Беседы на мертвом языке

Томас Лиготти

Беседы на мертвом языке

I

Переодевшись, он спустился вниз, чтобы порыться в кухонных шкафах, с грохотом роняя домашнюю утварь, кастрюли. Наконец он нашел то, что искал. Праздничный нож для резьбы по дереву, его лезвием он пользовался в течение многих лет. Верный ножик.

Вначале он вырезал глаз, намечая стороны треугольника острием ножа и аккуратно выдавливая мякоть из впадины. Пробуя лезвие, он скользнул двумя пальцами по тупой стороне, выложив глаз на газету, он вновь подошел к раковине. Второй глаз, нос, унылый овальный рот. Готово. Осталось только вынуть руками зернистые внутренности и поставить на их место вечно бодрствующую свечку. Веди их, священный фонарь, сквозь тьму и несчастья. Ко мне. Ко мне дружочку.

Он высыпал несколько пакетов сладостей в большую салатницу, трогая конфеты руками: карамельки, леденцы, маленькие шоколадки для детей. Он попробовал несколько штук, чтобы почувствовать их вкус. Еще чуть-чуть. Не слишком много, ведь некоторые сослуживцы уже называют его Толстячком за спиной. И он испортит себе праздничный ужин, который так усердно готовил, стараясь успеть до наступления темноты. Завтра он сядет на диету и будет есть только самую простую пищу.

Когда стало темно, он вынес тыкву на крыльцо и поставил ее на узенький, но очень высокий стол, который он накрыл уже давно не используемой простыней. Он оглядел соседские дома. У дверей и в картинных окнах всей улицы горели новые лица. Праздничные гости пришли, чтобы остаться на ночь, даже не надеясь прожить до следующего дня. День Поминовения Умерших. Так сказал отец Мицкевич в ранней утренней мессе, на которую ему удалось зайти до работы.

Детей пока нет. Постойте. Вон они скачут по улице: пугало, робот и — кто же это? — а, белолицый клоун. Вначале он подумал, что это череп мертвеца, бледный, с пустыми глазницами, словно ледяная луна, освещающая одну из самых ясных ночей в его жизни. Звезды будто замороженная шипучая жидкость.

Лучше пойти внутрь. Они скоро придут. Пока он ждал за стеклом входной двери с миской сладостей под мышкой, он нервно схватил горсть конфет и положил их одну за одной обратно в салатницу, морской корсар, пересчитывающий добычу… пират с серым лицом, с повязкой на глазу, с веселым роджером на шляпе, вместо скрещенных костей — буква «х». Он бежит по дорожке, поднимается по деревянным ступеням.

«Шутка или угощение».

«Ну, ну, ну», — сказал он, повышая голос с каждым удачным «ну». «Это не Черная Борода. Или, может, это Синяя борода — я всегда забываю». Пират робко отрицательно покачал головой. «Тогда, быть может, стоит назвать тебя Безбородым, по крайней мере до тех пор, пока ты не начнешь бриться».

«У меня есть усы. Шутка или угощение, мистер», — сказал мальчик, нетерпеливо протягивая пустую наволочку.

«У тебя и правда хорошие усы. Держи», — ответил он, бросая горсть конфет в мешок. «И перережь кому-нибудь горло от моего имени», — крикнул он вдогонку мальчику.

Эти последние слова не стоило говорить так громко. Соседи. Нет, никто не слышал. Сегодня улицы переполнены криками, и все голоса похожи один на другой. Прислушайся к голосам, раздающимся по соседству, музыка сражается со звуками тишины и с холодной бесконечностью осени.

Вот идет еще кто-то. Хорошо.

Шутка или угощение: толстый скелет, мясо выдается из-под нарисованных костюмных костей. Как неприятно, особенно в его возрасте. Толстяк на кладбище и в школе. Надо дать ему две пригоршни конфет. «Большое спасибо, мистер». «Вот еще». Переваливаясь, скелет спустился с лестницы, его очертания уменьшились в ничтожности темноты, шуршание наполненного сладостями бумажного пакета превращается в шепот.

Шутка или угощение: младенец-переросток в нагруднике и ползунках с почти подростковым лицом. «У тю-тю-тю-тю», — сказал он малышу, наполняя его кулек конфетами. Младенец усмехнулся, уходя. Он вновь исчез во тьме, откуда так внезапно появился.

Шутка или угощение: крошка-вампир, ему не больше шести лет. Помаши ручкой маме, которая ждет на тротуаре. «Очень страшно. Твои родители должны гордиться. Ты сам загримировался?» — прошептал он. Маленькое создание безмолвно уставилось на него подведенными угольно-темными чертами глазами. Потом крошечным пальчиком с выкрашенным в черный цвет ногтем ребенок показал на взрослую фигуру, стоящую на улице. «Мама? Интересно, она любит леденцы? Конечно. Вот немножко для мамы, а вот для тебя, вкусные красные конфеты-сосульки. Это то, что любят страшные вампиры, правда?» — он подмигнул. Осторожно спускаясь по лестнице, дитя ночи вернулось к родителю, и оба отправились в следующий дом, присоединяясь к безликим рядам их предшественников.

Другие приходили и уходили. Сопливый инопланетянин, потная парочка привидений, тюбик зубной пасты, страдающий астмой. Парад редел по мере того, как ночь близилась к концу. Ветер бушевал, и порванный бумажный змей старался освободиться и вырваться из лап вяза на той стороне улицы. Над верхушками деревьев покоилось прозрачное октябрьское небо, как будто ночь покрыли блестящей глазурью. Яркая луна ослепляла до слез, пока голоса там, внизу затихали. Все меньше и меньше масок занимались разбоем по соседству. Наверное, вон те — последние, кто подойдет к крыльцу. Все равно сладости кончаются.

Шутка или угощение. Шутка или угощение.

Любопытные они, эти двое. Возможно, брат и сестра, может быть, близнецы. Нет, девочка выглядит старше. Удачная парочка, особенно невеста. «Что ж, мои поздравления нениху и жевесте. Я знаю, что сказал все наоборот. Это потому что у вас все наоборот, не так ли? Чья это была идея?» — спросил он, высыпая конфеты, словно рис, в мешок одетого в смокинг жениха. Что за лица, такие ясные. Яркие звезды.

«Эй, ты почтальон», — сказал мальчик.

«Очень наблюдательно. Ты выходишь замуж за умника», — сказал он жениху.

«Я тоже про Вас догадалась», — ответила она.

«Конечно. Вы оба очень разумные дети. Вы, наверное, устали ходить всю ночь». Дети пожали плечами, не отдавая себе отчета в том, что такое усталость. «Мне сейчас точно тяжело после того, как я разносил почту по всем этим улицам. И я занимаюсь этим каждый день, разумеется, кроме воскресения. Тогда я хожу в церковь. А вы, ребятки, ходите в церковь?». Казалось, что да, хотя это было неправдой. «Вы знаете, в нашей церкви организуют прогулки для детей и многое другое. Слушайте, есть идея…»

На улице затормозила машина, освещая фарами промежутки между домами на той стороне улицы. Наверное, ищут припозднившихся хэллоуиновских охотников. «Забудьте о моем предложении, ребята. Шутка или угощение», — внезапно отрезал он, засыпая сладостями жениха, который тут же сделал шаг назад. Затем он повернулся к невесте и отдал ей все оставшееся содержимое большой миски, сохраняя при этом абсолютно спокойное выражение лица. Ребенок покраснел, или это всего лишь свет уличного фонаря?

«Пошли, Чарли», — позвала сестра, ждавшая на тротуаре.

«Счастливого Хэллоуина, Чарли. Увидимся в следующем году». Может, где-нибудь по соседству.

Ход его мыслей на секунду прервался. Когда сознание вернулось к нему, дети уже ушли, все. Остались лишь воображаемые, идеальные маленькие создания. Как тот мальчик с сестрой.

Он не стал тушить свечу. Пусть она проживет свою короткую жизнь. Завтра она умрет, померкнет, ее выкинут с остальными отбросами, погребут в мусорном баке. Завтра… День всех Умерших. Нужно отвезти Маму в церковь. Можно считать, что это положенное посещение, святой день поминовения. Нужно также не забыть поговорить с отцом М. о том, чтобы он взял тех детишек на футбольный матч.

Дети. Их годовое представление теперь завершилось, грим снят, и все костюмы спрятаны в коробки. Он погасил свет внизу и наверху и лег в постель, в его ушах все еще звучало «шутка или угощение», он видел их лица в темноте. А когда они пытались раствориться в тени его сонного сознания, … он возвращал их.