Мозг Эндрю

Annotation

Впервые на русском языке роман одного из самых значительных американских прозаиков. Автор «Регтайма», «Билли Батгейта», «Марша» и многих других известных произведений обращается к теме, которая не может не интересовать каждого: что собой представляет человеческий мозг, каким образом действует наше подсознание. Главный герой, Эндрю, профессор-нейробиолог, анализирует прошлое, размышляя над смыслом своих поступков и вообще жизни. Он перелистывает свою память, словно увлекательную, никогда не читанную книгу, и убеждается в том, что самое неизведанное существо для человека — он сам.

Эдгар Лоренс Доктороу

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Примечания

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

Эдгар Лоренс Доктороу

Мозг Эндрю

Глава первая

Могу рассказать вам о своем друге Эндрю, он ученый-когнитивист. Но хорошего в этой истории мало. Как-то вечером он появился на пороге дома своей бывшей жены Марты с младенцем на руках. Потому что Брайони, чудесная, юная Брайони, на которой он женился после Марты, умерла.

От чего?

До этого еще дойдем. Один я не справлюсь, сказал Эндрю, когда Марта уставилась на него с порога. В тот вечер как раз пошел снег, и Марту заворожили мягкие, будто живые снежинки, которые падали на козырек его бейсболки с символикой «Нью-Йорк Янкиз»^[1]. Такое уж было у Марты свойство: погружаться во второстепенные детали, будто перекладывая их на музыку. Отвечала она и в рядовых случаях не сразу, глядя на тебя круглыми карими глазами навыкате. Потом могла улыбнуться, кивнуть или покачать головой. Тем временем через открытую дверь уходило тепло ее дома — у Эндрю даже запотели очки. Отгороженный мутными стеклами, он стоял под снегопадом, как слепой, и никак не проявил свою волю, когда Марта наконец протянула руки, осторожно забрала укутанную малышку, отступила назад и прямо у него перед носом захлопнула дверь.

Где именно это было?

Марта жила в Нью-Рошель, пригороде Нью-Йорка, в той его части, где смешались совершенно разные архитектурные стили — позднеготический, голландский колониальный, неогрек; дома в большинстве своем построены в двадцатых-тридцатых годах прошлого века и отгорожены от проезжей части преимущественно старыми норвежскими кленами. Эндрю сбегал в машину и вернулся с переноской, дорожной сумкой и двумя полиэтиленовыми пакетами детских вещичек. Он забарабанил в дверь: «Марта! Марта! Ей шесть месяцев, у нее есть имя, есть свидетельство о рождении. Оно у меня тут, открой, пожалуйста, Марта, я не отказываюсь от своей дочери, мне просто нужна помощь, мне нужна помощь!»

Дверь распахнулась: на пороге стоял солидный муж Марты. «Поставь барахло на землю, Эндрю», — сказал он. Эндрю подчинился, и солидный муж Марты сунул ребенка ему в руки. «Ты всегда был чудилой, — продолжил солидный муж Марты. — Сочувствую, что твоя молодая жена умерла, но сдается мне, умерла она по причине твоей идиотской ошибки, преступной небрежности, какого-нибудь мыслительного эксперимента или пресловутой профессорской рассеянности, но в любом случае это только напоминает нам всем, что у тебя талант притягивать беду».

Эндрю положил ребенка в стоявшую на земле переноску, поднял переноску с ребенком и медленно побрел к машине, чуть не упав на ровном месте. Он закрепил переноску на заднем сиденье, вернулся к дому, взял пакеты, сумку и отнес их в машину. Когда все было сложено, он закрыл дверцу, распрямился, повернулся и обнаружил перед собой закутавшуюся в шаль Марту. «Ладно», — проговорила она.

[Задумывается.]

Продолжай…

Нет, я просто вспомнил одну статью о патогенезе шизофрении и биполярного расстройства. Нейробиологи решат проблему генетическим секвенированием, обнаружат колебания в геноме — этих протеиновых паразитов, прицепившихся к телеологии. Обозначат их цифрами и буквами, тут отчекрыжат букву, там добавят цифру — и все, берегись, недуг, тебе конец. Так что ваше лечение словом, док, не принесет серьезных результатов.

Я бы не стал утверждать с такой категоричностью.

Поверьте, вы останетесь без работы. Мы же охочи до плодов древа познания, что нам остается, кроме как биологизировать самих себя? Покончим с болью, продлим жизнь. Хотите, к примеру, третий глаз — на затылке? Можно устроить. Вывести вам прямую кишку в коленку? Без проблем. При желании можно даже крылья приделать, хотя в результате вы будете не летать, а, скорее, делать гигантские прыжки, парить сверхдлинными шагами, как будто скользя на этих плоских эскалаторах в переходе аэропорта. И откуда нам знать, что Богу это неугодно — наше стремление усовершенствовать его хреновый, ущербный замысел жизни как неизлечимой болезни? Мы для него — запасной план, беспроигрышный вариант. Бог действует через Дарвина.

Так Марта в итоге взяла ребенка?

Еще я думаю о том, как мы разлагаемся в своих гниющих гробах, и о том, как после перерождаемся, как наши ничтожные микро-генетические частицы засасывает в брюхо слепого червя, который сам не знает почему, но извивается в размокшей от дождя почве, только чтобы сгинуть в остром воробьином клюве. Глядите, это ведь мое живое геномное удостоверение личности было высрано с неба, шлепнулось на дерево и теперь болтается на ветке, как размокший бинт. Поберегись! Я по капле подкармливаю собой дерево, которое борется за жизнь. Это ведь правда, что деревья, бездвижные, стоящие наизготовку васкулярные великаны, безмолвно борются за свое существование, подобно нам самим; деревья бьются между собой за одно и то же солнце, за одну и ту же почву, чтобы пускать корни и разбрасывать семена, которые станут их дикорастущими врагами, как принцы древних империй становились врагами своих царственных отцов. Но деревья не совершенно бездвижны. При сильном ветре они танцуют свой танец отчаяния, качают тяжелыми шапками крон, вздымают руки в бессильной ярости от своего естества… Да, от антропоморфизма до голосов в голове — всего один шаг.

Ты слышишь голоса?

Ага, я так и знал, что это зацепит ваше внимание. Да, обычно перед сном. На самом деле, если я их слышу, то осознаю, что засыпаю. И это меня будит. Я же не хотел вам это рассказывать, но зачем-то рассказываю.

И что они говорят?

Не знаю. Странные какие-то вещи. Но я их даже не слышу. То есть это явно голоса, но в то же время они беззвучны.

Беззвучные голоса.

Вот именно. Я будто улавливаю смысл слов, произнесенных без звука. Улавливаю смысл, но знаю, что на самом деле произносятся слова. Как правило, разными людьми.

Кто эти люди?

Мне они незнакомы. Одна девица попросила меня с ней переспать.