Это было в Коканде

- Неправильно сделал он, - сказал о мальчике высокий, с посохом, седобородый, как патриарх, старик. - Он должен был бежать.

- Куда?

- В степь!

- Хорошо тебе говорить, а курбаши вскинул бы ружье да выпалил по мне! - возразил старику бойкий черноглазый мальчуган, исполнявший главную роль.

- Все равно ты умер!

- Умер, да не как собака!

- Вот верно. По крайней мере он ответил хорошо курбаши, а так бы, как собака, на бегу упал. А тут он душу отвел перед смертью. Так-то лучше… поддерживали мальчика красноармейцы из толпы.

- Еще неизвестно, попала бы пуля или нет? - серьезно пробормотал старец, приподымая свой посох.

- Попала бы. Курбаши-то ловкий!

- А вдруг не судьба?

- Да чего там не судьба? - заговорили красноармейцы. - В мальчика попасть - не в копейку.

- Ну, теперь закрутится машина часа на два! Хлебом их не корми, дай поговорить, - сказал Сашка и позвал Юсупа в столовую пить чай.

5

Неожиданно для всех, точно угадав приезд Юсупа, заехал в штаб Жарковский. Он, по поручению Самарканда, инспектировал отдельные части бригады, стоявшие в соседних кишлаках. Жарковский встретил Юсупа объятиями и расспросами. Но, удовлетворив свое первое любопытство, быстро отошел от него. Сашка посадил Жарковского рядом с собой и во время чаепития говорил с ним о делах бригады. Он ухаживал за Жарковским, подкладывал ему то пирогов, то лепешек.

Лихолетов думал, что утверждение в должности командира бригады зависит сейчас исключительно от рапорта Оськи. Поэтому он хотел быть с Оськой возможно любезнее. Жарковский видел это. Поведение Лихолетова забавляло его. Он понимал, что Лихолетов насилует себя. Это же самое замечали и остальные командиры, сидевшие в столовой, и каждый из них жалел парня. Все они, почти без исключения, любили его. Им неприятно было видеть, как строптивый, вспыльчивый командир суетится возле штабиста.

Александр сам ругал себя за это. Иногда, как будто стесняясь, он умоляющими глазами взглядывал на Юсупа. Юсуп понимал его состояние и весело подмигивал ему. Сашка уже забыл про свою размолвку с Юсупом. Он подсаживался к нему, но, посидев с ним некоторое время, опять перескакивал к Жарковскому.

Аккуратный, подтянутый, уверенный в себе, Жарковский принимал Сашкины ухаживания как должное.

Капля сидел с Юсупом на конце стола. Возле них собралось несколько человек: два полковых командира, их комиссары - петроградцы, бывшие рабочие с Леснера и Парвиайнена, прошедшие военно-политические курсы.

Здесь же сидел Федотка. Он вытянулся, похудел и почернел. Федотка ни одной минуты не мог спокойно усидеть на месте. Он то вскакивал, то опять садился, то подходил к одному из командиров и таинственно сообщал ему:

- Сегодня выжал пуд пятнадцать. А пудовиком уже крещусь!..

- Ты вот что объясни мне… - громко говорил Капля, обращаясь к Юсупу. - Что там в Москве? Чего такое? Чего бунтует Троцкий?

- Дяденька, это не бунт, это… - сунулся Федотка.

- Молчи! Не тебя спрашивают, - оборвал его Капля. Юсупу пришлось рассказать о всех московских событиях, связанных с дискуссией, возникшей после апрельского съезда партии. На этом съезде Троцкий предлагал вернуть Европе царские долги, а также передать иностранцам на правах концессий тяжелую промышленность.

Юсуп увидел, что отклики этой дискуссии отразились даже здесь, в глухом углу. Правда, некоторые, как, например, полковой врач Федосеев, относились к этому делу безучастно. Сашка многого не понимал. Один из комиссаров открыто говорил, что «Троцкий хочет нас продать варягам». Жарковский не высказывался никак, но в то же время задавал ехидные вопросы. Особенно волновались Капля и какой-то высокий, угрюмый военный (звали его Константиновым).

Сейчас Константинов командовал полком. Во всей его повадке и даже в голосе (тяжелой, глухой октаве), в спокойном и глубоком взгляде, в тихой усмешке невольно чувствовался человек, проживший тяжелую, может быть каторжную жизнь, немало трудившийся на своем веку, немало видевший опасностей и горя.

- Это что же? В нас не верит? - горячился Капля. - На нас, сиволапых, не надеется? Так, что ли? Не справимся?

- И не верил никогда, - послышался голос Константинова. - Вот на Волге дело было… В восемнадцатом году… Коммунистов он пачками расстреливал. За что?

Жарковский будто нехотя подсказал:

- Дисциплину нарушали, товарищ Константинов.

- За пустяки расстреливал, - пробасил командир. - Я сам чудом спасся. Показное все у него было. А беляков к себе на службу сманивал, милости сулил. Беляки ему нужнее?

Ординарец Жилкин притащил новый чайник кипятку и тут же за столом заварил свежую порцию чаю. Ему не хотелось уходить, интересно было послушать все эти разговоры, и он копался около стола, а потом встал у притолоки.

- Троцкий все трудностями нас пугает, - сказал Константинов. - И большие заводы… Брянский, Путиловский… закрыть предлагает. Не прибыльно… Тоже коммерсант! А когда они давали прибыль? Это ж оборона.

Капля усмехнулся:

- Нервный господинчик! Трудности…

Эти слова задели Жарковского. Передернув плечами, он сказал Капле злым голосом:

- А что, мало их? Деньги обесценены. Надо выпускать валюту? Надо. Промышленность работает с перебоями? Да. Безработица есть? Есть.

Юсупу вдруг захотелось вскочить, закричать на Жарковского, - так он был взбешен его тоном; особенно его возмутило подрагивание плечами.

- А ты видал, как в горах делают дорогу? - сказал он. - Как режут землю? Взрывают скалы?

- Не видел… Но… но если ты хочешь провести аналогию, то есть сказать, что, дескать, т р у д н о, но делают… Так, что ли? - спокойно и в то же время с какой-то внутренней, затаенной насмешкой заметил Жарковский, - то я согласен.

- Нет, не то! - перебил его Юсуп. - Я хочу сказать другое. Когда первый человек дорогу делал в гору… Работал! Пот с него градом катился. А другой пришел и сказал: «Зачем? Гора есть гора. Никогда этого не было. Брось! Зря работаешь». Тогда работник сказал: «Не мешай!» А другой стоит и говорит: «Не выйдет, не выйдет!» Тогда работник взял лопату и ударил его по голове.

Жарковский улыбнулся.

- Я не мастер притчи разгадывать. Ты что? Меня, что ли, хочешь лопатой по голове?

- Я хочу сказать, что тот, кто работает, не любит того, кто мешает. А кто мешает? Предатели. Вот что такое оппозиция… Это известно тебе? Так и на съезде говорили.

- Предательские предложения… Так говорилось, - пробормотал Жарковский.

- Ты знаешь… - Юсуп взглянул ему в глаза.

Взгляд Юсупа смутил Жарковского. Он понял, что ему надо отступить, отойти от спора.

- О чем ты? - быстро, как бы удивляясь, проговорил Жарковский. - Я ведь хотел только сказать, что все это не так просто.

- Просто водку пить да ребят плодить, - неожиданно для всех засмеялся Сашка.

- В общем и целом, расщелкали наркома! - точно присоединяясь к остальным, проговорил Жарковский. Затем, не желая объясняться с Юсупом, он решил сделать то же самое, но иным путем. Он подошел к эскадронному командиру Капле и, потрепав его по плечу, сказал: - Я понимаю тебя, Капля. Но в идейной борьбе следует все-таки сохранять уважение к противнику.

Капля пожал плечами, явно показывая, что он сомневается в этой идейности. Жарковский вспыхнул.

Тогда Юсуп обратился к Оське, прямо поставив ему вопрос:

- Идейной? Ты троцкист? У тебя троцкистские идеи.

- Что ты! - воскликнул Оська. - Я только с точки зрения…

- С точки зрения… - сказал Юсуп, так оттенив это, что все расхохотались и Жарковский ничего не смог ответить.

- Ну да… - пробормотал он, вскидывая головой, хорохорясь, как это называл Сашка. - Все же он наркомвоенмор пока.

- Пока… - глухо повторил Юсуп.

«Отбрил!» - подумал Лихолетов об Юсупе и простодушно взглянул на Жарковского. Но Жарковскому было не до Лихолетова. Он встал из-за стола, покусывая губы.