Нагота

Стоять на мосту, мечтательно озираться по сторонам было пустой тратой времени. Неужто он не может взять себя в руки? Раз уж остался, надо что-то делать. Попробовать еще раз встретиться с Марикой, с другими девчонками. Лучше бы с каждой в отдельности. В Рандаве он был уже сутки, а ясности по-прежнему нет. Никакой. Еще раз зайти в общежитие, но так трудно на это решиться. На поверку дело оказалось куда сложнее, неприятней, чем он ожидал. А тут еще под ногами путался этот Тенисон, смотревший на Марику как на свою собственность.

Нет, только не в общежитие! Куда же тогда? Он все еще раздумывал, как ему быть, и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Прямо на него шла девочка с косичками. Бирута! Он позорнейшим образом покраснел и даже вздрогнул, будто его в чем-то уличили. К счастью, Бирута смутилась ничуть не меньше.

Он принял стойку «смирно», улыбнулся, кивнул. Бирута тоже едва заметно кивнула и тут же отвернулась, потупилась, собираясь пройти мимо.

— Э-э, какая неожиданная встреча, — насилу выдавил он и только тут сообразил, что, в общем-то, ему ужасно повезло и он во что бы то ни стало должен вызвать ее на разговор.

Бирута не ответила, продолжая поглядывать на него этакой робкой козочкой. Он пошел рядом,

— Давненько мы с вами не виделись.

Она улыбнулась — и то хорошо.

— Куда вы торопитесь? Какие-нибудь срочные дела?

— Да нет, сегодня выходной.

Они были почти одного роста. Странно, вчера Бирута совсем не казалась такой рослой. Какая там козочка, скорее — жираф. Как доска, плоская, острые ключицы. Туфли у нее, похоже, сорокового размера, ладони большие и красные. В левой руке покачивает на ходу нечто похожее на продуктовую сумку.

— Разрешите, я помогу.

— Пустяки, не стоит, она легкая. Там один купальник.

— Вы загорать? Тогда нам по пути.

— Вот не знаю...

— Конечно, если у вас свидание...

Она еще больше растерялась.

— Да нет!

— Значит — да?

— Джульетта обещала покатать на моторке...

— Ну и прекрасно. Я провожу.

Он сам себя не узнавал, он восхищался собой. Все в порядке. Ход правильный. Так держать!

— Давно вы живете в Рандаве?

— Да.

— А точнее — как давно?

— Скоро два года.

— Ну и как, ничего?

— Ничего. Привыкла. В школе о другом мечтала. Потом стали нас агитировать, свозили на экскурсию на Калининский комбинат. Познакомили с программой текстильного института. Знаете пословицу: дай черту палец... Так оно и вышло. Впрочем, я не жалуюсь.

Когда прошло смущение, она разговорилась. Даже слишком, словно боялась, что разговор оборвется или перейдет с этого невинного предмета в более опасные сферы.

— Но жить вчетвером в одной комнате...

— Это пока.

— Вы оптимистка.

— А вы — нет? Насколько я знаю... Я все время думала...

— Что вы думали?

— Что... вы тоже оптимист.

— Возможно. Смотря по обстоятельствам.

— У вас ярко выраженный почерк оптимиста.

— Вы видели мой почерк?

Она так энергично мотнула головой, что светлые косички разлетелись в разные стороны.

— Нет, я имела в виду ваш поэтический почерк.

— А-а. Д-да. Вполне возможно, впрочем, как сказать. Есть критики, которые считают иначе. Но я ведь живу не в Рандаве, и я — мужчина.

— Ну так что же?

— Один знающий человек растолковал мне, что жизнь девушки в Рандаве не рай.

Бирута опять смутилась, но взгляд не отвела.

— В каком смысле?

Неужели не понимает? Не ребенок все-таки.

— Ну, как вам сказать... Скука! И вообще...

С лица Бируты исчезла сосредоточенность.

— Вот уж нет, совсем не скучно. Как раз наоборот, мне ежедневно не хватает, по крайней мере, двух часов....

Это знакомо. И Марика в своих письмах сокрушалась не раз о том же — и ей не хватает времени.

— ...отдать в починку туфли, написать письмо.

Он остановился, снял пиджак, кинул его на плечо.

— Не помню, чтоб в Латвии бывала такая жара.

— К дождю, наверное.

Подняв голову, она с простодушной серьезностью озирала небо.

— Так вы говорите, письмо...

— Да, у меня в Лизуме мать, одна-одинешенька. Дети разбрелись кто куда. Хотя бы писать ей почаще.

Он опять остановился, будто затем, чтобы поудобней сложить пиджак.

— Вам известен такой адрес: улица Приежу, 8?

Она удивилась, но не слишком,

— Нет,

— Интересно, где это? У меня там свидание с одним человеком.

— Да где-то поблизости, за автобусной станцией,

— Может, завернем туда ненадолго?

Она задумалась, всего на мгновенье.

— Нет.

— Почему?

— Просто так. — И, помолчав, добавила помягче: — Меня ждет Джульетта. Я же говорила.

— Ладно. Не к спеху. Досточтимая барышня Капулетти, разумеется, прежде всего.

Берег реки местами пологий, от заливных лугов его отделяла песчаная полоска, а кое-где он круто обрывался к воде, весь в зарослях кустарника, с редкой сосной или лиственным деревом. И повсюду, куда ни глянешь, в глазах пестро от загорающих. Люди пили, ели, смеялись, пели, кричали, крутили транзисторы, гоняли мяч, играли в бадминтон. Белые, красные и коричневые тела на подстилках, простынях и полотенцах со всех сторон завалены тряпьем, посудой, снедью.

— Где тут ваша Джульетта?

— Она дальше, туда, к высоковольтной линии. Сюда на моторке не подойдешь. Мели.

Осторожно, как по лабиринту, пробирались они среда загорающих, временами переступая через чьи-то ноги, покрасневшие спины.

На пути их следования — плечом к плечу, голова к голове, глядя на реку, совсем как на огневой позиции, — лежал целый батальон девочек. И всякая подвижная мишень здесь попадала под перекрестный обстрел их любопытных взглядов.

У него было такое чувство, будто его выставили на витрине или того хуже: разложили на столе анатомической лаборатории. Его мысленно раздевали, обминали,, обмеривали, взвешивали, выстукивали, тискали и щупали.

Ничуть не лучше себя чувствовала Бирута. Уж теперь она вконец смутилась. То притворялась, что никого не видит, то, напротив, с жаром кому-то махала рукой, здоровалась, изображая на лице изумление, чтобы тотчас отвести глаза, прикинуться глухонемой.

— Рута, эй, Рута, ты куда это разлетелась? Чего строишь из себя?

— Зазналась девка, У Руты лучший результат сезона.

— Ттс!! У них парный забег...

— М-да... А ничего!

Он пытался улыбаться, состроив равнодушно-скучающую мину. Поигрывал монеткой, тихонько про себя посвистывал.

— У вас тут много знакомых.

— Все наши. Из прядильного.

— Вы тоже прядильщица?

— Пока да.

— А потом кем будете?

— Трудно сказать. Не загадываю. Сначала институт надо закончить.

(«Ой, поглядите — с кем это Бирута, ну, дела!» — «Неужто тот самый, поэт?» — «Мне кто-то сказал, он ефрейтор!»)

— Это, видимо, относится ко мне?

— Похоже, так.

— Даже звание мое знают.

— Боже мой, да у нас тут все знают всё.

— Вот как?

— А чему вы удивляетесь?

Уткнувшись носом в песок, у берега стояла лодка. Обычное алюминиевое корыто с подвесным мотором «Чайка». Видимо, забарахлило зажигание. Мотор не заводился. Какой-то парень остервенело дергал шнур стартера, выставив втиснутый в шорты тяжеловатый зад.

— Джульетта, а вот и мы! — крикнула Бирута. — Привела еще одного пассажира.

Вслед за первым сюрпризом последовал и второй: хрипловатый альт был знаком. Джульетта оказалась Цауне.

— Очень мило.

Румяные щеки Цауне презрительно дернулись. Оттопырив толстую нижнюю губу, она сдула с нахмуренного лба прядку волос. Волосы у нее были короткие, топорщились, как грива жеребенка.

— Дайте я попробую завести, — предложил он.

— Спасибо, обойдемся.

— И сколько человек ваш корабль вмещает?

— Для массовых экскурсий не пригоден.

— А для чего же? Для рыбалки?