Несколько минут счастья в обнимку с Ю А Гагариным(СИ)

Демин Михаил Александрович

Несколько минут счастья в обнимку с Ю А Гагариным.

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ

РОМАН.

НЕСКОЛЬКО МИНУТ СЧАСТЬЯ С Ю. А.

ГАГАРИНЫМ.

Незнакомой девочке,

Из нашего, далёкого,

Детства!

Посвящается!

ГЛАВА 1

Я.

Помню, в детстве своём раннем, я заболел. Не пошёл в школу. Забился под кровать, стал плакать, переходя на вытьё.

Моя бабка думала, дурачусь, стала выгонять меня веником. Но потом, выволокла за хибон и обомлела.

-Да на тебе лица нет,- заохала она, и побежала в детский сад вызывать неотложку.

Пока скорая ехала, я, выворачивался от боли, орал, лез на стены. Наконец - то, приехали, и я загремел в больницу.

Поставив диагноз, воспаление почек, положили в стационар. И с той поры понеслось.

Одноклассники на каникулы, я в больницу.

Люди на первомайскую демонстрацию идут, а мы с матерью скорою ждём. Друзья летом купаться на речку, а я на стены карабкаюсь, от невыносимой боли. В общем, вспомнить и то больно.

Клюшками мотушками, но выхлопотали мне направление в Москву. Повезла мать.

Может и не положили бы. Но в самый раз, дожидаясь приёма, в приёмной министерства здравоохранения, меня возьми, да и схвати приступ.

Подошли врачи, пощупали, потрогали. А у меня рвота, температура. Я корчусь, извиваюсь, кричу от боли.

Пожалели, выписали направление.

И отвезли меня на скорой. Определив, в институт имени Сеченова, что на Пироговке.

Оставила меня мать слёзного, больного. Сама вся в слезах, пообещав, что скоро приедет, уехала.

Может лекарства, а может обстановка помогла. Но приступы вскоре кончились.

Молодость есть молодость. Меня любопытство раздирает,

лазаю везде по палатам, высматриваю.

А сам повод ищу, как бы познакомится со своими сверстниками. Все, смеются над моим произношением.

Я что ни слово, то на "О" ворочаю.

Так и прозвали меня, Вологодская корова. Хотя сам я был с Владимира.

Сёстра зовут, ищут, меня по палатам;

- Ну, где там наша Вологодская корова пасётся, пора укол делать?

Другие;

- Вот, ужо, погоди появиться, мы её кнутом, - хохочут!

Их забавляла моя наивная, тупость, одним словом деревня.

Я, сначала, обижаясь, огрызался. Но видя, что все они не со зла, а снисходительно, даже, как, то сам стал им подыгрывать.

Контингент, моих сверстников был отнюдь не из простых.

Вскоре я понял, что это далеко не круг моих давних знакомых. Дети эти если не из высшего эшелона,

то, далеко, нечета мне.

Вскоре я узнал, что толстый, Гоша, был сыном заместителя министра, рыбного хозяйства. А у Виталика, что так смачно лопал, спелые апельсины, папа посол в Кении.

Мы, вечерами развесив уши, слушали его рассказы об этой африканской стране, смотрели фото.

Правду ли говорил Виталик, или врал, не нам судить.

Нам тогда всем было по барабану. Лишь бы складно выглядело и интересно.

Но только утверждал он, что был заколдован злыми колдунами из племени Вуду.

У одного, отец золотыми приисками руководил.

У другого, в крупном строительном тресте, начальник. Собрались, дети директоров заводов, сыновья, председателей крупных колхозов.

И прикиньте меня, среди них.

Это, что сорняк среди цитрусовых растений, да ещё с таким ужасным вологодским диалектом. Одним словом, "вологодская корова".

Но зато вечером в палате. При делёжке съестных припасов, так называемых передачек от родственников. Я один из первых.

Каждый норовит, хвастаясь, угостить чем - то особенным.

В палату на стол был поставлен бочонок чёрной паюсной икры с Астраханского рыб завода. Мы ели, черпая столовыми ложками, вместо рыбьего жира.

Не помню вкусно, было или нет, но за окном на дворе снег сошёл. Конец марта, грачи прилетели, и как угорелые,

давай гнёзда, строит целый день, споря с воронами.

А у нас в палате, клубника, с земляникой, не выводится,

бананы связками лежат.

Меня угощали, апельсинами, мандаринами.

Особенно нравились ананасы.

Они были такими крупными, и спелыми, и напоминали вкус спелой клубники.

Я обгладывал даже корки, любуясь в зеркало, как сочится кровь из дёсен.

Ходил я везде, потому как, молодая докторша, ведшая мою историю болезни, прописала мне больше бегать, прыгать. Пить, больше жидкости.

В надежде, что камушки, застрявшие у меня в преддверьях почек, сами выйдут.

Мочился я в стеклянные банки, всматриваясь, не появятся ли на дне камни. Но их, увы, не было.

Блуждая по палатам, и этажам я забирался даже в карантинное отделение. Там я и наткнулся на неё.

Маленькая, с короткой стрижкой соломенных волос, она мне напомнила, молоденькую перепёлку, которая жила у нас в классном живом уголке, в школе. Которую потом, слопал кот.

Когда она, нервничала, то кивала головой, постоянно оглядываясь, по сторонам. И смешные глаза её, смотревшие, строго, излучая тёплый загадочный блеск.

Начитанный, подкованный на любые темы, я представился сыном военного водолаза. А через пятнадцать минут сочинения экспромтом, покорил её маленькое сердце перепёлки навсегда. Даже шанса на отступление не оставил. Да что мне начитанному, хорошо запоминающему всё то, что - не надо, переделать всё это, по-своему услышанное или прочитанное. Да просто раз плюнуть.

Самое первое правило, помни, то, что сочинил.

Если забудешь, то собеседник не забудет. Потом, самому, трудно будет оправдаться.

Я врал, давая себе отчёт в том, что говорю.

Имя я назвал настоящее, назвался Михаилом.

А она была Катя, и фамилиею носила простую, не спутаешь, Ткачёва.

Девчонки молодые, практикантки. Это теперь они для меня молодые, а тогда были кобылы, но не совсем, одногодки, моей старшей сестры.

Договорились, меня пускать к ней, с одним условием.

Если я позволю им вечером, со мной целоваться. Им, как бы для тренировки надо, чтобы не оконфузиться, когда они по правдышному на танцах с парнями целоваться будут.

После их поцелуев напухали губы, и приходилось скрывать

на шее засосы, если вдруг перебор у них выйдет. Да и язык держать за зубами.

Я ни кому не рассказывал, про это, только ей одной по секрету. Она, слушая, смотрела на меня своими красивыми глазами перепёлки, казалось, даже, не моргая.

Было видно, как она ерзала, попой под одеялом, постоянно напоминая, что дальше, если я вдруг, что-то не договаривал.

Если мне давали волю ходить и прыгать, то ей наоборот, лежать и не вставать. Почему? Не помню, не знаю, если скажу, то непременно совру.

Вечерами, после экзекуции с сёстрами, мы закрывались с ней в её индивидуальной палате, Ия показывал, ей всё, что смог научится, целуясь с медсёстрами. Особенно нравился ей поцелуй, по французки, это когда с язычком. Слюна у неё при этом выделялась, какая - то особая ароматизированная, не то, что у сестёр, и чем - то напоминала привкус ананаса.

Но всему бывает конец. Однажды застав нас с ней дежурный врач, дал нагоняй практикующей молодёжи, поставив на их место, старших.

А меня велел и на пушечный выстрел не подпускать. На всё мои доводы, что это моя родственница, меня пообещали выкинуть, как ссаного котёнка на улицу, если ещё раз приближусь к карантинному отделению на пушечный выстрел.

Вскоре меня перевели, в другую больницу, что на Русаковской набережной реки Яузы. И носила оно

имя святого Владимира.

Глава 2