Зеленое золото

— Но что же тут обсуждать? — спросил Тэхни. — Имеется у тебя какое-либо конкретное предложение? Или проект?

Тамм покачал своей могучей головой.

— Нет, проекта у меня нет. Да проектом воды и не вычерпать. Если мы не остановим подъема воды, то лишимся сена и части хлебов. Надо посоветоваться, что предпринять. Если не нашему партийному собранию, то кому же об этом думать?

Он развел руками и вопрошающе посмотрел на людей. В его серых глазах выразилось удивление: как же, мол, вы не понимаете таких очевидных вещей?

Поднялся Рястас.

— Это скорей задача общеколхозного собрания. Хотя дело это посерьезней, чем сажать капусту. Так что не вредно бы нам договориться с главным мелиоративным управлением о прорытии водосборной магистрали. А перед этим надо промерить глубину реки, разработать детальный план со всеми расчетами, с учетом своего производственного графика…

Рястас был опытным говоруном, и Тамм не один раз открывал рот, прежде чем ему удалось наконец прервать оратора.

— Что ты там распелся?.. Думаешь мы всего этого не обсуждали? Сам ведь знаешь, что реку два года назад промеряли и что один план осушения был составлен еще в буржуазное время, только тогда дальше планов не пошли. Хватит топтаться на месте, пора приниматься за дело… Но в одиночку нам, колхозникам, не под силу углубить всю реку. Взять хотя бы мельницу в Мяннисалу. Ведь из-за этой затычки еще больше воды скопляется.

Хельми Киркма жила в Мяннисалу, она знала тамошние условия и сочла своим долгом заявить:

— Лесопильная рама работает с полной нагрузкой. Люди нуждаются в досках…

— А в хлебе они не нуждаются? — вспылил Тамм.

Тэхни постучал карандашом по столу.

— Видите, товарищи, — сказал он добродушно, — первое собрание, и уже такие страсти. Что ж, это хорошо, это правильно — каждый должен душой и телом болеть за общее дело, за то, чтобы народу польза была. А польза от осушения будет большая. Но, как видно, из-за неподготовленности вопроса нынче наше обсуждение далеко не пойдет. Уже начало показывает, что будет много грома и молний, но едва ли мы сможем прийти к чему-либо окончательному.

Лесничий попросил слова. Все замолчали, даже Тамм кончил ворчать себе под нос. Реммельгас новый человек, интересно, что он скажет умного?

— Товарищ Тэхни прав, — неторопливо начал Реммельгас. — Сегодня мы едва ли сможем к чему-нибудь прийти. Прав и Тамм — мы сами, и никто иной, должны обсудить проблему борьбы с паводками и практически разрешить ее. Но Тамм увидел лишь одну опасность, он не обратил внимания на другую, на то, как вода губит и наши леса. Мало того что Люмату — это большой массив бесполезной земли. Этот массив все время растет, непреодолимо наступает во все стороны, губя все больше берез и елей, губя все больше полей и лугов. Мы терпим от него урон всюду — и в поле, и в лесу. И поэтому надо нанести удар болоту с обеих сторон. Вопрос об этом я предлагаю обсудить на следующем нашем собрании.

— Кто подготовит вопрос?

— По колхозной линии Тамм, что же касается леса, то придется, видно, предоставить эту заботу мне…

Тэхни прищурился, на его лбу появились глубокие поперечные складки.

— Значит, поручить двоим?

— Двоим, поскольку тут у каждого своя специфика.

Пытливый взгляд Тэхни скользнул по лицам. Все молчали, очевидно согласные с предложением Реммельгаса. Тэхни поднял голову и направил взгляд куда-то вдаль, словно вдруг забыв о собрании, обо всех его участниках, о том, что все ждут его слова. Потом он взглянул на людей и улыбнулся.

— Специфика-то у каждого своя, но цель — общая: пресечь заболачивание туликсаареских земель. А раз цель общая, то и план борьбы тоже должен быть общим. Так что повестку дня следующего собрания можно бы сформулировать примерно так: проведение мелиоративных работ в Туликсааре. А вопрос разработают и доложат двое: Тамм и Реммельгас. Не так ли?

Реммельгас молча кивнул и полез в карман за папиросами. Тэхни прав, даже более чем прав. «Хорош! — упрекнул он себя. — Не прошло и месяца, как уже почти докатился до стиля Осмуса: мое лесничество, мой план, мои проценты! Залез в свою скорлупу и ничего кроме нее не видит, словно весь мир кином на нем сошелся. Нечего сказать, борец за новое!» Так он себя отчитывал, не замечая того, что Тамм задумчиво на него поглядывает. И поглядывает вполне доброжелательно, без недавнего недоверия, без враждебности, Хельми, следившая за ними обоими, сразу это заметила. Рястас тоже не сводил с лесничего глаз, на его лице было написано откровенное любопытство: вот так человек, сам добивается задания, выполнение которого потребует не только немалых усилий, но и отваги, потому что вряд ли ему удастся избежать столкновения с Осмусом. Ведь тому как-никак подчинена мельница в Мяннисалу, которую, возможно, придется снести. А Осмус так легко на это не пойдет.

Собрание продолжалось. Председательствовавший Рястас предложил выслушать биографию нового члена организации, лесничего Реммельгаса. Все замолчали и приготовились слушать.

— Биография у меня короткая, — начал Реммельгас. — Родился в Ярвамаа, в тысячу девятьсот шестнадцатом году. Отец мой был лесником, и мы жили примерно в таких же дебрях, как Сууру. Так что к одинокой жизни в лесу я привык с детства. И полюбил лес тоже с детства. Учился я сначала в сельской школе, потом в городской — в Пайде. Окончив ее, поступил в Тартуский университет. Но пробыл я там недолго, кошелек у отца был слишком тощим, а моих заработков — каждое лето я нанимался на лесные работы: то землекопом, то помощником таксатора, то лесорубом, — тоже не хватало. Покинул я университет, попал в армию… В это время умер мой отец. Остался я совсем один. После армии никак не мог найти работу. Наконец устроился в Таллине на завод искусственных роговых изделий. Вступил там в профсоюз, в работе которого принимал участие еще в Тарту. Этого оказалось достаточно, чтобы стать для полиции неблагонадежным и даже красным. Городская жизнь мне все же оставалась далекой, чуждой, мне все слышался лесной шум… Принялся я копить деньги, чтобы поступить в Вольтветское лесное училище, которое выпускало лесничих. Но тут наступил сороковой год, пришла советская власть, и для меня началась горячая пора работы в профкоме. В апреле сорок первого года меня приняли в кандидаты партии, а несколько месяцев спустя я стал солдатом. О последующих годах можно было бы рассказать многое, но вам все эти вещи известны: военное обучение в тылу, походы, бои, путь через Пейспи в Эстонию, с материка — на Сааремаа, а потом — в Курляндию. Демобилизованный из офицерского состава, я прямо из части направился в лесной техникум. Дорвался наконец до учения и так на него и накинулся… В этом году окончил техникум и получил назначение сюда, в Туликсааре, на пост лесничего. Как видите, мною пока что сделано в жизни очень мало, так что надо наверстывать упущенное. Я знаю, какое это бесценное, какое незаменимое достояние — лес. Беречь это народное богатство, охранять его и рационально использовать — дело ответственное. Я это хорошо понимаю. Особенно теперь, когда советская власть дала мне образование. И я обещаю приложить все свое умение, все свои силы, чтобы оправдать доверие. Ведь меня поставили к самому любимому, самому дорогому мне делу…

На этом Реммельгас кончил. Так как вопросов ни у кого не было, возникла пауза. Тогда Рястас поднялся и сообщил о переходе к следующему пункту повестки, к выборам секретаря парторганизации.

— Какие будут кандидатуры? — спросил он.

Никто не откликнулся — все еще думали о биографии Реммельгаса, и потому Рястасу пришлось повторить свой вопрос.

— Что тут долго думать? — выпалил очнувшийся Тамм. — Выберем Рястаса.

— Ну, нет, — возразил тот. — У меня нагрузок хватает. Считаю наиболее подходящим кандидатом Реммельгаса. Мы слышали сейчас его биографию: он уже старый партиец, опыт общественной работы у него богатый — вряд ли кто справится с этим делом лучше него. Верно, товарищ Тэхни?

Тэхни с безучастным видом пожал плечами.