Водораздел

— А мы вам в пику дадим, в пику.

— А ту беленькую? — спросил капрал у Ханнеса.

— Иро, — ответил Ханнес, но ничего не добавил.

Из учительской, где теперь жил Остедт, послышались звуки граммофона. Хуоти вспомнил, как он мальчишкой бегал вместе с другими ребятами слушать игру этого удивительного ящика с трубой, который учитель привез с собой из Архангельска. Но теперь он не мог слушать, как играет граммофон, и направился к выходу. Проходя мимо Иро, он легонько дернул ее за рукав. Но Иро не пошла за ним. Уже выйдя на улицу, Хуоти услышал, как финны начали приставать к девушкам, уговаривая их остаться с ними на танцы. Девушки прыскали, потом стали разбегаться.

— Хуоти, подожди.

Услышав голос Иро, Хуоти остановился.

Мимо пробежала Наталия. Она как-то странно посмотрела на Хуоти и пошла одна мимо часовни к дому Хилиппы.

Иро и Хуоти шли медленно, иногда касаясь друг друга локтями, и тогда Иро искоса поглядывала на Хуоти и улыбалась. У избы Иро они остановились и долго стояли возле стены, взявшись за руки. Хуоти рассказывал, как убили Онтто.

— Фу, теперь всю ночь не буду спать, — сказала Иро, передернув плечами.

Солнце уже садилось, но в избе Хёкки-Хуотари еще не спали. Паро видела, что дочь с кем-то стоит у стены. Она почему-то решила, что Иро любезничает с каким-нибудь финном из экспедиции, и сердито крикнула в окно, чтобы Иро немедленно шла спать.

— Сейчас! — оглянулась Иро на окно. Потом крепко сжала руку Хуоти и, потупившись, прошептала: — Я оставлю дверь открытой…

Иро шмыгнула в сени и громко закрыла двери на крюк. Потом осторожно подняла его. Хуоти все слышал, и какой-то незнакомый до сих пор трепет охватил его. Во власти этого странного чувства он без цели побрел куда-то. Пурпурно-красное солнце уже наполовину скрылось за кромкой леса, его отсвет горел багрянцем на глади озера. Хуоти долго стоял на крутом берегу, прислонившись к прогнившей изгороди, и любовался тихо переливающимся озером. На озере не было ни одной лодки, и вокруг стояла глубокая тишина, изредка нарушаемая осторожным позвякиванием колокольчика, доносившимся с загонов, где ночевали коровы. Даже не верилось, что в деревне враги. Наконец, очнувшись от раздумий, Хуоти, озираясь, пошел к избе Хёкки-Хуотари. В пьексах с мягкой подошвой он ступал неслышно, словно в носках. Подкрался к сеням и, тихо открыв дверь, затаил дыхание. Убедившись, что в избе спят, на цыпочках подкрался к горенке и осторожно приоткрыл дверь. В нос ударил острый запах соленой рыбы, развешенных под потолком сетей и затхлой одежды. На маленьком окошке стоял горшок с каким-то цветком. На спинке стула рядом с низкой деревянной кроватью висело платье Иро. Сама она лежала в постели. Увидев Хуоти, Иро спрятала голову под одеяло. Хуоти присел на край кровати и потянул за одеяло, но Иро крепко держала его. Она еще некоторое время лежала, накрывшись с головой, потом, наконец, выглянула из-под одеяла.

— Фу, чуть не задохнулась, — прерывисто дыша, сказала она.

Хуоти как завороженный смотрел на обнаженные плечи Иро, по которым рассыпались ее светлые волосы, на ее лицо с ямочками на щеках… В мягком полумраке горенки Иро казалась такой красивой…

— Хуоти, — услышал он, словно сквозь сон, ее томный шепот.

— Что?

— Что, что… — передразнила Иро и вдруг, обняв его, притянула к себе и прильнула к его губам долгим поцелуем. Она горячо целовала его, иногда откидывая спадающие на глаза волосы и приговаривая: «Леший ты мой милый! Кабы всегда было так хорошо!» — и снова ее руки обвивались вокруг его шеи, горячие влажные губы смыкались с его губами и странное возбуждение горячей волной передавалось через них от сердца к сердцу…

Они даже не заметили, как в горенке стало совсем светло.

— Неужели уже утро? — испугался Хуоти и, услышав движение в избе, быстро вскочил.

Иро лихорадочно схватила его за руку.

— Твоя мама может войти, — шепнул он, высвободив руку.

У дверей он оглянулся. Иро с какой-то печалью смотрела на него. Хуоти показалось даже, что она вот-вот расплачется… Но Иро вдруг натянула одеяло на лицо.

Едва Хуоти успел выскользнуть из горенки, как дверь избы открылась, и мать Иро вышла с подойником в руке. К счастью, в сенях было темно, и Хуоти успел присесть за кадку с водой.

— Опять забыла запереть дверь, — ворчала мать на Иро, направляясь в хлев. — Всякие разбойники по деревне шатаются.

Как только скрипнула дверь хлева, Хуоти выскочил на улицу и окольным путем пробрался к дому.

Весь следующий день Хуоти искал встречи с Иро, но она не показывалась. Поздно вечером он прокрался под окошко ее горенки и несколько раз осторожно постучал в стекло, но ответа не последовало.

Подошло воскресенье. Хуоти сидел за обедом и поглядывал в окно. Вдруг, к немалому изумлению родителей, он выскочил из-за стола и сломя голову ринулся куда-то.

Нет, он не ошибся! Выбежав на крыльцо, Хуоти застыл, как вкопанный: Иро под руку с Ханнесом шла куда-то в сторону леса. Хуоти смотрел и не верил своим глазам.

В избу он вернулся с убитым видом.

— Что с тобой? — перепугалась мать.

— Ничего, — еле выдавил Хуоти и, схватив картуз, снова выскочил на улицу.

Возле старого амбара Крикку-Карппы ему навстречу попались Ханнес и Иро. Оказалось, они ходили к Карппе за сверлом, которое тот брал у Хилиппы и забыл вернуть.

— Ты куда это несешься? — спросил Ханнес у Хуоти.

Иро стояла возле Ханнеса, не поднимая глаз от земли.

— А тебе не все равно, — буркнул Хуоти и пошел дальше.

Хуоти не заметил, как перешел через ручеек, протекавший в конце прогона, и вышел на крутой берег мельничной речки. Он спустился к мосту, постоял, посмотрел с моста в воду, где виднелись коряги, а потом, не разбирая дороги, прямо по лесу побрел по направлению к дороге, что вела на погост. Что же он сделал Иро такое, что она рассердилась на него? Даже не взглянула… Из-за чего она так обиделась? Почему-то чуть не заплакала и закрылась одеялом. Почему? Наверное, целый час Хуоти бродил по лесу, ломая над этим голову. Почки на березах уже распустились, молодые елочки за год выросли на целый вершок, под ногами пружинил мягкий мох, белел ягель, зеленел брусничник, местами виднелись подснежники, щебетали птички, сновавшие вокруг своих гнезд, издали доносилось кукование кукушки. Ярко светило солнце. Вся природа благоухала по-весеннему. Только сердце Хуоти не знало покоя. Где-то совсем рядом журчала мельничная речка. На берегу ее высилась огромная ель, на верхушке которой чернело что-то круглое: то ли гнездо ворона, то ли просто ветви так переплелись. Хуоти давно заметил эту ель: она хорошо была видна с дороги, которая вела на погост. И теперь, оказавшись поблизости от нее, он решил подойти и посмотреть, что это там чернеет. До ели он не дошел. В нескольких шагах от нее, под большой сосной, лежал погрузившийся в мох труп человека. Хуоти вздрогнул и остановился. Ноги вдруг одеревенели, кровь, казалось, застыла в жилах. Все мысли об Иро моментально вылетели из головы. Он сразу узнал убитого по гимнастерке со стоячим воротничком, побуревшей от талого снега и крови. Это был учитель.

Не в силах тронуться с места, Хуоти долго стоял и смотрел на обезображенное лицо Степана Николаевича. Потом он увидел воткнутый в ствол сосны финский нож. Им что-то пригвоздили к дереву. Вглядевшись, Хуоти увидел под острием какую-то бумажку. Он заставил себя протянуть руку и снять с ножа бумажку. «Предъявитель сего прапорщик С. Н. Попов является членом солдатского комитета 428 Выборгского полка…» Хуоти сдернул с головы картуз, постоял еще немного, потом быстро пошагал к деревне.

С дерева на дерево с веселым щебетом перепархивали птички. Неподалеку слышалось многоголосое звяканье колокольчиков возвращавшегося из лесу стада. Но Хуоти ничего не слышал, ничего не видел. Перед глазами стоял учитель. Вот он сидит в лодке возле острова с удочкой в руках. Вот он стоит во время урока у классной доски…

— Помогите! — раздался вдруг истошный женский крик.