Зоино золото

Зоя Васильевна Корвин-Круковскаяродилась в 1903 году в состоятельной семье, приближенной ко двору, видела Николая II и Распутина, училась во ВХУТЕМАСе у Василия Кандинского. Первая мировая отняла у нее отца и отчима, революция вынудила бежать в Стокгольм, заключив брак со шведским коммунистом Карлом Чильбумом. Еще в Москве познакомившись с работами Гогена, Пикассо, Сезанна, очарованная живописью Зоя отправилась в Париж — средоточие культурной жизни, на Монпарнас Шагала и Модильяни, Фицджеральда и Хемингуэя. В 1929-м в Париже состоялась ее первая выставка… А дальше — долгая жизнь, полная тайн, многие из которых не раскрыты до сих пор. Умерла Зоя Васильевна в декабре 1999 года. Несколько ее картин можно найти в Третьяковской галерее.

Хотя карьера Зои Корвин-Круковской достаточно неплохо известна в мире искусства, ее частная жизнь — тайна за семью печатями. Ее личные архивы нигде не опубликованы, она никогда никому не рассказывала о своей жизни в России. Но вопросы не дают покоя искусствоведам и поклонникам ее творчества. Английский историк и писатель Филип Сингтон попытался ответить на некоторые в своей версии судьбы этой необычайной женщины.

Автор признается, что с опаской брался за работу над «Зоиным золотом»: его первый роман, также посвященный России, опубликован не был. Как и его герой, Сингтон никогда не встречался с художницей, однако, получив доступ к архиву, который Зоя незадолго до смерти доверила своей подруге, молодому кинорежиссеру Анжелике Брозлер, не устоял перед искушением рассказать об этой удивительной художнице, о тайнах, которые открылись ему в письмах, о том, что за сверкающими зеркалами картин он увидел кошмарную личную трагедию. Но роман, в который искусно вплетена биография Зои Корвин-Круковской и фрагменты ее подлинной переписки, — не только и не столько исторический. Это книга о поисках если не счастья, то — душевного покоя, мира с самим собой, книга о том, как, сокрушаясь об ошибках прошлого, не забыть о главном.

И еще — о том, что ради прибыли и политической выгоды искусство по-прежнему можно толковать так, как это удобно сегодня…

Об авторе

Филип Сингтон преподавал историю в Кембридже, работал журналистом и редактором. С 1993 по 1999 г. были опубликованы шесть остросюжетных романов Сингтона в соавторстве с Гэри Хэмфрисом (под общим псевдонимом Патрик Линч). Книги переведены на двенадцать языков и разошлись по миру тиражом свыше миллиона экземпляров. В настоящее время Филип Сингтон живет в Лондоне.

Пресса о романе «Зоино золото»

Чарующая история о печалях прошлого и надеждах будущего, жадности, коварстве и интригах — от императорского двора Романовых до аукционных залов современности.

На редкость изобретательно… Волнующе, увлекательно и непредсказуемо.

Захватывающая, гипнотизирующая книга. Чарующая золотая картина русской жизни.

Насыщенный сюжет и безупречный стиль. «Зоино золото» — занимательный роман о потрясающей женщине.

Сингтону удалось восхитительное переплетение жанров, которое порадует как любителей головоломок, так и поклонников исторической прозы.

Роскошно написанный роман саспенса… Разбитое зеркало, элегантно собранная головоломка множества культур.

Подлинный психологический детектив, основанный на реальной истории «мадам Зои»…

Соблазнительный роман — вдохновляет на то, чтобы узнать о таинственной и загадочной Зое больше.

Странно обольщает.

Книга Сингтона — великолепный памятник его музе.

В романе ставится справедливый вопрос: какова роль искусства, когда оно взмывает в финансовую стратосферу?

Чарующий портрет художника…

Филип Сингтон

ЗОИНО ЗОЛОТО

Заключенные

1

Он видит ее, залитую лучами рассвета, лицо прижато к исцарапанной стене. Он представляет ее со спины, она прикрывает рукой голову, как побитый ребенок. Там, в камере, она цепляется за чистую красоту, воспоминания, которые не таят в себе страха. Они не даруют ни защиты, ни помилования, лишь бегство в иное место, что за гранью греха и расплаты. Он видит ее в миг, когда все кончено: пленница еще молит о спасении, но сам Господь всепрощающий не может помочь ей.

В шесть утра во дворе заводят грузовики. Рокочут тяжелые двухтактные моторы, визжат приводные ремни вентиляторов. Грузовики не трогаются с места. В первое утро она недоумевала, почему они никуда не едут. Потом кто-то объяснил ей: шум моторов заглушает звуки выстрелов.

Теперь этот рокот будит ее по утрам. Прокрадывается в водоворот ее снов, она резко просыпается и слушает, ждет, пока двигатели заглохнут. Потому что это значит — опасность миновала. Ты проживешь хотя бы еще один день.

Москва, июль 1921-го. В это лето она должна была умереть вместе с остальными.

Никто не говорит, пока работают моторы. Восемь женщин, втиснутых на кишащие вшами нары, лежат тихо, с широко раскрытыми глазами, и сернистая вонь дизеля медленно заползает в их ноздри. Некоторые знают, за что их арестовали. Другие — нет. Одна старуха провела здесь год, но ее даже не допросили.

Приглушенные выстрелы доносятся сквозь хриплый ритм. Иногда непонятно даже, на самом ли деле ты слышишь их. Официально расстрельных команд больше не существует, равно как и традиции раздавать боевые патроны вперемешку с холостыми, чтобы никто не знал истинного убийцу. Теперь просто ставят на колени и пускают пулю в затылок. Грязное дело. Кровь и мозги летят в тебя, неважно, под каким углом держишь револьвер. Говорят, палачи требуют чистую форму каждый день. Но не для того, чтобы оправдаться. Бойня — критерий пролетарской решимости, одобренный и прославленный на самом высоком уровне.

Как-то утром с одной девушкой, ровесницей Зои, случилась истерика — она кричала так, словно ей вырывали глаза. Никто не пробовал успокоить ее — из страха привлечь к себе внимание. Среди заключенных есть стукачи. Дружеское участие опасно. Так что, как всегда, они просто лежали, слушали моторы, старались не думать ни о чем. Две женщины бормотали молитвы, заклинали покрытый волдырями потолок.

Через пару дней девушку увели. Все знают, что с ней случилось. Если охранники говорят оставить пожитки в камере, значит, тебя просто хотят допросить. Если велят забрать с собой — это конец.

Еще с первых дней она заметила: голоса у охранников всегда скучающие, словно в очереди на почте или в банке, словно ты просишь об услугах, которые учреждение не предоставляет, чертовски досаждая одним своим присутствием. Они скучают, что бы ни говорили, даже если оглашают смертный приговор. В основном это литовцы или азиаты, которых сюда привезли специально. Местных жителей, даже русских, как правило, избегают. Эти слишком любят поболтать о работе и о том, что видели.