Сборник (ЛП)

Annotation

компиляция.

Тонино Гуэрра

ТЕПЛЫЙ ДОЖДЬ

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Часть первая

1

2

3

Часть вторая

4

5

6

Заключение

ДОЖДЬ НАД ВСЕМИРНЫМ ПОТОПОМ

Январь

Февраль

Март

Апрель

Май

Июнь

Июль

Август

Сентябрь

Октябрь

Ноябрь

Декабрь

Послесловие

ПРИТЧА О БУМАЖНОМ ЗМЕЕ

Песчаная буря

Встреча с великим мудрецом

Погонщик верблюдов

В бане и в пустыне

Великое перемещение нитей

В обсерватории

Буря нитей

ВДОВА

1

2

ПЫЛЕВАЯ БУРЯ

Черное дерево

Пятое окно на верхнем этаже

История духовной близости двух китайских евнухов

Вишня в цвету

Русская балерина

Будильник

Заключенный

Черные шары

Два сероглазых незнакомца

Скорпион

Мусульманин-сицилиец

Левая рука

Квадратная тень

Птичка с голубой реки

Арабская гостиница с мертвым садом

Скованность

Самое прекрасное стихотворение

Троица

Снег на полу

Никогда открыто…

Зеркало

Ожидание

Капитан дальнего плавания

Поющий сад

Она многое любила

Ким

Последний вопль деспота

У костра

Служитель в синей курточке

Комната в полоску

Фотография

Пол с углублениями

Стрелочник в пустыне

Дверь, которая перестала открываться

У стеклянной двери

Тайный соблазнитель

В голубом мареве Самарканда

Птичка прилетела

Распахнутые ворота

Цыганские напевы

Цвета времени

Священная площадка

Свидание

Ромашки

Благочестивый дом терпимости

Синий пес

Шахматная партия

МЕД

Рассказы

ШКАФ

КАК ИТАЛЬЯНЦЫ ХОРОНИЛИ БЫ МУССОЛИНИ, ЕСЛИ БЫ НЕ ПРОИГРАЛИ ВОЙНУ

ПТИЦЕЛОВ

СЕМЬ ПОСЛАНИЙ

ЛЕСТНИЦА НА НЕБО

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

Тонино Гуэрра

ТЕПЛЫЙ ДОЖДЬ

Глава первая

Вместе с моим другом, пытающимся найти объяснение истории Генерала, у которого денщиком была собака, мечусь по расплавленному жарой Ленинграду.

Итак, я в вагоне поезда, несущего меня в Ленинград. Сразу же оттуда я отправляюсь в Грузию, где ждет мой друг Агаджанян, чтобы сопроводить меня в район горных источников. Я бегу прочь из Италии с ее прямоугольниками полей обожженной зноем пшеницы, еще не скошенной, волнуемой ветром или уже скошенной и блестящей, как след улитки. Листья ищут прохладу в тени своих соседей по дереву, как это делают под жарким солнцем овцы. Загреб напоен ароматом Франческо Джузеппе. Поля — мохнатые пятна зелени с выступающими то там, то сям ивовыми кустами. Трава высокая, порыжевшая от жары, с островками белых цветов. Леса. Поляны. Голуби, угнездившиеся на покатых крышах, косятся на пролетающий поезд. В Венгрии крестьяне сгребают сено в телеги, запряженные белыми в яблоках лошадьми. Дома с островерхими крышами. По грунтовым проселкам катят велосипедисты. Рядом с домами маленькие деревянные уборные, какими пользовались в наших деревнях полвека назад. Крупные темные птицы взлетают с земли. Озеро Балатон с качающимися на воде утками. Поезд останавливается на станции Балатоншентаерги. Вокзал напоминает длинную, низкую клетку для птиц, с рельсами на земле цвета охры. На Украине по равнине параллельно друг другу ползет сотня комбайнов внушительного вида. Люди и животные среди огромного пространства. Короткая остановка в Киеве. Древний город сверкающих куполов на гребне холма над широченным Днепром, омывающим песчаные берега на протяжении многих километров. Виднеется песчаная отмель по центру реки, лакомое местечко для заядлых рыбаков. В десять вечера мы в Конотопе. Огромный вокзал. Недолгая прогулка по широкому и очень длинному перрону. Свет из окон стоящего состава падает на белокирпичный фасад вокзала, напоминающего фабрики прошлого века. Пролетают поезда с горящими глазами на темных мордах. Около полуночи я прибываю в Москву, как раз чтобы успеть пересесть на скорый до Ленинграда. Я еду в спальном вагоне. На откидном столике два лимона. В коридоре несколько генералов, русских и индийских. За окнами ночь, прожигаемая время от времени созвездиями ослепительных огней. В этих проблесках можно мельком разглядеть индуст-риальные, словно в научно-фантастических фильмах, конструкции. Прежде чем улечься, я отодвигаю занавеску, пытаясь понять, что ищут в небе голубоватые лучи, испускаемые какими-то далекими прожекторами. На мгновение мне кажется, что краем глаза я улавливаю в мутно-белом пятне светящуюся точку. Но видение тотчас же исчезает. В пять утра вагон наполняется шумом и голосами, все более возбужденными. Я высовываю голову в коридор и вижу генералов и остальных пассажиров в пижамах и спортивных костюмах, наблюдающих за солнцем, которое только что взошло над горизонтом. Они ждут солнечного затмения, объявленного на пять с минутами. Не знаю, то ли я опять задремал, то ли в этот момент тень луны закрыла солнце — розовый цвет подушки сделался черным, и больше я ничего не видел.

На вокзале меня встречает Миша, молодой научный работник. В такси мы едем по Невскому проспекту. Улица, которой я любовался в Москве, разглядывая книгу, отпечатанную еще в XIX веке, производит на меня довольно скромное впечатление. Квартира Миши на третьем этаже здания в стиле «либерти». Лестница грязного цемента с пустыми мусорными ведрами у дверей. Пахнет так, словно здесь прошло стадо верблюдов, истощенных переходом через Аравию. Лифт не работает. Он в клетке, железная решетка которой в сталактитах сырой, осевшей на ней пыли. В квартире старая мебель. Из заставленных цветочными горшками окон, выходящих во двор, видно облезлое трехэтажное здание. Мне нравится живописное убожество, окружающее нас. Унитаз — дыра в полу. Ванная с душем — чуланчик, его цементный пол весь в подозрительных пятнах. У Миши голова мангусты. Он — вампир зелени. Он жует салат и другие мелко нарезанные травы, потом накрывает тарелку голубой бумажной салфеткой и утоляет жажду водой. Он пьет ее маленькими глоточками, сопровождая эту операцию утробным звуком. Он говорит, что мы состоим из воды и потому должны вводить в организм как можно больше жидкости. Серьезное лицо его неожиданно возбуждается, кожа над скулами стягивается к ушам, миндалевидные глаза закрываются и становятся видны крупные зубы. Это — безмолвный взрыв смеха, который на самом деле оказывается всего лишь улыбкой. Мне не удается понять, что его так развеселило. Мы едим в маленькой столовой с овальным окном и с тарелками из расписной майолики на стенах. На колонке в стиле «ампир» висят шерстяные пинетки домашней вязки. Их вязала его сестра, живущая сейчас у мужа в Нью-Йорке. Кирпичный каминчик забит смятой бумагой, газетами, обломками каких-то предметов. Им предназначено исчезнуть в огне. За двойными стеклами окна — крыша серого железа с водосточным желобом над внутренним двориком, заставленным огромными мусорными баками.

Миша поверяет мне тайну: с некоторых пор он захвачен одним загадочным происшествием, случившимся в Петербурге в первой половине XIX века. Он протягивает мне три карточки с выписками из исторических книг, найденных им в библиотеке отца:

«Вчера весь Петербург был ошеломлен представшей его взору необычной картиной. Дело происходило на льду Невы и на Крышах столицы. Значимый для каждого верноподданного урок заключается в том факте, что не только человеческие существа, но и такие создания, лишенные дара речи, как собаки и птицы, могут обращаться к благосклонности и великодушию государя Николая Павловича. Наше внимание привлекло также то обстоятельство, что именно в наши дни в Петербурге проживает отставной генерал, владелец собаки-денщика». (Напечатано в газете «Северная пчела» журналистом Фаддеем Булгариным);