Большая судьба

"Не наград и похвалы вашей я домогался, когда искал русский булат! с возмущением думал он. - Я желал блага моей родине! Ей отдаю и отдам все свои силы. Всё, что добыто мною о булате, рассказал без утайки. Каждый плавильщик по моим описаниям изготовит булат. А тот, кто не сведущ, тому никакие указания не помогут!"

В окно заползали сумерки, в кабинете становилось темно. Павел Петрович сидел, не зажигая света. Вошла Татьяна Васильевна и обеспокоенно склонилась над ним:

- Что с тобой, Павлушенька? Уж не болен ли?

- Устал, смертельно устал, милая, - впервые за всю их совместную жизнь пожаловался он жене.

Надо было забыться. Единственным спасением казался труд, и Павел Петрович выехал на Миасские золотые прииски. Еще до отъезда в Петербург Аносов приказал перевести золотопромывальную фабрику на новое место. Ложе реки Ташкатургана было изрыто, пески вынуты и промыты. Оставался небольшой участок под строениями. На нем Аносов надеялся найти золото. Это обещали его наблюдения.

В конце сентября он устроился в избушке на приисках. Унылая дождливая осень навевала тоску. Ветер срывал последние листья в лесу. Еще вчера пожелтевшие березы, черемуха, рябины и ярко-багряные осины стояли осиянные солнцем, как пылающие костры, а сегодня пронизывающий ветер лишил их золотого наряда. Кругом - глухомань: леса угрюмы, горы суровы, недоступны. Это самое дикое место в краю. Утро занимается нехотя, без пения птиц. Его пробуждает колокол, повешенный на длинном шесте под маленькой крышей. Заспанный "будинка", высокий, с желтой плешью старик, дергает черную смоляную веревку, и начинается угрюмый звон. Туман сползает с горных хребтов. Студено, не хочется вставать с теплой постели. Рассвет сопровождается дождем; мелкий, холодный, он иголками колет лицо.

Тяжело вставать в сырые туманы. Все кости ноют. Аносов удивленно думает: "Неужели это старость? Тяжело!".

Он пересиливает чувство недомогания и дремоты, быстро вскакивает с тощего тюфяка, потягивается до хруста в костях и бежит к колодцу. Холодная обжигающая вода сразу прогоняет сон. Тепло и сила возвращаются телу. Павел Петрович вглядывается в сумрак. Прииск медленно, нехотя пробуждается от тяжелого, свинцового сна. Вот в оконце низенькой приисковой казармы вспыхнул и затрепетал скудный огонек масляного ночника, за ним другой, третий... У караульной будки разминается бородатый казак-часовой с шашкой через плечо.

Прогудел колокол, из казацкой сборни выскочил бравый урядник и закричал:

- Барабанщик!

Мгновенно появился седоусый служака и заработал палочками. Глухая унылая дробь раскатилась по прииску, настойчиво призывая людей к труду. По баракам торопливо зашагали нарядчики.

- Живо, живо! - торопили они приискателей.

В эти последние минуты на полатях у кирпичной печки, между нар закопошились люди, грязные, оборванные, взлохмаченные, измученные нуждой и непосильной работой. Они торопливо натягивали на себя не просохшую за ночь одежду и, ругаясь, уходили под мокрое осеннее небо:

- Опять льет, опять мокреть...

Аносов понимал, как тяжело сейчас спускаться в забой, где по колено ржавой воды. Каторжная жизнь!

К нему размашистым шагом подошел поручик горного корпуса рыжеватый Шуман. Он вытянулся и отрапортовал:

- Ваше превосходительство, все в сборе и отправлены на работы!

Аносов озабоченно посмотрел на инженера:

- Много воды в забоях?

- Потоп... Однако отливаем... Зато невиданный успех!

- Сколько? - односложно спросил Павел Петрович, присматриваясь к офицеру.

- Вчера с одного пуда песку взяли по семьдесят золотников.

- Отлично. Приду сам в забой...

Поручик вскинул тревожные глаза.

- Вам никак нельзя: не к лицу. И притом возможен ревматизм, обеспокоенно воскликнул он.

- Ничего, - спокойно ответил Аносов. - Сами увидите, как это будет к лицу. А ревматизм - бог с ним! - безнадежно отмахнулся он.

В полдень под сеющим дождем Павел Петрович прошел к добытчикам. Глубокие сырые и грязные ямы были полны копошащихся людей, вооруженных кайлами и лопатами. Аносов в высоких сапогах спустился в развал. Он добродушно окрикнул рабочих:

- Бог в помощь, братцы! Как идет золото?

Золотоискатели посторонились, загомонили, оживая от доброго слова:

- Идет... Само плывет вместе с дождиком. Видишь, жила идет к старым строениям.

У края отвала стоял коренастый парень и кайлом долбил породу; с его скуластого лица струился обильный пот.

- Вишь ты, и под дождем жарко! - улыбнулся он Аносову. - Работёнка! Чем больше манит, тем охочее кайлом бьешь. Чую, раздув* будет!

_______________

* Р а з д у в - утолщение пласта или жилы.

- Неужели будет? - ласково посмотрел на него Павел Петрович. - Откуда ты знаешь?

- По породе, - ответил парень. - Ведь весь наш род по золоту робил. И деды, и отцы, а теперь - мы. Сказывал мне еще батя, тут места везде шибко богатимые, да и я удачливый, в рубашке родился...

- И врет, всё врет, - добродушно проговорил черный, как жук, старатель с бородой, измазанной глиной.

- Зачем вру? - обиженно отозвался парень. - Не будь я Никифор Сюткин, ежели вру. Да гляди, сколько золотища намыл на этой полосе. И всё крупнейшее, как тараканы. Ах и крупка! - в голосе его послышалось восхищение.

Аносов с удовольствием присматривался к ладному старателю. Глаза у него, видать, острые, сила - большая.

- А знаешь, Никифор, я в твою удачу верю! - убежденно сказал инженер. - Золото тут есть!

- Вот спасибо за ободрение! А ну-ка, копну! - Никифор взмахнул кайлом и врезался в породу.

Высокая, толстоногая девка, ловко орудуя лопатой, проворно наполняла бадью песком.

Завидя Аносова, она выпрямила широкую спину, задорно крикнула:

- От Сюткина, барин, идешь? Попробуй-ка с лопатой, это не чаи гонять!

- Что ж, попробую! - спокойно отозвался Аносов и, взяв из ее рук лопату, стал спорко работать.

- Гляди-ка! Руки белые, слабые, а старается, как мужик! - удивилась девка и вдруг засуетилась: - Давай лопату... Вон пучеглазый дьявол ползет! - показала она взглядом на шагающего по отвалу смотрителя...

В черном сюртуке с белыми пуговицами, смотритель подошел к Аносову. Вылупя глаза, заговорил хрипло:

- Ваше превосходительство, да разве же это возможно вам? - он перевел злой взгляд на девку и грубо сказал: - Куда лезешь? Не видишь, сам генерал перед тобой!

Девка потупилась и взяла из рук Аносова лопату. Павел Петрович нахмурился и сказал смотрителю:

- Что мне можно, а чего нельзя - знаю сам! И ничего плохого она не сделала, чтобы кричать на нее. Работает на совесть!

Девка благодарно взглянула на Аносова и усердно взялась за дело.

Под ногами хлюпала жидкая грязь. Дали заволокло беспросветными тучами. Аносов шел, внимательно вглядываясь в породу. Что-то блеснуло в разрезе. "А ведь это похоже на золотоносную жилу!" - подумал он и сказал:

- Посмотрите, что здесь!

Старатели загляделись на породу. Неоднородную прослойку по всей длине прорезала извилистая линия, справа темноватая, обрызганная зеленовато-желтыми пятнами.

Павел Петрович поднес фонарь, и прожилок словно ожил - засверкал, заиграл искристыми гранями.

- Это золотоносный пирит! - сказал Аносов. - Ну, как, братцы, будет золото? - обратился он к рабочим.

За всех ответил сухонький, с реденькой бородкой старатель:

- Богатимое место! Только счастье разное.

- Что ты болтаешь? - перебил его другой, с диковатыми глазами. Счастье-то одно для всех тут: ревматизм да грыжа! А то пласты вскрываешь и себя в могилу зарываешь.

- И всё-таки стараешься? - лукаво спросил Аносов.

- Известно. Да и как отстать, когда тянет к жиле. У горщика одна песенка!

Добыча шла удачливо, и Павел Петрович решил вернуться в Златоуст. По грязной дороге, по колдобинам кони потащили экипаж в горы...

А Никифор Сюткин тем временем взмахивал кайлом. Место подошло заманчивое. Тяжелый удар старателя пришелся по раздуву. Кругом твердая порода, а в середине пустота.