Советы пана Куки

Радек Кнапп

Советы пана Куки

Если бы я вдруг задумался, почему птицы не летают задом наперед, мне достаточно было бы просто посмотреть в окно. События двух последних месяцев пронеслись бы тогда у меня перед глазами с такой ясностью, будто я уже на смертном одре. Я разглядел бы такие вещи, что сам бы не смог сказать наверняка, было это на самом деле или нет, а все действующие лица предстали бы перед моим внутренним взором как наяву. Отчетливее всего я, конечно, увидел бы себя, сомнительного героя длинной истории, которая началась в тот самый день, когда я постучал в дверь пана Куки — мошенника и хитрована, заварившего всю эту кашу.

Хотя дверь у пана Куки была ничуть не толще, чем все прочие двери в нашем доме, прошло немало времени, прежде чем он услышал мой стук. Лишь через несколько минут дверь слегка приоткрылась, и показалось лицо пана Куки, который с недоверием оглядел меня с ног до головы.

— Ты пришел на десять минут раньше, — сказал он, пропуская меня в квартиру.

Несмотря на то что было уже пять часов, на нем красовалась пижама — котята на его животе без устали гонялись за бабочкой.

Я собрался было пройти в комнату, но пан Кука меня остановил:

— Минутку, ты что, забыл, о чем мы договаривались?

Я вытащил из сумки бутылку водки и отдал ему. С видом знатока осмотрев ее со всех сторон, он кивнул:

— Ладно… Входи.

Мы прошли через кухню, где по какой-то непонятной причине пахло бензином, а потом попали в комнату, обставленную весьма скудно: круглый стол да четыре стула.

Пан Кука снял с полки два стакана и поставил на стол. Передо мной оказался стаканчик размером не больше солонки, а перед ним — с хорошее ведерко. Взявшись за пробку, он заговорил:

— Твои родители, люди культурные, считают меня пьяницей. Поглядели бы лучше, что вытворяет нынешняя молодежь. Новые богачи — биржевые маклеры — клюшками для гольфа до смерти забивают собак. А посмотри на голубых! Ничего не боятся, разгуливают в женских платьях и гоняют с качелей малышню. Эти-то как раз не пьют ничего, кроме кока-колы. А знаешь, что в ней содержится? Углекислота, — он слегка коснулся пальцами висков. — Она вредна для клеток серого вещества. В Америке, где изобрели эту штуку, нормальных мозгов давно не осталось. Если не хочешь к началу следующего тысячелетия позабыть, сколько будет дважды два, беги от нее как черт от ладана.

Он уселся на стул и уставился на меня.

— Что стоишь, как пень? — спросил он. — На что тебе задница? Кто пьет стоя, рискует заработать инфаркт.

Я сел. Стулья у пана Куки были рассчитаны на великанов, хотя сам он ростом не больше метра пятидесяти.

Он налил свой стакан до краев и потер ладони, будто мы в Антарктиде:

— На таком горючем можно три раза облететь вокруг света. Ну выкладывай, что тебе нужно от старого Куки.

— Хочу вот смотаться на Запад.

— Да ну? И на черта тебе понадобился их дерьмовый Запад?

— Интересно, как там у них. Тянет туда чуть ли не с первого класса.

— А чем же тебе, такому культурному юноше, может помочь старый Кука?

— Да хотя бы тем, что пан Кука знает Запад вдоль и поперек. Как никто.

На столе стояло маленькое зеркало. Пан Кука глянул в него и сказал своему отражению: «Да, я и сам не смог бы сказать лучше». Потом вдруг подозрительно глянул на меня:

— Странно, что твои культурные родители не протестуют. Или нет, постой-ка, пару дней назад я, кажется, слышал у вас ссору?

Пан Кука жил как раз под нами. В нашем доме не только двери тонкие, как облатки, но и потолки. Когда в квартире тремя этажами выше, позвякивая чашками, садятся пить чай, мы слышим все, что там происходит.

— Они ничего не имеют против, — соврал я.

— Гм, ясно, — он взял стакан с водкой, поднес к глазам и посмотрел сквозь него. Нос его стал раза в три длиннее. — Будем считать, что ты уже подготовился к путешествию: накупил всяких путеводителей и выучил наизусть все, что там написано. Значит, о Франции знаешь уже больше, чем французы, помнишь, сколько стоит билет в любой музей Амстердама, и легко отыщешь камень, на который мочился Пикассо, пятьдесят лет назад оказавшийся в Берлине. Правильно?

Я покраснел.

— О камне там, кажется, ничего не написано, но вообще-то я, конечно, кое-что почитал.

Пан Кука махнул рукой, словно перечеркивая что-то невидимое.

— Все забудь. Это годится для туристов, новых богатеев и биржевых маклеров, а того, что следует знать нормальному человеку, в путеводителях нет. Там ты не найдешь трех советов пана Куки. А не усвоив их, не стоит даже садиться в поезд. И раз уж ты мне нравишься, парень, так и быть, расскажу тебе все совершенно бесплатно. Первый совет на твой благовоспитанный слух прозвучит странно: «Важно, не куда именно ехать, — Запад, он везде Запад, — а как вернуться назад». Ни в коем случае не возвращайся в футболке с надписью «Чем могу служить?», даже если тебе это будет стоить переднего зуба. Как вышло, например, со мной. Гляди…

Пан Кука осклабился и продемонстрировал, что имеет в виду. Но так как спереди у него не было вообще ни одного зуба, я так и не понял, какой из них остался на Западе.

— Этот урок я усвоил в Англии. Цепочка малоприятных событий привела к тому, что мне пришлось некоторое время поработать в супермаркете. В свои пятьдесят шесть лет я носился на роликах, словно сопляк какой, напялив на себя футболку с надписью по-английски «Чем могу служить?». Моей работой было перевозить замороженных индюшек с термометрами в задницах и складывать их в морозильник. Однажды я слишком долго раскатывал по магазину с очередной индюшкой под мышкой, и птица начала подтаивать. Термометр выскользнул у нее из задницы, и я, как дрессированный пес, нагнулся за ним… На следующий день, когда я рассматривал в зеркале место, где еще вчера был зуб, мой взгляд упал вдруг на надпись «Чем могу служить?». И тут до меня дошло, что я не только складываю тушки, но и телевизор смотрю, и сплю иногда в этой футболке, и в один прекрасный день, может статься, прямо в ней и помру. Тут моя славянская душа ушла в пятки, и я сказал себе: «Мало что ли на свете идиотов, готовых напяливать на себя такие футболки? Неужели тебе обязательно быть одним из них?» На следующий день я собрался с силами, пошел к директору и уволился. Первое, что я сделал, вернувшись домой, — натянул пижаму и почистил оставшиеся зубы. И знаешь, оно того стоило: посмотри на меня, — пан Кука с гордостью ткнул себя пальцем грудь, — никакого «Чем могу служить?» Невинные котята, мечтающие сцапать бестолковую бабочку.

Пан Кука поднес стакан ко рту. И стало ясно, что не все в Англии было так плохо — ведь он выпил не залпом, а сидел и потягивал водку, как настоящий англичанин — свой пятичасовой чай. Он вообще был одним из самых утонченных ценителей водки, каких мне когда-либо доводилось видеть.

После паузы он продолжил:

— Следующий урок я усвоил уже на обратном пути. Решил на пару дней задержаться в Париже. Хотел поглазеть на Эйфелеву башню и на квартал проституток, но мои глубокоуважаемые земляки зачем-то потащили меня на могилу Шопена. И вот — погода мерзейшая, мы стоим под дождем и пялимся на надгробье. Тут кто-то говорит, какое, мол, счастье для Шопена, что его сердце покоится на родине. Я было подумал, его просто на поэзию потянуло, ан нет, парень начинает в деталях расписывать, как у того после смерти вырезали сердце, положили в стеклянную колбу и привезли к нам. Так вот, значит, пока мои земляки потчуют меня байками, я вдруг замечаю, что стою в огромной куче дерьма. Меня чуть удар не хватил! Ведь я приехал в Париж вовсе не затем, чтобы стоять в дерьме у могилы Шопена. Тот, кто рассказывал про сердце Шопена, тоже заметил кучу. Он подошел ко мне и сказал: «Знаешь, Кука, французы считают себя избранной нацией, но французское дерьмо воняет точно так же, как наше. Мне понадобились годы, чтобы это понять. Ты узнал это сразу и даже не представляешь, как я тебе завидую». Я навсегда запомнил его слова. Это и есть мой второй урок: и на Востоке, и на Западе дерьмо абсолютно одинаковое.