Замок на песке

Айрис Мердок

ЗАМОК НА ПЕСКЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Пятьсот гиней! — воскликнула жена Мора. — Какое безобразие!

— Рыночная цена, — пробормотал Мор.

— Что ты там бормочешь? Выплюнь эту дурацкую сигарету, а то ничего не разобрать.

— Я говорю, это рыночная цена, — повторил Мор уже без сигареты.

— Бладуард написал бы задаром.

— Бладуард сумасшедший. По его мнению, писание портретов — порочное занятие.

— А я считаю, что правление вашей школы — собрание сумасшедших. У вас, должно быть, денег куры не клюют! Сначала это прожекторы для освещения, а теперь новая напасть. Освещать школу прожекторами! Словно за день эта школа не успевает намозолить глаза!

— Подождем Фелисити или без нее позавтракаем? — спросил Мор.

— Нет, ждать не будем. Она всегда приезжает домой такая хмурая, ей будет явно не до еды.

Фелисити, дочь Мора и Нэн, вот-вот должна была вернуться из пансиона, так как занятия отменили из-за эпидемии кори.

Они сидели за столом друг против друга. Крошечная столовая. Массивная полированная мебель. Створки окон распахнуты во всю ширь, а за ними жаркий, томительный полдень. И небольшой палисадник, А дальше дорога, по обочинам стоят аккуратные домики, глядясь окнами друг в дружку, как в зеркало. Городок застроен сплошь новыми домами, вполне в современном духе и весьма солидными. Над крытыми красной черепицей крышами, над поникшей листвой деревьев возвышается в сонном мареве середины лета неоготическая башня школы Сен-Бридж, где учителем и куратором служит Мор. Сейчас время ленча.

— Пить хочешь? — спросила Нэн. И налила себе из большого сине-белого кувшина.

Мор передвинулся вместе со стулом, чтобы выбрать что повкуснее из ряда наполненных компотом бутылок, стоящих на буфетной доске. Единственное преимущество этой столовой — до всего можно дотянуться рукой.

— А Дональд придет вечером повидать Фелисити? — спросила Нэн.

Дональд, сын Нэн и Мора, учился в шестом, выпускном, классе Сен-Бридж.

— У него дежурство в младших классах, — сказал Мор.

— Скажите, пожалуйста, дежурство в младших классах! — передразнила Нэн. — Ты бы мог избавить его от дежурства в младших классах! Вы трусы оба, каких свет не видывал. Не дай Бог нарушить правила! Можно подумать, ты дал клятву верности Сен-Бридж!

— Дон сам против привилегий, — коротко бросил Мор. В сущности, с этого пункта и начался сегодняшний спор. Без особого энтузиазма Мор резал ножом мясо. — Поскорее бы Фелисити приехала.

— Нет, я все-таки поговорю хорошенько с Доном, — сказала Нэн.

— Только не пили его насчет экскурсии.

Дон мечтал на каникулы поехать в горы. Родители были против.

— Что значит — «не пили»! — возмутилась Нэн. — За поступки детей отвечаем мы, взрослые.

— Пусть сначала сдаст экзамены, потом поговорим. Зачем ему лишние волнения. Дональду вскоре предстоял вступительный экзамен по химии в Кембридж.

— Пустим все на самотек, а потом нас поставят перед фактом, — возразила Нэн. — Мне Дон сказал, что от этих альпинистских планов они отказались. А вот миссис Пруэтт вчера сообщила, что вопрос все еще обсуждается. У вас там детишки, кажется, взяли за правило лгать родителям, вопреки всем разговорам о правдивости.

Хотя Мор нынче полностью отошел от религии, все же воспитан он был как методист. Поэтому глубоко верил, что безупречная честность — основа и условие существования всех прочих ценностей. Тем горше было обнаружить, что его собственные дети, можно сказать, достаточно равнодушно воспринимают этот постулат. Он отодвинул тарелку.

— Не будешь есть? — деловито спросила Нэн. — Ну так я доем, согласен? — Потянувшись острозубой вилкой через стол, она забрала мясо с тарелки Мора.

— Слишком жарко, не хочется есть, — сказал Мор. Он посмотрел в окно. Башня школы нелепо торчала в дрожащем от зноя мареве. С проходящей неподалеку магистрали доносился приглушеный, не прекращающийся и днем шум автомобилей. Городок расположился на полпути между Лондоном и побережьем. Среди полуденной жары этот шум напоминал жужжание насекомых в зарослях. Летом время тянется, тянется, тянется бесконечно.

— Помнишь, как Лиффи, бедная, не любила жару? — произнес Мор.

Лиффи, их собаку, золотистого ретривера, два года назад на шоссе сбила насмерть машина. Пес связывал Мора и Нэн, это была связь которую не смогли создать даже их дети. И Мор интуитивно нашел средство — чтобы задобрить Нэн, он вспоминал Лиффи.

Лицо Нэн в самом деле тут же смягчилось.

— Бедняжка, — вздохнула она. — Любила носиться по лужайке за собственной тенью. Просто до изнеможения.

— Любопытно, сколько еще продлится эта жарища, — проговорил Мор.

— В других странах наслаждаются летним теплом. А у нас только и разговоров что о жаре, — вздохнула Нэн. — Невыносимо.

Нэн доедала завтрак, Мор молчал. Семейная идиллия навевала на него дрему. Потянувшись, он зевнул и принялся разглядывать пятно на скатерти.

— Сегодня вечером мы обедаем у Демойта, ты не забыла? — напомнил он жене.

Демойт, бывший директор Сен-Бридж, ныне вышедший в отставку, по-прежнему жил в собственном обширном доме поблизости от школы. И по заведенному обычаю приглашал супругов Мор к себе отобедать. Для написания его портрета и была выделена сумма в пятьсот гиней, столь возмутившая Нэн.

— Вот наказание, я и забыла, — расстроилась Нэн. — Но там же скука смертная. Позвоню и скажу, что заболела.

— Неужели? Тебе же нравится туда ходить.

— Ах, оставь. А кто еще будет? — Нэн сторонилась шумных сборищ. А Мор, наоборот, любил.

— Будет художница, портретистка. Кажется, вчера приехала.

— А, я читала о ней в нашей газетке. У нее еще имя такое, потешное. Похоже на дождик…

— Рейн Картер.

— Рейн Картер! — воскликнула Нэн. — Бог мой! Дочь Сидни Картера. Он-то уж точно хороший художник. По крайней мере, знаменитый. Если уж так захотелось ухнуть кучу денег, пригласили бы его.

— Он умер. В начале года. Но, по общему мнению, дочь тоже справится.

— Еще бы, за такие деньги. Придется одеться соответственно. Она-то наверняка явится разряженная. Француженки — они такие. Вот не было заботы! Кстати, где же она остановилась? В «Голове сарацина»?

— Нет. Мисс Картер поживет в доме Демойта. Прежде чем начать писать, она хочет изучить характер, познакомиться с его окружением. Она подходит к портретистике фундаментально.

— Демойт, этот старый осел, наверняка будет в восторге. Но каково выражение! «Фундаментальная портретистика!» Сногсшибательно!

Ехидство Нэн больно задевало Мора, даже в тех случаях, когда не он, а другие становились его объектом. Когда-то Мору казалось, что злословит она лишь для того, чтобы защитить себя. Но время шло, и ему все труднее было верить, что Нэн так уж ранима. И все же он держался за созданный когда-то образ беззащитной Нэн уже исключительно ради собственного спокойствия.

— Ты ведь с ней не знакома, зачем же так злословить?

— Это что, вопрос? Прикажешь подумать над ответом? Они взглянули друг на друга. И Мор отвел глаза. Жена сильнее его. Мора глубоко ранило это открытие. И как ни уговаривал он себя, что сила-то ее идет от упрямства и от бессмысленного жестокосердия, чувство стеснения и обиды не проходило. Он видел ее насквозь, и прошло уже то время, когда удавалось укрываться от этого знания во влюбленности или, на худой конец, в равнодушии. Он порабощен. Он под пятой. Его непрестанно оскорбляют. Ранние годы их брака прошли в общем-то безоблачно. В те времена у супругов был один предмет разговоров — они сами. Этот источник не мог не иссякнуть, а новый им отыскать не удалось… и пришел день, когда Мор понял — та, с которой он до конца дней своих связан, вовсе не считает себя связанной: способность изменяться, возможность отдаляться от него, становиться независимой — эти права она сохранила за собой. В тот день Мор поспешил обновить в памяти свои брачные обеты.