Касьянов год (Ландыши)

Касьянов год (Ландыши)

автор Леонард Борисович Терновский

— Так тщательно все продумать и так по-дурацки вляпаться! — досадовал на себя Константин, опустив телефонную трубку. — Уж лучше бы я выступал открыто. Лучше бы подписывал все эти письма и обращения. Лучше бы выходил на площадь. Тогда хоть было бы ясно как мне себя вести. А теперь? Не могу же я спокойно ждать как эти комитетчики поступят с Наташей. И чего ради я дал ей злополучный фельетон? Авторское тщеславие? Желание покрасоваться?

— А Наташка, дуреха, показала его, нет, хуже того, дала почитать своей знакомой. А у той Катеньки злополучный листочек «увидели и забрали». Она прибежала к Наташе: «Я в КГБ растерялась и созналась, что это ты дала мне фельетон».

— Может быть, и вправду «забрали», — продолжал размышлять Костя. — А может, Катенька сама и отнесла его в КГБ. — Он курил уже третью сигарету, но ситуация не становилась для него ясней. — А теперь вот и Натку туда пригласили.

— Положим, фельетон подписан псевдонимом. И Наташа уж точно не скажет, что это я его написал. Я ведь ей этого даже не говорил. Но напрасно она рассказывала мне все это по телефону. Правда, по автомату, тоже мне конспираторша! Мой-то телефон, может быть, тоже на прослушке.

— Главное, чтоб не случилось беды с Наташей. Ну, посадить за один фельетон, конечно, не посадят. Хотя… нацелен он явно на Андропова, одно название чего стоит: «Паук». А Комитет мстителен и не прощает обид.

— Пригласили ее к 10 утра. Вряд ли допрос займет больше 2–3 часов. Я сразу предложил Наташке проводить ее до Комитета и потом подождать где-нибудь в сквере, да она отказалась. Сказала, что уже в двух шагах от Лубянки, обещала, как только отпустят, позвонить, и — повесила трубку.

Время тянулось медленно. — Мне хорошо здесь, — говорил себе Константин. — А Натку, может, терзают сейчас каверзными вопросами. Что же она до сих пор не звонит?

Походив туда-сюда по комнате, Костя вышел на балкон и стал смотреть сверху на еще молодую майскую листву, вдыхая пьянящий весенний воздух и одновременно прислушиваясь, не раздастся ли звонок. И все время думал о Наташе. Знакомы они второй год, а, в сущности, он не так много о ней знает. Ей под тридцать. Была замужем, разошлась. Живет с мамой. Переводит с английского. Работает в основном дома, так что сегодня ей даже не пришлось отпрашиваться со службы.

Маленькая двухкомнатная квартира на окраине Москвы досталась Косте после развода. Рая, его бывшая жена, вскоре снова вышла замуж, переехала в Тбилиси и, кажется, уже родила сына. Обычно раз или два в неделю Наташа приезжала к Косте и оставалась у него до утра. Косте нравилась Наташина благородная сдержанность, и, пожалуй, необязательность их отношений.

Зазвонил телефон. — Наконец-то! — схватил трубку Константин. — Ну, как ты?

— Не волнуйся. Нормально.

— Хочешь, приезжай ко мне. Или я сейчас к тебе поеду.

— Давай встретимся в половине восьмого возле моего дома. И погуляем по парку. Погода сегодня чудесная.

Голос Наташи был спокоен. Да, она умеет держать себя в руках. Ехать мне до нее около часа. Не так уж далеко по московским меркам. Только надо будет накинуть курточку, вечером еще может быть свежо.

Какая-то женщина возле метро продавала ландыши. — Как раз кстати. После визита на Лубянку Нату следует хоть чем-то порадовать и подбодрить.

Костя взял два букетика. Он всегда любил эти весенние цветы, но сегодня их запах показался ему слишком резким и даже неприятным. А в метро было душно. Подойдя к Натиному дому, он увидел, что она как раз выходит из своего подъезда. — Спасибо. Чудесные цветы! — сказала она, когда Костя протянул ей ландыши. — И какой замечательный аромат!

Позади Наташиного дома был небольшой скверик. Пройдя в него через арку, они присели на скамейке под деревьями.

— Ты расстроена?

— Устала немного.

— Волновалась?

— Не очень. Надо быть всегда готовым к подобным приключениям.

— А что, тебя раньше уже вызывали в КГБ?

— Нет. Вот Шуру, мою давнюю подругу, гэбэшники допрашивали, и не раз. Она мне потом все подробно рассказывала. Главное, не надо их бояться.

— Не знал, что у тебя такие отважные подруги.

— Ты еще многого обо мне не знаешь. Может, узнаешь со временем. А меня, кстати, не допрашивали, — со мной всего лишь «беседовали». Их там было двое. Я сказала, что нашла листочек в нашей конторе в коридоре на полу.

— И думаешь, они тебе поверили?

— Вряд ли. Но сделали вид, что поверили. Спросили, — а что я сама думаю про фельетон? Говорю: он показался мне смешным, вот я и показала его Кате. Спрашивают: а Вам он не показался антисоветским? — Нет. — Вы считаете, что такое можно писать про члена Политбюро? — Про кого? — спрашиваю я. — Разве Вы не понимаете, что автор целит в Андропова? — Да что вы говорите? А я и не подумала. — Так кто, Вы сказали, дал Вам этот листок? — Я уже ответила, что нашла его случайно.

Смеркалось. Со скамейки было хорошо видно освещенное окно Наташиной кухни на третьем этаже. Пахло прелыми листьями, было зябко и одновременно душно. Костя накинул на плечи Наташе свою куртку.

— Не простудись сам, — сказала Наташа. — И не беспокойся, — прибавила она. — Я, разумеется, не сказала, что знаю автора.

— А разве ты его знаешь?

— Угадала. По разным словечкам и знакомой интонации.

— А я решил: если тебя начнут прорабатывать на работе, тем более, если станут преследовать или угрожать, то я сразу иду в КГБ и заявляю, что фельетон написал я. Что поэтому и отвечать за него могу я один.

— Спасибо. Очень благородно. Только вряд ли бы это мне помогло. Они делают все, что хотят. Мне рассказывала Шура, как несколько лет назад у Иры, одной ее знакомой, нашли в портфеле листовки с обращением в чью-то защиту. Подписанное несколькими москвичами, причем самой Иры среди них не было. Но ее-то и арестовали. Авторы листовки тут же письменно заявили, что они одни несут полную ответственность за достоверность сказанного в обращении. Ты думаешь, Иру отпустили? Нет, ей дали год. А авторов даже не вызывали на допрос.

Почему в сквере так душно? Костя помолчал. Потом предложил: — Поедем ко мне?

— Не сегодня. Моя мама — сердечница. И хотя я ей о своих приключениях ничего не говорю, она все равно о чем-то догадывается и волнуется. Может быть — послезавтра.

Не доходя до своего подъезда, Наташа остановилась.

— Знаешь, я давно хочу познакомить тебя с Софьей Андревной. Она — адвокат и наш ангел-хранитель. Мы все к ней бегаем, чуть только у кого-то возникают проблемы с Галиной Борисовной.

— С кем, с кем?

— Какой ты недогадливый! Ну, разумеется, с ГБ.

— А чем эта Софья Андреевна может помочь?

— Сочувствием. Мудрым советом. Тем, что всю твою ситуацию разложит по полочкам. И по статьям. Ей за семьдесят, но голова у нее совершенно светлая. А сейчас тебе пора ехать домой.

Они зашли в подъезд. Костя обнял Наташу, стал ее целовать, шептал на ухо: — Не сомневайся, милая, все-все у нас будет хорошо.

Сверху спускался лифт. Наташа еще раз поцеловала Костю и высвободилась из его объятий.

— Ну, пока, милый. А один букетик возьми к себе домой. — Она сунула ему в руку ландыши и взбежала по лестнице вверх.

Выйдя на улицу, Костя снова зашел в сквер и присел выкурить сигарету. — Хорошо, что все пока вроде бы обошлось, — подумал он. — А Наташка молодец. Но почему так раздражающе резко пахнут ландыши? — Он сунул букетик в карман.

Внезапно Костя почувствовал, что у него перехватило горло. Он задыхался. Казалось, его грудь раздулась как воздушный шар и вот-вот разорвется. На лбу выступили крупные капли пота. — Неужели я сейчас умру? — подумал он, но не в силах был даже никого позвать на помощь. И продолжал сидеть в сквере, хватая, как рыба, воздух открытым ртом и вцепившись руками в скамейку. Потом, закашлявшись, сплюнул что-то вязкое.

Пожилой мужчина с собакой подошел к Косте: — Что с Вами?