Газыри

Гарий Немченко

«Газыри»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Вместо предисловия

Предполагалось, оно должно быть в этой книге, написать его я попросил старого друга, и он оказался настолько щедр, что довольно объемный свой текст украсил словами чрезмерной похвалы… Меня сперва это несколько смутило, а после вдруг насторожило.

Может быть, он, талантливый поэт и писатель, обладающий, конечно же, пылким воображением, увидел в рукописи не конечный результат, как говорится, — острым глазом профессионала разглядел авторский замысел и больше увлекся им, нежели его воплощением?

Мне ли не знать, как часто такое с нами случается!

Но что самому думать о новой книжке?

И ее записать в печальный баланс блестящих, но так и не использованных возможностей?.. Молить Бога, чтобы все остальные мои читатели были столь же благожелательны и великодушны, как работавший над предисловием он — первый читатель?

Долгие годы перед этим мне довелось заниматься переводом адыгейских романов, и только один я знаю, сколько собственного, нажитого тяжким трудом литературного опыта пришлось в них вложить. И только один я знаю другое: какое богатство я получил взамен, постигая тысячелетнюю мудрость адыгской традиции и глубину причудливого фольклора, испытывая непреодолимое обаяние чистого и цельного характера добровольных аульских помощников, близкое общение с которыми и нынче, спустя много лет, считаю подарком судьбы.

«Газыри», эти маленькие рассказы, — плод взаимного влияния соседствующих народов и взаимопроникновения их истории и культуры.

Оттого-то задним умом, которым русский человек особенно крепок, я и задумался: все ли сделал, что, мог, и что должен был сделать?.. Или это всего лишь первый, несмотря на зрелые годы, подступ к художественному исследованию общего меж нами — да сплотит оно разобщенный нынче Кавказ! — и отличного в нас, которое при уважительном и добросердечном знании друг друга сплачивает, может быть, еще крепче.

Поклон Казаку Луганскому

Несколько лет назад, в очередной раз переставляя книги таким образом, чтобы самые необходимые всегда были под рукой, четыре тома Даля я определил на самый низ ближней от рабочего стола этажерки, тут же, выравнивая золоченые корешки словаря, раз и другой над ним нагнулся и, выпрямившись, качнул головой: ну, конечно! Этим поиск целесообразности и завершился? Всякий раз теперь, когда потянешься за словарем, придется земной поклон отвешивать!

И вдруг во мне озорная радость зажглась: а почему бы — нет?

И ты, голубчик, и все из пишущей вашей братии не то что по нескольку раз на дню должны Владимиру-то Ивановичу до земли кланяться — вы к его драгоценным для русского сердца книжкам на коленях должны ползти!

Вот ты и станешь помаленьку должок ему отдавать. Если не за всех, то хотя бы за некоторых.

Хоть за себя.

В день, когда начал эти записки, отдавать дань благодарности великому знатоку и почитателю родного языка пришлось мне особенно усердно. Слово «газырь» у него не значилось, хотя еще в молодости «Казак Луганский», как сам он себя назвал, не только слышал о газырях — не раз, наверное, видел на груди у хлебосольных грузинских князей, давно сменивших неторопливый тифлисский быт на суету столичных салонов, на черкесках джигитов из Кабарды, дальние набеги которых, еще недавно вольные и молниеносно-стремительные, к тому времени уже нередко оканчивались строгими парадами в рядах конницы «урысов» либо даже унылым сидением рядом с ними за соседним столом в канцелярии какого-нибудь государственного ведомства. А служившие на Кавказе русские офицеры, до конца жизни сделавшиеся поклонниками горской экзотики?..

Сперва я решил было, что в ту пору слово «газыри» могли писать да и произносить несколько иначе, скорее всего — «хозыри», и принялся листать четвертый том, однако и тут я сперва разочаровался. Вот Даль: «Хозырь, м. квк., колоша, штанинка, штиблет, камаша, поножи.»

Оставалось искать на «к», и тут я вот что нашел: «Козырь, м., игральная карта той масти, которая по правилам игры считается старшею и бьет остальные масти. Заряды, патроны, трубки, цевки, нашитые на черкеске.»

— Конечно! — подумал я. — Так было — так есть: в мире, в котором нынче живем, «заряды и патроны» наверняка долго еще будут оставаться козырями.

Четвертый том, с «хозырями», все еще лежал на столе, я снова скользнул, по нему взглядом и на черкесский манер хмыкнул: ым!.. Что ж, мол? И то верно. У кого-то ведь он и в «колоше», в «штанинке», значит, припрятан: надежный козырь, данный самой природою.

Может, и правда все в мире держится на двух козырях — в «штанинке» да на груди? На двух этих «патронах»?

Неожиданно мне пришло в голову, что несколько лет назад — теперь уж, считай, десяток! — готовясь к разговору со мной… ох, первым атаманом Московского землячества казаков, Дима Быков, мало кому известный в то время журналист, тоже наверняка листал словарь Даля. Может, именно «заряды» на столь непримиримый по отношению ко всему казачеству тон его тогда и настроили?

А было вот что. По телефону он первым делом мягко, уважительным и сердечным тоном сказал, что давно знает меня по книжкам и как бы между прочим, вскользь две-три строчки из одного довольно известного тогда, бывшего на слуху рассказа моего процитировал — ну, как тут даже суровому сердцу не растаять? Потом попросил о встрече, и я в полушутливой своей манере ответил: куда, мол, денешься? Само название еженедельника, в котором Дима работает — «Собеседник» — как бы лишает права на отказ. Ведь какое прилагательное перед ним в строку просится? Умный, мол, «Собеседник». Добрый. Заинтересованный… жду!

Смугловатый, с быстрыми глазами Дима сменил в своем «панасонике» две или три кассеты — так мы тогда у меня дома разговорились. Прощаясь, я попросил его: непременно, мол, покажите мне, что получится. А то какую статью о казаках нынче не возьми — всюду путаница. Так не хочется, чтобы и нас с вами в очередном вранье либо в некомпетентности обвинили!

Дима заверил, что непременно мне позвонит, но вот пролетели и две недели, и три… Чутье подсказывало, что после прошедшего недавно первого Большого круга, на котором создан был Союз казаков России, «Собеседник» наверняка поспешит с публикацией. И я решил позвонить в редакцию сам.

Материал готов, да, сказал Дима, должен выйти в завтрашнем номере.

Пришлось мне срочно идти в редакцию, благо до нее от моего дома на Бутырской улице — всего ничего, одна остановка на троллейбусе, пять-семь минут пешочком. Взял у Димы гранки, присел на диван. Беседа называлась: «Желание быть казаком или КРАСНОЕ, БЕЛОЕ, ЧЕРНОЕ». Последние, набранные крупно слова выделены были не только шрифтом, но и тремя соответствующими им яркими красками… Чего только под этим, с точки зрения Димы, конечно же, символическим, названием не было!

Тут же мне стало ясно, что коротенькие отрывки из нашей пространной и очень дружелюбной беседы служили всего лишь иллюстрацией к его домашним заготовкам: жестким и очень точно нацеленным. До зеленой тоски стало ясно, что я опять пропустил удар… а ведь какой симпатичный паренек, какой милый да вежливый: хоть за пазуху, казалось, сажай!

Послесловие Димы к нашей «беседе» мне придется привести целиком:

«Спасибо вам, Г. Л., за разговор, который я публикую без изменений и без своих комментариев. Но одну вещь я прокомментировать должен — на благо самой идее казачьего круга. В ДК завода „Серп и молот“ я пробирался бочком, и все ж и меня, и корреспондента „Родины“ пару раз окликнули бритоголовые мрачные люди: откуда, мол, братки?