Бонташ

Ланда Генрих Львович

Бонташ

ДНЕВНИК БЕЗМЯТЕЖНОЙ ЮНОСТИ

ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ

(((Синяя "трофейная", т.е. немецкая общая тетрадь, порядочная ценность по тому времени. На первой странице фиолетовыми чернилами крупно написано "ДНЕВНИК", и эпиграф: "Ко всему готовы, ничего не жаль…" Под этим грозным эпиграфом – фотография худенького домашнего мальчика. Это я сорок девяь лет тому назад.)))

31 августа 1947г.

Завтра начинаю заниматься в 10-м классе. Ничего не приготовлено: книг нет, папки нет, ручка испорчена. Не знаю даже, когда начало уроков. Посмотрим, что выйдет.

2 сентября.

Всё неплохо: новые книги, тетради, перья. Пока еще чист и невинен. И уже кажется, что занимаемся давно и каникул даже не было. Режим дня налаживается… В общем, полный оптимизм.

6 сентября, суббота.

Все эти дни сильно устаю. Болит голова. Режима никакого. Новая литераторша – ерунда, безграмотность.

20 сентября.

Вошёл в колею. Учебные дела идут средне. Дни текут однообразно, всё время занято. Писать не о чём и ни к чему. Еле заставил себя сделать эту запись. Эдак и дневник вести не стоит.

3 октября.

Дни бегут. Целый день, как проклятый, занят. Вечером не хочется ложиться, утром – вставать. Уроки, уроки, контрольные, сочинения, музыка и опять уроки… Нудно, пакостно на душе. Надо побольше заниматься спортом. Льщу себя надеждой, что к концу дневника стану совсем другим. Сейчас мои параметры: возраст 16 лет 2 месяца и 26 дней, рост 163 см, вес 48 – 49 кг, на турнике подтягиваюсь 4 раза, от земли отжимаюсь 17 – 20 раз. Внешнее оформление неважнецкое. Но ничего…

12 октября, воскресенье.

Вчера я был на школьном вечере. Подготовил себя тщательно, так как это можно считать моим первым вечером. Но всё-таки разочаровался. Или вечер был малоудачным, или все вечера такие, но я ожидал большего. Я добросовестно разгадывал викторины, смотрел кино, играл в "моргалки", "ручеёк", "базар", в общем, кроме танцев, вкусил все радости такого мероприятия. Танцевать меня не тянет (я и не умею танцевать), даже при игре в "базар" меня мучила неловкость (мало сказать неловкость), когда нужно было брать партнёршу под руку. И вообще, присутствие прекрасного пола оказалось менее приятным и интересным, чем я ожидал (лично для меня, конечно).

Сегодня пришлось приводить в порядок своё барахло. Как быстро меняются интересы и обстоятельства! Каждая жестянка, деревяжка вызывает волнение, грустные почему-то воспоминания. Каждый потрёпаный негатив воскрешает ушедшее в вечность настроение, волнение… Это ощущение и больно, и сладко. Просто, у меня самого, наверное, сейчас такой период. Быстро расту, меняюсь, "мужаю", как говорят. Ну что ж… Время! Поэтому я и завёл дневник…

20 октября.

Дикий холод. Осень. Демосфен (или Цицерон?) для тренировки внятности речи совал камни в рот, а я играю "Этюды для беглости" на тугом рояле окоченевшими пальцами.

14 часов 00 минут… Первый снег!

18 ноября.

Уважаемый читатель (если таковой будет когда-нибудь)! Не думай, что вся моя жизнь заключается в том, что здесь написано. Наоборот, самые живые и интересные события почему-то сюда не попадают. Так, здесь нет ни слова о том, что наша стенгазета, где я рисую карикатуры, пользуется большим успехом, что я изрядно успеваю по музыке; что я быстро расту и по утрам занимаюсь с гирями, что Некрасов, наш новый ученик, мне очень нравится, и мы с ним почти товарищи, что наш сосед по квартире Борис Аркадьевич имел прободение желудка и лежал 10 дней в больнице (после этого всей квартире будто бы "болел живот")… Всё это не записывается потому, что этими впечатлениями я делюсь дома и в школе, об этом не чувствуется желания писать, это не представляет собой мои личные дела, в которые никто не посвящается. А личных дел у меня мало. Можно сказать, совсем нет. Но всё же были маленькие события, интересные своей необыденностью и (для меня) новизной. О них-то я и поведаю свету в следующий раз…

22 ноября

Что ж, возвратимся к недавнему прошлому. 4-го ноября я оказался на предпраздничном вечере в 67-й школе. Окончилась самодеятельность (на торжественную часть я опоздал) и начались танцы и прочие развлечения. Я скромно стоял в стороне, так как не умею танцевать и не хотел ни во что играть. Если прибавить к этому, что как раз в этот день мама была нездорова, то можно легко представить, что вид у меня не был такой уж сияющий. Но, впрочем, я не грустил. Я нацепил номер "воздушной почты", хотя на получение писем нельзя было даже надеяться. Но вот ко мне подходит "почтальон" и вручает две записки. Думая, что кто-то перепутал номера, я начал читать. Но это было адресовано мне. Кого-то заинтересовала моя "грустность". На первую записку я ответил "едкой остротой". А вторая была приблизительно такого содержания (привожу по памяти): почему вы такой грустный? Напишите о себе что-нибудь, пожалуйста. "Пожалуйста" подкупило меня. Я туманно ответил. В следующей записке те же две подписи изъявили желание познакомиться со мной и жаловались, что я ничего не написал о себе. Я отыскал их по номеру.

Это были две подруги. Одна низенькая и черноволосая. Другая высокая, рыжеволосая, худая, в очках. Я обратил на неё внимание ещё до этого. Обе они очень ласково, приветливо улыбались. Их звали И. и М. Поговорив немного с ними и объяснив причину моего вида, я отошёл. Я видел, как М. написала записку. Я получил её. Им понравилась моя искренность. Они будут 6-го у нас в школе на вечере, там опять со мною встретятся.

Дома я был несколько возбуждён. Даже очень. Записки, как бы невзначай, показал маме. И почему-то вспоминал только М…

6-го пошёл на вечер. Была только М. Подойти к ней было страшно неловко. Она писала очень долго какую-то записку. Когда она её кончила, я решил подойти. Поздоровавшись, она отдала мне эту записку и отошла. Вечер сразу стал интересным. Записка была простая: о школе, о ребятах, о себе. Я ответил. Приятно видеть, как, получив твою записку, оставляют всё и отходят в сторону. Здесь же я встретился с одной полузнакомой особой из 57-й школы. Теперь с ней говорилось легко и свободно. В это время подошла М. и попросила бумагу. Непринуждённо беседуя с "особой", я чувствовал, как мне пишут послание. Получил я целое сочинение. Но не откровенная болтовня была мне приятна, а сам факт.

У меня болела голова. Я написал прощальную записку и отправился домой. Шел снег. Завтра праздник. Дома отдал записки маме. Мама признала нравственность совремённых девочек вполне удовлетворительной.

Искусственно подавил возбуждение, но ночью плохо спал.

Прошло время, и я могу писать об этом с юмором и прохладцей. Это, конечно, пустяки, не о чём писать. Но я такой дурак, для меня всё событие. Мне нравится поведение, записки, улыбка М… И мне было бы приятно, если бы это не было в дневнике последним словом о ней.

3 декабря, среда.

О Косте Некрасове я, кажется, ещё не писал. Спокойное лицо, очки, ласковая улыбка (а это во всех для меня самое приятное). Характер у него серьёзный, он хорошо учится, и вообще он мне нравится. Я сразу заметил его среди наших новичков.

И я чувствовал, что Некрасов сам тоже притягивается ко мне (какая фамилия – Некрасов!). Мы не стали друзьями, которых водой не разольёшь, не висли один на другом, не посвящали друг друга в свои дела, не стали даже просто близкими товарищами. Слишком мал срок нашего знакомства. Мне кажется, что я имею право говорить о нём то же, что о себе в этом отношении. Нам просто приятно присутствие друг друга. Невольно получается, что везде, где можно, мы вместе: на собраниях, переменах, на пути домой. Не знаю, как я ему, но мне он нравится.

12 декабря. Полночь.

Боже мой! Надо написать два сочинения, а времени нет. Сегодня (т. е. вчера) в 3 часа вызывали в школу как члена "бригады художников-оформителей". Гоняли на Красноармейскую за бумагой, заставили малевать какое-то объявление. Малевал в вестибюле и простудился. Какая везде безалаберность и глупость!