Я догоню вас на небесах (сборник)

Регина засмеялась.

— Ладно. Про меня все так думают. Виновата моя сильно ослабленная сенситивность. Но я умею угадывать желания и что-нибудь для вас сейчас устрою. — Регина оттолкнулась от него и пошла вниз по лестнице.

Константин Леонардович подождал, пока под ее ногами отскрипели ступени, и заиграл новое сочинение. Для пожара, икон, колоколов и челесты.

— Андантино.

Когда все спустились в люстровую и расселись, Алоис возле женщины, цветом одежды и гримом напоминающей свежий синяк, Константин Леонардович показал коллекцию вееров, которую он выменял на коллекцию игральных карт. Он доставал веера из комода. Все пустились их рассматривать.

— Эх, Андрюша! — выкрикнул Алоис. В руках у него было два веера. — Мы неотвратимы! Мы орлы! — и укрылся в бело-розовой веерной пене.

Скачков воспринял его выкрик как призыв о помощи, шагнул было вперед, но кто-то тихонько потянул его за рукав — это была Анна. Рядом улыбалась Регина.

— Тс-с, — Анна приложила палец к губам. — Следуйте за мной…

В большой комнате Анна сказала:

— Регина уверяет, что вы умираете — есть хотите. Регина не ошибается. Ей бы в уголовном розыске работать, а она морских червяков потрошит. — Анна намазала кусок хлеба маслом, положила на него толстый кругляш колбасы. — Ешьте. Да не смущайтесь. Я медсестра. Помогаю Константину Леонардовичу. Сегодня литературный день. Как правило, тихий. На литературном всегда больше женщин. Чаще читают сказки. И про любовь. Бывает ничего. А когда музыка, как ни странно, больше мужчин. На пластических формах — там парни. Там иногда дерутся. Константин Леонардович смотрит: кому нужно, прибавляет лекарств, кому назначает поделать уколы. Кому психотерапию, гипноз. Если пугает клизмой, значит, в порядке.

— А Регина-то чем больна? — со вкусом чавкая, спросил Скачков.

Анна посмотрела на него усталым взглядом прачки. Убрала прядку со лба.

— Регина очень хорошая. Ей-то, глупой, все равно, а вот вы, мужики, сразу начинаете относиться к ней хуже. Сволочи вы. — Из кастрюли побежала вода, на плите варилась картошка. Анна отвлеклась на кухонные свои дела.

«Психушка какая-то, — подумал Скачков. — Еще не поздно денег занять и в ресторан вскочить». Он бы смылся. Он даже двинулся к выходу. Но в дверях красной комнаты встала красная женщина. Она ждала, улыбаясь улыбкой жужелицы. Скачков подмигнул ей и, дожевывая бутерброд, подошел к роялю. За роялем сидел тот мужик, что ел консервы из банки. Мужик ткнул пальцем в клавиш «соль».

— Идут, — сказал.

— Кто?

— Тихие. Я им пьесу читать буду. А вы «каменный гость»?

— Почему «каменный»?

— Тут так говорят: или «каменный гость», или «колун».

— Вообще-то я инженер…

Оба они с доверием подмигнули друг другу. «Эх Алоис-Алоис, — опять подумал Скачков, — продал меня как барана. Ну ничего, я тебе тоже что-нибудь такое устрою».

Из люстровой, обмахиваясь старинными веерами, вышли дамы. За ними обособленно шел мужик с головой то ли быка, то ли борова. Скачков прозвал его свиноцефалом. И еще один, напоминающий что-то морское, но нехорошее. Алоис и доктор шли последними. Скачков для себя отметил, что Алоис в этой компании выглядит импозантным и умным, и это ему нравится.

К Скачкову подошла Регина, спросила, заморил ли он червячка, уселась за стол, посадила его рядом с собой. Взяла его за руку. Пальцы ее были теплыми, мягкими и тоже бескостными. И нещекотливыми — волосы.

— Читать он будет наверняка ерунду — фуфло. Все-таки хорошие вещи пишут профессионалы. А он то ли слябинги, то ли тюбинги. Что-то толстое, железное. Но рецензенты тутошние мне нравятся. Борются как за свое. Ты слово скажешь?

— Жратву отработать?

Регина засмеялась бескостно. Скачков отметил, что все здесь легко улыбаются и очень легко смеются.

— Ты уже отработал. В присутствии «колуна», а ты безусловно «колун», мы острее мыслим, импровизационнее. Ты для нас подсознательно как бы начальник отдела культуры. А мы, тоже подсознательно, как народные артисты.

В дверях красной комнаты все еще стояла красная дама — черно-багровый ее силуэт.

— Старая девушка, — сказала Регина. — Мечтает отдаться и сохранить девственность для следующего раза. Причина ее болезни в том, что она не может выбрать, с кого начать.

— То есть… Ты хочешь сказать, что все здесь собравшиеся…

— Психи, — сказала Регина.

Скачков почувствовал острую кисло-сладкую изжогу. Кто-то засмеялся. И все засмеялись. Смеялись долго, может быть пять минут.

Усевшись за стол, Константин Леонардович поправил малиновый галстук, пощелкал пальцами, призвал своих гостей успокоиться, расслабиться, но все же сосредоточиться.

— Постигать продукт литературного озарения следует так же, как мы постигаем все явления природы: реки, скалы, деревья, лошадей — во всей их цельности, с восхищением и трепетом. Пожалуйста, начинайте.

— Гений и Дурак, — сказал автор.

— Гений кто? — спросила девушка-свечечка.

Автор повторил:

— Так называется: «Гений и Дурак». Драма. Вернее, экспликация к драме. Не нужно объяснять про экспликацию?

Мужик-свиноцефал оскалил крупные зубы.

— Ты объяснял давеча.

— Тогда начинаю. «Гений и Дурак». Экспликация. Картина первая.

Сожженная земля. Все вокруг багрово и огнедышаще. По острым камням идут двое — Гений и Дурак. Идут с трудом, можно сказать — влачатся.

Дурак (подняв скучное лицо к небу). Боже, скажи, я есть? Если я есть, скажи — зачем?

(Бог наверху молчит.)

Гений. Ему не до тебя. Он заливает свой позор кагором. Он Бог, — а человек произошел от обезьяны. Теперь это доказано. Если бы люди произошли от Бога, они бы себя не истребили. Но, может быть, и Бог произошел от обезьяны?

Дурак. Не богохульствуй! Боже, скажи мне, кто ты?

Бог (сверху). Я связь начал. Я формообразующая мысль. Я импульс. Вакуум. Желание…

Гений. Нету тебя! Нету-у!

Дурак. Боже, ну что он так орет?

Гений (раздраженно). А нет его. Он дезертировал. Он физики не знает.

Бог (сверху). Есть штука посильнее физики. Ловите, как доказательство моей всемудрой воли.

(На землю с небес падает куча разноцветного тряпья.)

Гений. Баба!

Дурак. Маруся…

Гений (подняв глаза к небу). Старый пошляк. Не можешь без толпы. Тебе какие предпочтительнее — от Гения или от Дурака?

Бог (сверху). Валяйте оба. Она всех усреднит.

Регина заломила Скачкову пальцы своими мягкими пальцами. Он чуть не вскрикнул от боли. Регина вскочила.

— Вы только посмотрите — похож на банщика, а туда же: Бог, Гений, Женщина, Дурак. Да что ты в этом понимаешь?

— А то, что человек произошел от обезьяны, от макаки, — сказал автор. — Стоит только послушать, как наши дамы выражаются.

— Я тебя ударю.

— Лучше укуси.

Скачков усадил Регину, прижал к себе. Она затихла и прошептала, впрочем, громко:

— Могу поспорить, он назовет их пупсолюди.

Константин Леонардович бросил на нее взгляд и постучал костяшками пальцев по столу.

— Мы отвлеклись. Олег Васильевич, читайте дальше.

Автор прокашлялся.

— Картина шестая. Напоминаю — это экспликация. Некоторые картины еще не разработаны.

Когда розовые пупсолюди овладели знаниями, они стали этими знаниями баловаться. Сцену озаряют вспышки. Слышны взрывы, крики «Ура!».

Дурак. Ты научил их воевать. Ты утверждал, что инфантильному уму, незрелым чувствам война полезна, как упражнение на взрослость. Когда же наши дети созреют для мира?

Гений. Похоже, что, когда они созреют, им уже нечего будет жрать. Они же плодятся, как термиты. Тринитротолуол не оправдал себя как противозачаточное средство. А ты что скажешь, Бог?

Бог (сверху). Божье дело — первотолчок.

(Подходит пупсочеловек. Теперь он черен от щетины. На рубахе надпись: «Мы впереди».)