В тупике

— Д-добрый вечер, Фарида-баджи. Фарида расхохоталась.

— «Добрый вечер»! Да какой же сейчас вечер, когда еще день в разгаре!

— Извините, Фарида-баджи, добрый день.

Она в ответ тряхнула головой, преграждая путь к двери Кафаровой комнаты.

— Кажется, я тебя больше не пугаю по ночам?

— Нет, не пугаешь. — Кафар отвел глаза: его словно ожег странный блеск в глазах Фариды; он решительно обошел ее и сказал, уже стоя в дверях:

— А где у нас Гасанага? — Но Фарида не ответила.

Кафар сел за стол, разложил книжки и вдруг затосковал. Ему страшно хотелось поговорить с Фари-дой еще а чем-нибудь, все равно о чем. Переодевшись, он вышел на веранду.

— Почему же все-таки не видно Гасанаги?

— Да спит он. Нездоровится что-то, утром еле подняла, даже опоздала по его милости на работу. Ладно еще начальник цеха у нас человек хороший, всегда в таких случаях в положение входит.

Тут Фарида заметила, что Кафар снова исподтишка разглядывает ее, и опять повернулась перед ним так, чтобы пошла ходуном грудь.

— Как, по-твоему, идет мне новое платье? — спросила его Фарида.

Кафар опешил от этого неожиданного вопроса.

— Не понял…

— Я спрашиваю, идет мне платье, нет? — Фарида вдруг повернулась перед ним, да так резко, что Кафар почувствовал на лице приятную свежесть поднятого ею ветерка, а с этим ветерком — и аромат ее тела.

— Идет, — улыбнулся Кафар.

— Только правду говори!

— Не просто идет, а очень идет! Ты в этом платье на бабочку похожа.

— Что-о?! На что похожа? На бабочку? Да разве бабочки такие бывают? — Она махнула рукой где-то возле своих полных, но очень стройных бедер. — Ты только посмотри, какая я громадная!

— Во-первых, ты не такая уж и громадная. Во-вторых…

— Ну-ну, договаривай!

— А во-вторых, твоя полнота нисколько тебя не портит, потому что. — Тут Кафар покраснел.

— Потому что что?

— Потому что у тебя очень красивая фигура. Фарида посмотрела на него и, видно, сжалившись, заговорила совсем о другом.

— Ты, помнится, рассказывал, что у тебя сестра в Сумгаите живет?.. Сестра старше тебя?

— Нет, моложе.

— Моло-оже? А что ж так быстро вылупилась из скорлупки?

— Да ее умыкнули… А так — она всего на полтора года младше меня. Только я после школы еще и в армии служил…

— И что — вправду прямо так и умыкнули? Похитили?

— Ну… если девушку добром не отдают… или начинают парню всякие невозможные условия предъявлять, ну, там, выкуп большой, денег много требуют, вещей, — тогда не то что украдешь.

— Ты тоже свою любимую красть будешь?

— Если добром не отдадут — да. — Кафар улыбнулся. — Но я постараюсь такую полюбить, чтобы все по-хорошему вышло.

Вдруг Фарида задала неожиданный вопрос:

— Ну, а если… а меня ты смог бы украсть, а, Кафар?

— Что?

— Не расслышал, что ли? Я спрашиваю — меня бы ты мог похитить? А?

— Нет. — Кафар опять залился краской и стоял, нервно облизывая губы.

— Почему? — спросила она, как-то уж слишком серьезно глядя на Кафара. Но тут же, не дожидаясь его ответа, поторопилась обернуть все в шутку. — А, ну да! Конечно, как бы ты украл такую громадную женщину? Я рядом с тобой — как верблюд против цыпленка. У тебя и сил-то на такую, как я, не хватит. Ну, скажи честно, хватит силы?

— На то, чтобы тебя украсть? Нет, не хватит, пожалуй.

— Я это и без тебя знала. — Как ни показалось ему это странным, настроение у Фариды заметно испортилось, дальше уже накрывала она на стол молча, не глядя на него.

На обед у нее была курица, судя по всему, не инкубаторская — кости белые-белые.

Фарида наполнила две тарелки, одну поставила перед Кафаром, другую — перед собой; он отодвинул свою.

— Спасибо, я не голоден.

— Ишь ты, не голоден! Можно подумать, вас там, в университете, вместо занятий пловом угощают! Или, может, там есть девушка, которая тебя подкармливает?

Кафар улыбнулся.

— Где они, такие девушки?

Фарида ела без особого аппетита, Кафар так и не притронулся к своей тарелке. Он пил чай, исподтишка наблюдая за Фаридой. Верхние пуговицы ее платья были расстегнуты, в вырезе виднелась ее пышная белая грудь.

— Ты купила это платье? — спросил он для того только, чтобы нарушить молчание.

Фарида удивленно посмотрела на него. — А что такое?

— Красивое очень.

— Сама сшила. Никогда готовых платьев не покупаю.

— Надо же, как ты хорошо умеешь шить! Настроение Фариды улучшилось.

— Зря я, что ли, на швейной фабрике работаю? Они там, на фабрике, тоже моей работой довольны.

Фарида, не доев, собрала со стола и налила себе чаю.

Кафар встал.

— Большое спасибо. Если ты позволишь, я пойду теперь позанимаюсь.

— Иди, — пожала плечами Фарида, — можно подумать, что его здесь насильно удерживают… Ну и недотрога же ты, — вдруг улыбнулась она, глядя на Кафара, — слова ему не скажи — тут же обижается. — Кафар тоже улыбнулся. — Ладно, давай договоримся: если по ночам буду храпеть, мешать тебе — буди, разрешаю. Жалко мне тебя только — не выспишься еще, а потом на лекциях ничего не поймешь…

— И ругаться не будешь, если разбужу?

— Нет, не буду. Только буди по-человечески, тихо, осторожно. Чтоб ни старая Сона, ни Гасанага не услыхали. Договорились?

— Договорились.

Они разошлись по своим комнатам. Кафар смотрел в книгу, а думал совсем о другом: «Интересно, что она теперь делает? Отдыхает или занята чем-то?» Кафар не удержался, подошел к двери, приоткрыл ее — Фарида все еще была на кухне. Занятия совсем не лезли в голову, но Кафар все же заставил себя вернуться за стол.

…Он оторвался от книг, когда на улице начало смеркаться. В комнате Фариды горел свет, проснувшийся Гасанага возился на веранде с игрушечной машиной — он гудел, свистел, кричал:

— Посторонись! Люди, отходите с дороги, а не то вас машина задавит!

Фарида прикрикнула на него:

— Да замолчишь ты или нет! Голова уже трещит от твоего крика.

Гасанага на минутку умолк, но потом снова загудел, засвистел, закричал: «Уходите с дороги! Разбегайтесь!»

Дверь во флигеле старой Соны была раскрыта настежь, а сама она поливала двор, чтобы хоть немного стало прохладней. Вечерний сумрак только-только еще начал приглушать зной, и вода тут же испарялась — от асфальта поднимался пар, и чувствовалось, что старая Сона задыхается от этого пара; лицо ее стало совсем морщинистым, свободной рукой она держалась за сердце Губы старухи шевелились — судя по всему, она ворчала, но голоса ее не было слышно.

Он зажег свет, и все во дворе утонуло в полумраке. А Гасанага все гудел, свистел и кричал: «Посторонитесь!»

Кафар лежал в постели и никак не мог заснуть, мысли его снова и снова возвращались к Фариде. «Странно, почему она сегодня не храпит? — думал он. — Такое ощущение, будто там, за стенкой, вообще никого нет. Может, она еще не ложилась? Да нет, вряд ли засидится так поздно… Днем выматывается… Женщина одинокая, все сама, сама — и на работу ходит, и по дому. Да еще и заказы на шитье берет… А что же делать, нужда заставит… Интересно, где ее муж? Разошлись, что ли? А может, не разошлись, может, он умер? Странно, она отчего-то никогда не говорит о нем».

Кафара уже не раз подмывало спросить ее о муже, но что-то в последний момент останавливало — боялся, что Фарида истолкует этот разговор превратно и обидится.

Он не выдержал, встал, зажег свет. Потом достал из нагрудного кармана фотографию, нашел на ней Гюльназ и вдруг подумал, что до сих пор ошибался — вовсе не улыбалась Гюльназ на фотографии, она была грустной! Интересно, чему она печалится? И настроение у нее в тот день, когда они фотографировались, было отличное, девчонки все тогда чему-то смеялись — так, безо всякой причины. Эту идею — сфотографироваться всем вместе на память — подал Кафар. «Я, например, — говорил он своим товарищам по классу, — уже покидаю вас, буду в стройтехникум поступать. И еще кто-то из школы уйдет. Так пусть у нас у всех будет память…»