Мистер Фо

Джон Кутзее

Мистер Фо

I

Наконец я уже не в силах была грести. Руки мои покрылись волдырями, спина горела, тело изнывало от боли. Вздохнув, я с еле слышным всплеском соскользнула в воду. Медленными взмахами - мои длинные волосы плыли вокруг меня подобно причудливому морскому цветку, морской анемоне, актинии или медузе, каких встретишь только в бразильских водах, - я поплыла к незнакомому острову, поплыла, как до этого гребла, против течения и вдруг, разом высвободившись из его власти, подхваченная волной, очутилась на берегу крошечного залива.

Я лежала, раскинувшись на горячем песке, подставив лицо ослепительным лучам солнца; нижняя юбка (единственное, что уцелело на мне) просохла; усталая, я, как все спасенные, была преисполнена благодарности.

Темная тень накрыла меня. Тень была не от облака, а от человека, окруженного светящимся нимбом.

- Меня высадили с корабля, - сказала я, еле ворочая тяжелым, сухим языком. - Я совсем одна. - И протянула свои израненные руки.

Человек присел возле меня на корточки. Это был чернокожий с шапкой вьющихся волос, одетый лишь в грубые панталоны. Я приподнялась, увидела его плоское лицо с маленькими тусклыми глазами, с широким носом и толстыми губами, не черную, а скорее пепельно-серую, словно припорошенную пылью, кожу.

- Agua [1]- сделала я попытку заговорить по-португальски и жестом показала, что хочу пить. Он ничего не ответил, но посмотрел на меня, как если бы я была дельфином или тюленем, выброшенным волной на берег, который вот-вот испустит последний вздох, после чего его можно будет съесть.

В руке он держал копье. Боже, куда я попала, подумала я, и сердце мое ушло в пятки, это же остров людоедов.

Он коснулся моей руки тыльной стороной ладони. Словно прикидывает, каким мясом ему выпало поживиться, подумала я. Однако постепенно я отдышалась и начала успокаиваться. От него исходил запах рыбы и овечьей шерсти, сушащейся на солнце.

Я села - не могли же мы вечно разглядывать друг друга - и снова показала жестом, что хочу пить. Я гребла все утро, я не пила со вчерашнего дня, и мне было все равно, убьет он меня или нет, лишь бы испить глоток воды.

Негр встал и подал мне знак следовать за ним. Он вел меня, израненную и измученную, через песчаные дюны по тропинке, поднимающейся вверх, вглубь острова. Но едва мы начали карабкаться по склону, как я почувствовала острую боль и вытащила из пятки длинную колючку с черным острием. Я растерла пятку, но она тотчас вспухла, и я захромала от боли. Негр показал рукой на свою спину, давая понять, что он готов нести меня. Я заколебалась, следует ли мне принять предложенную помощь, ведь он был довольно хрупок да и ниже меня ростом. Но другого выхода не было. Так, то прыгая на одной ноге, то едучи на его спине, с задравшейся юбкой и упираясь подбородком в его пружинистые волосы, я одолела подъем, и страх мой куда-то улетучился от этого вынужденного объятия. Я заметила, что он ступал, не глядя под ноги, крушил своими подошвами заросли колючек, подобных той, что впилась мне в ногу.

У читателей, воспитанных на рассказах о путешествиях, слова «необитаемые острова» рождают в воображении мягкий песок, тенистые деревья, ручьи, готовые утолить жажду потерпевших крушение, спелые фрукты, падающие им в рот, место, где дни бегут в праздности и полудреме, пока не появится корабль, который отвезет их домой.

Совсем не таким был остров, на котором я оказалась: скалистая гора с плоской вершиной и крутыми обрывами над морем со всех сторон, кроме одной, поросшей унылым кустарником, который никогда не покрывался цветами и не менял листву. Неподалеку от берега в море виднелись купы коричневых водорослей; выбрасываемые волнами, они издавали отвратительный запах и кишели крупными песчаными блохами. Повсюду сновали муравьи, такие же, как в Баия; в дюнах обитали еще крошечные насекомые, которые прятались между пальцами ног и забирались под кожу. Им не могла противостоять даже задубелая кожа Пятницы: на его ногах были кровоточащие ранки, на которые он, правда, не обращал внимания. Змей я не видела, но в полуденную жару погреться на солнце вылезали ящерицы, одни маленькие и проворные, другие крупные и неуклюжие, с голубыми рантами вокруг мордочек, которые вспыхивали огнем в минуту опасности. При нашем появлении ящерицы угрожающе шипели. Впоследствии я поймала одну в мешочек и попыталась приручить, кормя мухами, но она отказывалась от мертвечины, и мне пришлось ее отпустить. Еще там были обезьяны (о них разговор позднее) и птицы, птицы повсюду: не только стаи воробьев (так я их окрестила), с щебетом целые дни порхавших в кустах, но и тучи чаек на утесах, а также стаи бакланов, и скалы белели от их помета. В море резвились дельфины, котики и рыбы всех мыслимых пород. Словом, если бы меня устраивало общество животных, я могла бы счастливо жить на этом острове. Но разве человек, привыкший к богатству человеческой речи, может довольствоваться карканьем и чириканьем птиц, пронзительным криком обитателей моря и стоном ветра?

Наконец наше восхождение закончилось и мой носильщик остановился, чтобы перевести дух. Я оказалась на ровном плато неподалеку от своеобразной стоянки. Со всех сторон простиралось переливающееся огнями море, на востоке на всех парусах удалялся корабль, доставивший меня сюда.

Но меня занимала только одна мысль - о воде. Меня не волновала собственная судьба, лишь бы утолить жажду В воротах стоял смуглый, заросший бородой человек. «Аgua», - сказала я, сопровождая свою мольбу жестами. Мужчина подал знак негру, и я поняла, что говорю с европейцем. «Fala inglez?» [2]- спросила я, как меня научили в Бразилии. Он кивнул. Негр принес мне чашу с водой. Я выпила, и он принес еще одну. В жизни не пила я воды вкуснее.

У незнакомца были зеленые глаза, волосы выгорели и были цвета соломы. Я дала бы ему лет шестьдесят. На нем была (позвольте мне поподробнее его описать) короткая куртка, штаны чуть ниже колен, какие носят лодочники на Темзе, высокая конусообразная шапка - все из шкурок мехом наружу - и прочные сандалии. За поясом короткая дубинка и нож. Первой моей мыслью было: мятежник, которого добросердечный капитан ссадил на берег вместе с чернокожим, которого он сделал своим слугой.

- Меня зовут Сьюзэн Бартон, - сказала я. - Команда корабля высадила меня за борт в шлюпке. Капитана они убили, а мне вот сохранили жизнь.

И тут я вдруг разрыдалась, хотя не уронила ни слезинки во время тех унижений, какие я претерпела на борту корабля, позже, когда плыла в безнадежном отчаянии среди волн, а мертвый капитан лежал у моих ног и из его глазницы торчал металлический стержень. Я сидела на земле, обхватив руками свои израненные ноги, покачивалась из стороны в сторону и рыдала, как ребенок, а незнакомец (конечно, это был тот самый Крузо, о котором вы уже знаете) смотрел на меня скорее как на рыбу, выброшенную волной, чем на своего несчастного ближнего.

Я уже рассказала, как был одет Крузо, теперь опишу его жилище.

В центре площадки было нагромождение камней высотой с дом. В углу между двух больших камней Крузо построил хижину из шестов и тростника; тростинки, искусно переплетенные между собой и привязанные к шестам, образовывали крышу и стены. Ограда с воротами на кожаных петлях придавала стоянке, которую Крузо называл своим замком, форму треугольника. Внутри ограды, защищенные от обезьян, были грядки дикого горького салата. Этот салат, вместе с рыбой и птичьими яйцами, и составлял нашу основную еду на острове, в дальнейшем вы об этом узнаете.

В хижине Крузо стояла узкая кровать, этим и ограничивалась меблировка. Голый земляной пол. Под сводом крыши - циновка, которую по вечерам расстилал Пятница.

Вытерев наконец слезы, я попросила у Крузо иглу или какой-либо иной инструмент, чтобы вытащить занозу. Он дал мне иглу, сделанную из рыбьей кости, с отверстием, проделанным в ее тупом конце бог знает каким образом, и молча смотрел, как я извлекала занозу.