью лоб.

— С Вашего позволения, мы начнем с той комнаты, — мысленно проклиная себя за досадный промах, Абдулла поднялся с кресла, за которым Кузин, возможно, всего час назад изучал похищенную рукопись. — Это означает, что Вам лучше пройти туда.

Пока Саид, во время допроса смиренно сидевший в гостиной, ходил за понятыми (по закону требовалось двое мужчин или четыре женщины), Абдулла начал неторопливо осматривать квартиру. Аллах свидетель, он сделал все, что было в его силах, чтобы не допустить обыска. Придя сюда по подложным документам, Абдулла рассчитывал застать Кузина врасплох и с помощью настойчивости и блефа заполучить похищенную рукопись.

Но Кузин, то ли что-то заподозривший, то ли просто интуитивно избравший такую тактику поведения, лишил Абдуллу возможности радоваться скорой победе. У Абдуллы оставался один единственный шанс — обыск. Если же и в результате обыска ничего не удастся обнаружить, Абдулле придется писать рапорт об увольнении. Письменного заявления Кузина о проведении незаконного обыска будет вполне достаточно, чтобы устроить грандиозный скандал. А то, что обыск незаконный, Кузин, похоже, уже догадался. Вон глазища-то как бегают. Шайтан!

Абдулле бесконечно нравилась его работа, и он ни за что не согласился бы потерять ее. Но потеря работы — это ничто по сравнению с теми последствиями, которыми угрожает его ошибка шариатскому судопроизводству, едва только ставшему на ноги и с таким неимоверным трудом завоевавшим авторитет граждан.

Позже, когда Абдулла вышел от Кузина, он попытался оправдать себя тем, что пошел на незаконный обыск ради защиты ислама, но тут же с презрением отверг это оправдание, ибо в результате его действий, мусульманская религия в России была не только не спасена, но и поставлена под серьезный удар. Абдулла даже представил, что напишут о нем в газетах: "Произвол шариатского судьи", "Судья в роли гангстера", "Шариат — что дышло"…

В такой ситуации остается единственно приемлемое средство — застрелиться. Абдулла закрыл глаза и на миг представил свою слегка дрожащую, медленно ползущую к виску руку, бесконечные мгновения мучительного прощания со всем миром, легкий щелчок… и полная неизвестность перед лицом Всевышнего.

Но вслед за тем Абдулла увидел перед собой лица своих жен, родственников, друзей и просто знакомых, с ужасом и недоумением узнающих о его самоубийстве. Нет! Слишком много обязательств связывает его с этим миром, чтобы уйти из него так некрасиво. Он не имеет права бросать на произвол судьбы трех доверившихся ему женщин и своего будущего ребенка, которого ждет старшая жена Аня. Кто поможет им после его смерти? Многие наверняка отвернутся от них, будут говорить, что их муж — преступник, совершивший одно из самых страшных преступлений перед Аллахом — самоубийство. Погубив себя, он отравит всю дальнейшую жизнь своим близким.

Ни о каком самоубийстве не может идти речи. Это трусость, шаг назад. Надо бороться, надо решать проблемы, а не бежать от них, как раненый в пятую точку джигит из детского стишка. В конце концов, все не так уж плохо. Преступник известен. Осталось только отыскать похищенное.

Мысль Абдуллы оборвалась с появлением Саида и двух понятых — молодого человека лет двадцати и мужчины лет сорока.

— Мусульмане? — коротко спросил Абдулла.

— Нет, — хором ответили понятые.

— Других не было, — виновато добавил Саид.

— Ну что ж, плохо, конечно, — грустно заметил Абдулла. — Однако это обстоятельство не должно мешать нашей работе. Уважаемые понятые, прошу вас присутствовать при обыске, — Абдулла запнулся, неожиданно вспомнив, что забыл взять бланк протокола о проведении обыска. Покрывшись теплым потом, он суетливо полез в папку, но не нашел там ничего, кроме уже упоминавшегося ордера и нескольких чистых листков формата "А 4". Опрометью бросив взгляд на Кузина, его жену, Саида и понятых, Абдулла положил папку на стол и, стараясь казаться невозмутимым, объявил:

— Ну что ж, начнем обыск. Понятые, прошу садиться. Саид, начинайте, пожалуйста, вон с той полки, — Абдулла указал на самую дальнюю от него полку, находившуюся почти под самым потолком.

— Хорошо, — в своей обычной манере отрапортовал Саид, направляясь к полке. Едва не уронив по дороге жену Кузина, он, не снимая ботинок, взобрался на уродливой формы стул, жалобно затрещавший под тяжестью его 105 килограммов и со священным ужасом на лице уставился на покрытые пылью книги. Затем, держась одной рукой за полку, Саид повернул к Абдулле свою счастливую физиономию и добродушно спросил: "Абдулла Петрович, а что ищем-то?".

Вот уж воистину, — чем дальше в лес, тем больше дров. Не желая до поры раскрывать тайну похищенной рукописи, Абдулла ничего не сказал Саиду о цели их визита к Кузину, а теперь требует от него найти то, не знаю что.

Но уже не в первый раз за этот вечер Абдулле приходилось делать хорошую мину при плохой игре. Скроив на лице карикатуру на улыбку, Абдулла кивнул Саиду в сторону Кузина и ехидно произнес: "Вы лучше не у меня, а у Андрея Владимировича спросите, как выглядит рукопись".

Кузин недовольно поморщился, но ничего не сказал. Но, несмотря на то, что Абдулла блестяще выкрутился с вопросом Саида, хитрый Кузин не мог не заметить тех нескольких секунд, во время которых Абдулла напоминал что-то среднее между памятником и провинившимся школьником.

Единственный, кто ничего не замечал, был Саид. С удивлением и детским недоверием он стоял на скрипевшем стуле и бегал глазами от Кузина к Абдулле. Не слышав пламенной беседы в кабинете Кузина, Саид не мог понять, шутит Абдулла или говорит всерьез. Чтобы разрешить свои сомнения, он решил снова обратиться к Абдулле с вопросом:

— А что за рукопись-то?

Абдулла некоторое время пристально смотрел на Саида, но тот, так и не поняв, что сотворил, лишь нелепо улыбался и дивился тому, отчего Абдулла Петрович стал вдруг такой красный и мокрый. Сделав шаг назад, Абдулла устало сполз в кресло. Поражение было полным.