Широкое течение

трубку перед собой, чубуком на мраморную плитку чер¬

нильного прибора. — Партийное бюро разберет, даст оцен¬

ку... Сядь. Поскольку в этом письме затронута фигура

Дарьина, давай обсудим его: он у нас и в самом деле на

заднем плане, в хвосте, а кузнец-то он стоящий, а?

— Ну и что?

— Надо его выручать.

— Выручайте, я не препятствую.

— А ты?

— Меня это не касается.

— Ты сядь, сядь, — попросил парторг мягко. — А я

вот думаю, что именно тебе надо взяться за него и вы¬

тащить.

— Вы шутите, Алексей Кузьмич!

— Нет, Карнилин, я не шучу, — сказал Фирсонов. —

Ты о цехе думаешь? Ты хочешь, чтобы кузница была на

хорошем, на первом счету?

— Хочу. Сам буду работать за троих! Но тянуть

Дарьина — ни за что! С какой стати? Да, может, именно

он и написал это поганое письмо... А я ему помогать дол¬

жен? Не буду!

Алексей Кузьмич вспылил, стукнул по столу ладонью:

— Не сметь! Это тоже подло — обвинять человека по

догадкам! А не хочешь помогать — заставим!

— Не заставите. Любить или не любить человека —

нельзя заставить. Поняли? И я не буду заниматься Дарь¬

иным. Не хочу — и ушел.

Алексей Кузьмич поморщился, вздрагивающей рукой

взял погасшую трубку, раскурил, затянулся дымом, успо¬

каиваясь и ругая себя за то, что неправильно повел себя

с этим парнем, не с той стороны подошел. Если с ним

поговорить по-хорошему, растолковать ему, попросить,

он ни в чем не откажет.

Теперь Антон избегал встреч с Фирсоновым, опасаясь,

что он опять заведет речь о Дарьине, — видеть Олега

было противно, не только помогать ему.

Но вскоре Антон оказался невольным участником

судьбы Дарьина.

Это произошло на общем цеховом собрании при рас¬

пределении жилплощади в новом доме. Красный уголок

был доотказа набит людьми: жилье — самая острая и

волнующая проблема кузницы, поэтому здесь толкались

и те, кто надеялся получить ордер, и те, кто не надеялся

на это, и те, кто вообще не нуждался в квартирах, но

«болел» за друзей, знакомых. Собрания эти были длин¬

ными, бурными, со страстными спорами и речами.

Вместе с другими разбирались и заявления Саляхит-

динова, Карнилина и Дарьина. Камиль получил комнату

одним из первых и до конца собрания сидел сияющий и

радостный и доброжелательно голосовал за всех. Карни-

лин и Дарьин претендовали на комнату в двадцать два

метра. По существующим в цехе условиям первая очередь

на получение площади принадлежала Антону Карнилину,

как лучшему штамповщику, и голосованием комната эта

закреплялась за ним. Дарьину же оставалось ждать вто¬

рой очереди, когда отстроится новый корпус, ждать дол¬

го, может быть год, а то и больше.

Гришоня толкнул Антона локтем в бок, негромко и с

восхищением воскликнул:

— Получил-таки!.. Везде успеваешь, — и прибавил

разочарованно: — Вот и разъедемся...

Антон не ответил ему. Он видел, как Дарьин, поблед¬

нев, стиснув зубы так, точно хотел сдержать крик, и на

щеках образовались и закаменели бугры, а у Насти по

лицу поползли красные пятна, губы обиженно и стра¬

дальчески дрогнули, глаза налились слезами. Антону

вдруг до боли стало жалко эту терпеливую и работящую

женщину, и неожиданно для себя он произнес:

— Дайте мне слово. — На него оглянулись, стало

тихо. — Я прошу комнату эту дать в первую очередь

Дарьину. Я—: одинокий, живем мы вдвоем с Гришоней

Курёкковым, в хорошем доме... Я могу еще подождать...

А Дарьины живут за городом, в общежитии барачного

типа... У них скоро появится младенец, ему условия нуж¬

ны больше, чем мне, честное слово... Вот я и прошу со¬

брание откликнуться на эту мою просьбу...

Председатель цехкома снова поставил вопрос на го¬

лосование, и комната была передана Дарьиным.

Судорожно работая локтями, Настя протолкалась

сквозь плотную массу тел к Антону, всхлипывая, обхва¬

тила руками его шею, прижалась губами к его щеке и

выбежала. А позже, на лестнице, проходя мимо Антона,

Дарьин задержался и, как бы с трудом разжимая губы,

произнес хрипловато:

— Спасибо.

— На стоит.

Заботясь о судьбе своей прессовщицы, Антон хотел

спросить Олега об отношениях его с Барохтой, но понял,

что такой разговор неуместен здесь, и стал спускаться

по ступенькам.

Марину Антон увидел сам в первый день занятий в

школе.

Учеба началась с неожиданных встреч, с крепких и

горячих рукопожатий. Парни и девушки сбивались в

группы, обменивались впечатлениями о проведенных ка¬

никулам, о домах отдыха и санаториях. Антон сидел за

своей партой и рассказывал о море, когда в классе по¬

явилась Мапина Барохта. Она задержалась в дверях,

оглядываясь; под черной тучей бровей грозными зарни¬

цами вспыхивали глаза; решительно направляясь к Анто¬

ну, небрежно бросила портфель на парту.

— Мне нужно сказать вам два слова, — проговорила

она и отошла к окну; а когда Антон приблизился, спро¬

сила с презрительной иронией:—Это вас должна я

благодарить за те наговоры, которые доставили мне столь¬

ко хлопот? Как вы, Карнилин, докатились до этого?

— Не наговоры, а правда, — ответил Антон мягко и

не сразу. — Вы должны понять, что это требование не

только мое, а всего комсомольского бюро. Оно имело ка¬

кие-либо результаты?

— Вас это интересует?

— Да.

— Мне записали выговор по комсомольской линии,—

отчеканила она раздельно и как будто с гордостью.—

Довольны?

— Был бы доволен, если бы это повлияло на ваше

поведение.

— Нет, не повлияло, — выговорила она с вызовом и

резко оторвала листок от цветка в горшке на подокон¬

нике.

— Значит, вы будете продолжать... мучить людей? —¦

спросил Антон, сердито глядя на ее матовое лицо, преис¬

полненное каксй-то недоброй и упрямой отваги.—Я имею

в виду свою прессовщицу.

— Жену Олега Дарьина? — Она недружелюбно отки¬

нула со щеки густые пряди волос, усмехнулась коротким

горловым смехом.—Я сказала ей, что в нем больше не

нуждаюсь...

— Отслужило свой срок или потеряло ценность? —

поинтересовался Антон, невольно возмущаясь каждым ее

словом.

Не слушая его вопроса, сощурившись, растирая в

пальцах сорванный листок, она произнесла убежденно и

со злорадством:

— Олег поначалу произвел на меня впечатление во¬

левого человека, а на самом деле это глина: лепи, что

хочешь, а мне противно лепить... не в моем это вкусе.

— Сломать, разрушить легче, конечно, и вы достигли

успеха. Олег перестал учиться, забросил работу, плохо

обращается с женой.

— Последствия меня не интересуют. — Марина по¬

морщилась. — Перед женой его я извинюсь. Я только

тогда, на вечере, во время скандала и узнала, что Олег

женат: он долго скрывал...

— Я знаю, что в каждой женщине есть что-то доброе,

материнское, — сказал Антон, — а в вас я вижу, прости¬

те, много варварского. Где вы родились, где росли.

— Где я и что я, вы все равно не поймете. — Брови

девушки сомкнулись в одну черную линию, придав лицу

что-то смелое, стремительное, а губы тронула горькая

усмешка. — Но если в жизни есть такие, как вы — удач¬

ники, счастливцы, то должны быть и такие, как я...

— Нет, таких не должно быть.

— Но они есть! — вызывающе сказала Марина и,

бросив в окно измятый листок, брезгливо вытерла испач¬

канные зеленью пальцы платком. — И не будем больше

говорить об этом. К вам подходит какая-то девушка из

новичков. — И отодвинулась за классную доску, к груп¬

пе ребят.

Антон повернулся: перед ним стояла Люся Костро-