Люди и гусеницы

Искандер Фазиль

Люди и гусеницы

Молодой инженер, стоя под одним из платанов, росших вдоль шоссейной дороги, дожидался автобуса, чтобы поехать в свою контору. С утра стояла подоблачная духота. Дышать было трудно. Море замерло.

Молодой инженер был высоким, крепким, интересным мужчиной. Ему было тридцать лет, он был удачлив, и, казалось, есть все основания радоваться и радоваться жизни. Он был сметливым инженером, и на работе его очень ценили. Девушка, которую он наконец полюбил, отвечала ему взаимностью, и они собирались жениться в конце этого месяца. Казалось, радуйся и радуйся жизни!

Но в душе его гнездилась непонятная тоска, иногда доводившая его до отчаянья. Он не понимал, что происходит в России, не понимал, что делается в родной Абхазии и Грузии. Демократия, о которой он с мальчишеских лет страстно мечтал, как будто бы наступила. Но что это была за демократия! Никакой ясной программы на будущее, никаких осторожных, обдуманных шагов по ее укреплению и развитию. Казалось, в сумасшедший дом пришла свобода, доктора и санитары разбежались, и буйные вот-вот захватят власть и будут командовать тихими. Между Грузией и Абхазией шла полемика уже в течение долгого времени. Особенно неистовствовали грузинские газеты, они обвиняли Абхазию в слишком большой самостоятельности.

…Несколько крупных капель дождя вдруг шмякнулись на его легкий полотняный пиджак. Он удивился и поднял голову. Нет, это не дождь. Удушливые облака, казалось, закрывали землю от освежающего небесного сквозняка. Тогда что же, если нет дождя? Он хорошо помнил, как тяжелые капли шлепнули по его пиджаку. Он посмотрел на землю вокруг себя и вдруг увидел несколько жирных, волосатых гусениц, извивающихся в пыли.

Он догадался, что именно они рухнули ему на пиджак. Все платаны, стоявшие вдоль шоссе, вернее их листья, были наполовину изглоданы этими гусеницами. По-видимому, наиболее обожравшиеся из них уже не могли держаться на том, что они обжирали.

Неизвестно, откуда взялись эти гусеницы. Но с весны этого года они успели выжрать листья половины деревьев в их районе. Начальство пыталось принять меры против них, деревья опрыскивались какой-то жидкостью на керосине. Но ничего не помогало. Впрочем, и жидкость эта, переданная в колхозы, по слухам, часто употреблялась не по назначению. То ли использовалась как керосин, то ли еще что.

Он глядел на жирных, коричневых, густо волосатых гусениц, копошившихся на земле. Он знал, что ими облеплены почти все ветви деревьев. Было похоже, что птицы их побаиваются и не только их не клюют, но даже почти не садятся на деревья.

С ужасом и омерзением он подошвой туфли стал давить гусениц. Они с треском лопались. Омерзение к ним почему-то передалось на сигарету, которую он держал в зубах, и он с отвращением ее выплюнул.

И вдруг с молниеносной неотвратимостью пронеслось в голове: Россия загнивает, и гниение начинается на юге, там, где жарче всего.

Подошел автобус, и он вскочил в него с ощущением неотвратимости беды, которая вот-вот их всех накроет. Впереди него на одном сиденье примостились двое юношей — один грузин, другой абхазец. Они говорили по-русски, и по акцентам он понял, что один из них грузин, а другой абхазец. Они громко продолжали спор, поднятый газетами. И вдруг он всем своим существом почувствовал, что видит все это в последний раз в жизни, что эти ребята погибнут, что их надо немедленно спасти. Но он не знал, как их спасти, и даже не знал, от чего их спасать!

…На следующий день грузинские войска перешли реку Ингури, отделяющую Абхазию от Грузии, и началась кровавая грузино-абхазская война. Для абхазской стороны война была столь неожиданной, что грузинские войска в первый же день без боев прошли половину Абхазии до самого Сухуми.

Он жил один. Родители умерли, а братьев и сестер у него не было. В тот же вечер к нему пришла его любимая девушка и отдалась ему. Он не хотел этого, но подчинился ей.

— Меня с ума сводит мысль, — сказала она, — что тебя вдруг убьют на войне, а от тебя на этом свете ничего, ничего не останется.

Ее дурные предчувствия, увы, сбылись, как и его. Она родила мальчика, как бы выбросив его из пламени, а в последний день войны, когда он вместе с абхазскими ополченцами брал Сухуми, его убили.

После войны гусеницы сами по себе куда-то исчезли.

Может быть, гром артиллерии их оглушил и умертвил? У абхазского побережья Черного моря появилось столько рыбы, сколько никогда не бывало. От урожая винограда и фруктов натягивалась лоза и ломились ветви. На местах сожженных деревенских домов пророс сорняк в человеческий рост.

Некоторые объясняли все это случайностями погоды, а некоторые говорили, что природа вообще не любит людей и торжествует, когда они друг друга убивают.