ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ ВЕЧНОСТЬ

Как-то Лёня заглянул сыну через плечо и спросил:

– Что это ты рисуешь такое большое и мрачное?

– Это я рисую для дедушки Серёжи тюрьму…

С минуту Лёня давился от смеха, а затем, овладев собою, спросил:

– А что он там будет делать: сидеть, или работать?

– Не знаю…- пожал плечами Витя.- Можно и так, и так…

Отругав сына, Таня забрала у него рисунок. Но рвать не стала, а через несколько дней показала его отцу. Горько усмехнувшись, Серёга всё же взял рисунок и сохранял его до сих пор. Что бы ни было там нарисовано, это было единственное, что внук сделал для него. И теперь, очевидно, будет единственной памятью о нём…

Из вагона вышел Лёня, нервно разминая в пальцах сигарету. Закурил и, уставясь в небо, сказал неизвестно кому:

– Господи! Если бы кто-нибудь только знал, как я не хочу ехать!

– А чего же едешь? – спросил Серёга без всякой надежды.

Лёня только рукой махнул. Может, не мог ничего сказать, а может, не хотел.

– Ну, что вы там будете делать, в этом Израиле?! Верблюдов по пустыне гонять?! – с обидой выкрикнул Серёга.

– Какой там Израиль! – отмахнулся Лёня.- Не хотим мы туда. Просто это – возможность выехать отсюда. А делать нам там нечего. Мы – европейцы до мозга кости, а Израиль,- как ни крути,- Азия! Тем более, государство, живущее по религиозным канонам. Это что же нам, одну идеологию менять на другую? За этим едем?!

– Тогда куда же? В Америку?

– Может быть, и в Америку… Да и туда не очень-то хочется. Какие-то они там двухмерные, будто вырезанные из картона. А нам, я повторяю, ближе европейская культура. Вот сейчас открывается возможность в Западной Германии поселиться. Там у них целая программа…

– Какая программа?! Ты что, сдурел?! – заорал Серёга на весь перрон.- Хотите нового Гитлера дождаться?! Да хрен с вами со всеми! Вы о Витьке подумали?! Лучше уж в Израиль…

– Подумали! Как раз в Израиле ему делать нечего! Там национальность по матери определяется. Так что там он будет пришей-пристебай! И Вы мне со своим Изра илем на мозги не капайте! А немцы уже давно не те, что были. И новый Гитлер там в принципе невозможен. Теперь они как бы искупают свою вину перед евреями…

– Жизнь вы мою всю исковеркали! – вырвалось вдруг у Серёги.- Вы: немцы и евреи! От вас все несчастья! То ненавидели друг друга, теперь снюхались! А я, как оплёванный!…

Удивлённый Лёня смотрел на него, как на идиота. Он не мог понять причину столь гневной тирады, но какой-то неприятный душок всё же уловил. Не зная, что ответить Серёге, он просто покрутил пальцем у виска и, бросив окурок, зашёл в вагон.

До отправления московского поезда оставались считанные минуты. Ещё раз на перрон выбежала Таня, поревела у отца на плече. Но Серёге не это было нужно. Хоть и любимая дочка, да о чём с бабами разговаривать?! Только реветь и умеют! С последней надеждой спросил:

– Витя больше не выйдет?

– Нет… Не нужно травмировать ребёнка… И я больше не могу… Прощай! Не обижай маму…

И, рыдая, бросилась в вагон. Всё. Больше он никого из них не увидит. Какая-никакая, а всё же родня. Без них будет пусто.

А вот этого он не ожидал! По ступенькам вагона спускался Марлен. Выглядел бледным и измученным, во рту явно что-то держал, скорей всего, валидол. Смотрел прямо в глаза, не отрываясь.

– Помирать едешь? – горько усмехнулся Серёга.

– Не твоё собачье дело!… А впрочем ты, наверное, прав… Может быть, и помирать, чего и тебе желаю вскорости…

Несколько секунд молчали. Проводница зычным голосом скомандовала всем зайти в вагон.

– Ладно, прощай, старая сволочь! – сказал Марлен.

– И ты не намного моложе…- усмехнулся Серёга. Марлен будто не услышал. Резким движением он

вдруг обнял Серёгу и тут же оттолкнул.

– Мне тебя, гада, будет не хватать! Ты ведь тоже – моя Родина!

И с этими словами запрыгнул на подножку. Через минуту последний вагон поезда превратился в маленький квадратик, а затем и вовсе пропал…

Домой Серёга явился с двумя бутылками водки. Одну из них он ещё по дороге осушил на треть без закуски.

Тяжело дыша, в прихожую вышла Наталья с тёмными кругами под глазами.

– Напиться решил? – спросила как-то равнодушно. Лучше бы уж ругаться начала.

– Да! Решил! – огрызнулся Серёга. – Думаешь, только ты сегодня в расстроенных чувствах?! А мне не положено?! Ну, да: это ты у нас – цаца! Здоровье у неё, видите ли, слабое, нервная система, видите ли, расшаталась! Даже на вокзал не соизволила поехать: ей, видите ли, там плохо станет! А я – бревно бесчувственное! У меня нет нервов! Мне хорошо и весело!

– Морда твоя бесстыжая! – покачала головой Наталья. – А то ты не знаешь, какое у меня давление!…

– Давление у неё! Давно ты слово такое выучила, корова деревенская?! Взять бы оглоблю и погонять тебя по кукурузе, куда бы всё давление делось!!

Серёга распалялся всё больше и больше. Его несло, и остановиться он уже не мог. Наталья закусила губу, но смолчала. Знала, что сейчас с мужем лучше не связываться.

– Делай что хочешь. – сказала как можно спокойней. – Я тебе не мешаю: пей, сколько влезет. Я вообще к соседке сейчас уйду…

– Вали! Чеши! Куда хочешь, только чтобы с глаз моих долой! Чтоб я через минуту не видел твоей паскудной морды! Пошла вон, сука!…

Наталью как ветром сдуло. Когда хлопнула входная дверь, Серёга прошёл на кухню и достал гранёный стакан.

Опрокинул стакан водки залпом, и только потом полез в холодильник за огурцами. Поставил трёхлитровую банку на стол, крышку отшвырнул в угол. Вытащил самый большой огурец и съел его, громко чавкая, как бы назло кому-то. Огурец был необыкновенно вкусный – Наталья знала толк в этом деле! Зря он, конечно, её обидел. Ну, ничего, проглотит… Всю жизнь глотала и дальше никуда не денется!… А то, видишь ли, учить его вздумала! Всю жизнь корчит из себя умную и порядочную! А он, значит, дурак и сволочь! А кто всю жизнь семью обеспечивал?! Жили на всём готовеньком, а благодарности – дули с маком! Витька-ссыкун и тот, когда дома прощались, бабушку обнял, поцеловал, а дедушке – хрен в ноздри!! А дедушка, между прочим, на вокзал поехал, в то время как бабушка дома «плохо себя чувствовала», мать её так!…

Налил ещё, выпил. Взглянул на свои грязные ботинки. Так и не переобулся, наследил в коридоре и в кухне. Даже обрадовался: будет Наташке что убирать, пусть пошевелит задницей! А он сейчас ещё под огурчик…

Поперхнулся водкой, закашлялся так, что глаза наполнились слезами. Долго тёр их кулаками, но все предметы оставались какими-то размытыми. Поэтому он не сразу понял, что за фигура стоит в тёмном коридоре. Подумал, что Наташка вернулась.

– Чего припёрлась?! – спросил хрипло, со злобой.

Ответа не было. Ещё несколько раз моргнул, и предметы приобрели прежние очертания. Серёга тупо уставился в дверной проём. Там стоял какой-то незнакомый пожилой человек. Вернее, знакомый, но кто он такой, Серёга не мог вспомнить. Как он сюда попал? Может Наташка, зараза, дверь не закрыла?! Какой-то мерзкий холодок пробежал вдруг по спине.

– Ты кто? – спросил, с трудом разлепив губы. – Чего тебе надо?!

Незнакомец, буравя Серёгу взглядом, произнёс тихим, чем-то неуловимо знакомым голосом:

– Где моё пальто? Мне холодно.

У Серёги вдруг перехватило дыхание. Он узнал того старого еврея в чёрном пальто, которого в сорок первом конвоировал в бараки Станкостроя. Только сейчас на нём не было пальто. Это невозможно! Он не мог выжить! Оттуда никто не выбрался живым! А если бы он и выбрался, сколько лет ему должно быть сейчас?! Где-то под сто?! Но он выглядит точно так же, как и тогда!

– Я не знаю, где твоё пальто… – дрожащим голосом сказал Серёга. – Чего ты от меня хочешь?… Ты прошёл тогда мимо, и я больше тебя не видел!… Я тебя не убивал!… Я ни в чём не виноват!…

Старый еврей молчал, только чуть прищурил глаза, и едкая улыбка мелькнула на его губах.

– Чего ты хочешь? Зачем ты пришёл?… – совсем уж жалобно стонал Серёга. – Уйди, пожалуйста!… Ты пришёл за мной, да?! Но мне ещё рано!… Я не хочу!…