Старые моряки, или Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москоз

Жоржи Амаду

 Старые моряки, или Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган

ПЕРВЫЙ ЭПИЗОД

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Каким образом рассказчик, опираясь на свой небольшой, но не лишенный приятности опыт, намерен извлечь правду со дна колодца

Мое намерение, мое единственное намерение — прошу мне поверить! — только установить истину. Я хочу выяснить правду, чистую правду, не оставляющую никаких сомнений, относительно всего, что касается капитана Васко Москозо де Араган и его необычайных приключений.

«Правда находится на дне колодца», — прочитал я однажды то ли в какой-то книге, то ли в газете, не могу припомнить. Во всяком случае, это было напечатано в типографии, а разве можно не верить печатному слову?

Я по крайней мере не имею привычки подвергать сомнению и тем более опровергать суждения, высказанные в литературе или в газетах. Если вам этого мало, могу прибавить, что многие великие люди не раз повторяли вышеупомянутый афоризм, и думаю, что они не совершали ошибки, когда стремились вытащить правду из колодца и поместить ее в более подходящее место: например, во дворец («правда — в королевском дворце») или в постель к красавице («на груди у красотки всегда найдешь правду»), а то еще на край света («иди за правдой на край света») или в жилище бедняка («бедняк правду знает»). На мой взгляд, такого рода изречения звучат куда изящнее, они не столь грубы и не оставляют такого гнетущего впечатления холода и одиночества, каким веет от слова «колодец».

Почтеннейший доктор Сикейра, судья в отставке, весьма порядочный и всеми уважаемый житель нашего предместья с сияющей ученой лысиной, разъяснил мне, что в данном случае мы имеем дело с общепринятым сочетанием слов, смысл которого настолько ясен и известен, что им пользуются все, и оно постепенно превращается в пословицу. Затем, как всегда, внушительно и безапелляционно он добавил одну любопытную деталь: правда не только находится на дне колодца, этого мало — она сидит там совершенно нагая, не прикрытая ничем. Да, да, на дне колодца и абсолютно голая…

У нас в предместье Перипери сеньор Алберто Сикейра считается кладезем премудрости и образцом высокой культуры. Это он Второго июля произносит речь на площади, а Седьмого сентября — у школы, не говоря уже о других, менее значительных датах и о тостах на именинах и крестинах. Вечерним беседам с ним на улице перед его домом я обязан многим из того немногого, что знаю, и я преисполнен к нему уважения и признательности. Когда судья не допускающим возражения тоном и подкрепляя свои слова солидными жестами разрешает мои сомнения, все кажется мне простым и понятным, и никакие возражения не приходят в голову. Но стоит мне только расстаться с ним и начать размышлять самостоятельно, вся ясность и простота немедленно исчезают. Так было, например, с вопросом насчет того, где находится правда. Все снова становится сложным, неразрешимым, я силюсь припомнить объяснения достопочтенного судьи, но тщетно. И я окончательно запутываюсь. Можно ли не верить такому ученому человеку? Ведь у него все шкафы набиты книгами, кодексами, трактатами! И все-таки, чем больше он внушает мне, что это всего лишь поговорка, тем чаще я думаю про колодец — какой он, наверно, глубокий и темный, колодец, в котором правда прячет свою наготу, в то время как люди в великом смятении спорят между собой, сами не зная, о чем они спорят, сея повсюду войну, отчаяние и гибель.

Никакого колодца, ни тем более дна колодца не существует, смысл поговорки в том, что правду трудно обнаружить, она не выставляет напоказ свою наготу, и не каждому смертному дано ее увидеть. Но все мы обязаны это наш долг — искать правду везде, в любом случае и спускаться в мрачный колодец, чтобы увидеть ее божественный свет.

«Божественный свет» заимствован мной из речей судьи, как, впрочем, и вся вышеприведенная тирада.

Судья так образован, что впадает в пафос и употребляет высокие слова даже дома, в разговорах со своей достойнейшей супругой доной Эрнестиной. Вечерами, когда в небе зажигаются бесчисленные звезды, а в домах — редкие электрические лампы, мы беседуем с судьей обо всех событиях, происходящих в мире и в нашем предместье. «Правда — маяк, освещающий мою жизнь», всякий раз, подняв палец, провозглашает достопочтенный судья. Дона Эрнестина, толстая, лоснящаяся от пота сеньора, не отличающаяся слишком большим умом, кивает в знак согласия огромной головой: «Да, правда мощный маяк, далеко льющий свой свет». Может быть, именно поэтому свет маяка не всегда проникает в места, не столь от нас отдаленные, в разные закоулки, например, в тихий переулок Трех Бабочек, где в маленьком домике, в тени деревьев, живет красивая, веселая мулатка Дондока, родители которой обратились с жалобой к судье, когда Зе Канжикинья скрылся, — говорят, уехал на Юг. Он захватил Дондоку врасплох, по образному выражению старого Педро Торресмо (убитого горем отца), и тут же улизнул, оставив девушку без чести и без гроша.

— В нищете, сеньор судья, в нищете…

Судья разразился речью о морали — ее стоило послушать — и обещал принять меры. Растроганный видом жертвы, улыбавшейся ему сквозь слезы, судья даже дал потерпевшим немного денег — этому, может быть, трудно поверить, но часто под крахмальной манишкой чиновника бьется доброе, отзывчивое сердце, Он обещал дать приказ о розыске и задержании «гнусного соблазнителя». Он так был возмущен оскорблением невинности, что совершенно позабыл о том, что находится в отставке, — ведь его уже не послушаются теперь ни прокурор, ни полицейский инспектор. Он пообещал также заинтересовать этим делом своих друзей в городе. «Гнусный соблазнитель» понесет заслуженную кару.

Сеньор Сикейра, несмотря на то что был в отставке, глубоко сознавал свою ответственность судьи. Поэтому, не смущаясь значительным расстоянием, он самолично отправился сообщить о принятых мерах несчастной, оскорбленной семье. Педро Торресмо отсыпался после вчерашней попойки, мать жертвы, тощая Эуфразия, стирала во дворе белье, сама же жертва хлопотала у очага. На пухлых губках Дондоки заиграла робкая, но весьма выразительная улыбка. Судья строго посмотрел на нее и взял ее за локоть.

— Я пришел выбранить тебя хорошенько…

— Я не хотела. Это он… — всхлипнула красотка.

— Ты очень дурно поступила, — судья все еще держал ее упругую руку.

Полная раскаяния, она разразилась слезами. Чтобы как следует пожурить девушку, судье пришлось усадить ее к себе на колени. Он потрепал Дондоку по щечке и посоветовал вести себя скромнее. Восхитительная картина: неподкупная суровость судьи в соединении с терпимостью и добротой христианина. Дондока спрятала разрумянившееся личико на плече утешителя.

Зе Канжикинья так и не был найден, зато Дондока с того достопамятного посещения попала под покровительство Правосудия. Она стала владелицей домика в переулке Трех Бабочек, ходит разряженная, а Педро Торресмо окончательно бросил работать. Вот та правда, которую маяк судьи не освещает. Мне пришлось нырнуть в колодец, чтобы найти ее. Впрочем, если уж рассказывать всю правду, ничего не скрывая, придется добавить, что нырять мне очень и очень понравилось, потому что на дне колодца я обнаружил матрас из обезьяньей шерсти, лежа на котором Дондока рассказывает мне после того как около десяти вечера я бываю вынужден прервать ученый разговор с моим уважаемым другом и его объемистой супругой и покинуть их о некоторых проказах почтенного судьи… Но, к сожалению, это уже не для печати…