Камень преткновения

— А-а, знаете, неохота возиться…

— Смотрите! — предупредил тот. — Что касается меня, я готов.

Перевалив через гребень, они не увидели реки, но услышали ее. Эля, приняв шум воды за шум леса, спросила Сергея Сергеевича:

— Вы не знаете, тайга к погоде или к непогоде шумит?

— Это не тайга. Ухоронга это, — сказал Генка.

Эля только презрительно повела бровью.

Река открылась, когда склон сопки стал круче. Длинное, сверкающее, как лезвие ножа, плес о подрезало сложенный из красного плитняка берег, на который вывела тропа. Прямо перед глазами половину Ухоронги скрадывала горбатая крутизна спуска. Зато справа, где сопка как бы вгибалась, образовав прилуку, река и оба ее берега просматривались далеко и подробно.

За рекой, за неширокой проймой, начиналась молодая лиственная тайга. С этой стороны некому было заслонять солнечный свет. Мир, в котором не было ни одного не освещенного, не напоенного светом уголка, сверху, с хребта, казался удивительно свежим, праздничным и чуть-чуть ненастоящим. Лохматые травы представлялись ровным, подстриженным под гребенку изумрудным ковром. Песчаные отмели — нарочно, для пущей красоты, вызолоченными. Пряничным домиком выглядывала из-за тальника избушка.

— Наше с Петром хозяйство, — похвастался Генка, жестом показав на избушку. Но отсюда, сверху, жест распространялся слишком уж на многое, на весь кругозор. Именно так и понял Сергей Сергеевич.

— Хозяева, значит? А добрые хозяева-то?

Генка самодовольно усмехнулся — куда, мол, добрее! — и, помня о скользких подметках бродней, стал осторожно спускаться дальше.

Внизу тот же самый мир был непричесанным, дремучим, буйным — подлинный, а не игрушечный мир детских сказок. Красные камни выползли на тропу, заступив дорогу к воде. Неопрятно расщеперившая сучья, оставленная половодьем лесина, утопив комель, угрожающе шевелила обломанной вершиной. Тропа вильнула в сторону, стала лепиться по узенькому карнизу, выскальзывать из-под ног. Но и этого ей показалось мало: вдруг повернув, она бросилась в воду. Справа и слева встали скалы.

— Бродком придется, — сказал Генка.

Река не была здесь глубокой, но гряда подводных камней, которой следовало придерживаться, ожесточала и без того стремительное течение.

— Не свалит? — спросил Сергей Сергеевич Генку.

— Ништо! Ноги расставляйте пошире.

Сергей Сергеевич развернул высокие голенища своих рыбацких сапог и медленно пошел вперед. Дав ему сделать несколько шагов, Эля осторожно, по-гимнастически напружинив ногу в подъеме — так боязливый купальщик пробует, тепла ли вода, — ступила на ближний камень.

— Ладно, — сказал над ее ухом Генка. — Не́чего!

И, не давая опомниться, легко сгреб в охапку. Эля рванулась, пытаясь высвободиться, но берег уже остался позади, вокруг с грохотом и звоном неслась река. И Генка почувствовал, как напрягшиеся мускулы девушки стали ослабевать, распускаться. Гибкость возвращалась к одеревеневшему телу, оно становилось легче и как-то удобнее. Один раз он оступился, и Эля, вздрогнув, на какой-то миг сама приникла к нему. Только на какой-то миг!

— Правильно сделали, — одобрил Сергей Сергеевич, когда мокрый по пояс Генка выбрался на берег.

— Я прекрасно перешла бы сама, — пожимая плечами, заявила Эля.

— Чертовски быстрая и холодная вода, знаете! Брр! — Сергей Сергеевич, выкручивая портянки, топтался возле прислоненных к камню, подметками вверх, сапог. — И я думал, что гораздо мельче. Хорошо, что хоть спички и сигареты были в кармане гимнастерки.

— Вода большая, после дождей, — словно оправдываясь, сказал Генка. — В малую воду вполне в ваших сапогах перебрести можно.

— Не беда, Геннадий. Что же, будем пробовать? — глазами показал он на реку.

— Рыбачить-то? Нет, ниже спустимся, к заломам. Там самая рыба. И по нижней тропе обратно пойдем, через Сохатиную Рассоху.

— Слушаю и повинуюсь, — сказал Сергей Сергеевич, начиная обуваться. — А уху где варить будем?

— Из чего? — делая вид, будто очень внимательно рассматривает старое гнездо на талине, спросила Эля.

— Подождите… — начал было Сергей Сергеевич, а Генка сказал:

— На уху хариусов и здесь натаскать плевое дело. Это всегда можно.

Эля соизволила посмотреть в его сторону — насмешливо, кусая губы, но все-таки!..

Сергей Сергеевич надел свой рюкзак.

— Я думаю, с трапезой повременим, а?

Пойма, казавшаяся с хребта светлым, веселым лугом, встала вокруг них, как встает лес. Только травы, похожие на сказочные деревья, и небо над головой, если задрать голову. Куда идти, как выпутываться? Даже шум воды, на который можно было бы ориентироваться, почти не проникал за зеленые стены. Но Генка чем-то руководствовался, потому что спустя полчаса они снова вышли к реке.

Теперь на обоих берегах сопки подступали довольно близко. Река круто поворачивала направо и, казалось, даже становилась боком на вираже.

— Опять брод, — сказал Генка. — Иначе Кривое плесо обходить надо, километров семь берегом.

— Значит, будем переходить вброд, — легко смирился Сергей Сергеевич. — Но когда же начнутся обещанные вами заломы?

— А вот за Кривым плесом. Напрямую два километра всего.

— Да-а, — подойдя к воде и балансируя на полузатопленной валежине, протянул Сергей Сергеевич. — И много еще вот таких бродов впереди, Гена?

— Хватит. Можно, конечно, и берегом, через чапыгу драться. Сами не захотите!

Поправив за спиной ружье, Генка шагнул к Эле и вопросительно взглянул на нее. Девушка чуть-чуть отвернула голову, и только.

— Тут помельче, но побыстрее, — несмело сказал Генка.

На этот раз Эля не пыталась ни вырваться, ни одеревенеть. Как будто не заметила даже, что ее оторвали от земли. Зато Генка заметил, что она как-то более ловко помещается в руках.

— Держите на большой камень! — крикнул он Сергею Сергеевичу, входя в воду. Сделав несколько шагов и обернувшись, чтобы посмотреть, следует ли указаниям Сергей Сергеевич, он на секунду потерял устойчивость. И, как и на первом броде, Эля прижалась, придвинулась к нему каждой клеточкой тела, хотя и не изменила положения. Но когда он, справившись, снова пошел вперед, уже не отстранилась больше. Генка поднял глаза к ее лицу — девушка смотрела мимо его глаз, в небо.

— Спасибо, — сказала она мертвым голосом, когда оказалась на берегу, но взглянула не на Генку, а почему-то на Сергея Сергеевича. Взгляд этот показался Генке каким-то странным, испуганным. Да и самому Генке вдруг стало как-то не по себе, он дернул плечами, поправляя за спиной фанерную хариусницу.

— Пошли, близко теперь…

Наконец впереди опять зашумела река. Выйдя на просторную галечную косу, Генка показал глубокое у́лово под противоположным берегом, покрытое хлопьями пены, и сказал:

— Во, пробуйте. Я себе удилище вырежу.

Когда он вернулся, на ходу обстругивая прогонистую сухую сосенку, как будто нарочно созданную, чтобы стать удилищем, Сергей Сергеевич привязывал блесну. Эля, усевшись у самой воды, рассеянно играла отшлифованными до блеска камешками.

— Понимаете, не рассчитал, — пожаловался Сергей Сергеевич. — Перелет получился. Где-то вон на том кедре оставил «байкал». Оторвал. Первый блин, как говорят, комом!

Генку немножко удивило, что Эля не смеялась, не вышучивала неудачника.

— Бывает, — сказал он, соскабливая сухую кору с вершинки удилища.

Сергей Сергеевич взмахнул спиннингом, новая блесна шлепнулась в воду чуть выше слива. Потом Сергей Сергеевич начал подматывать лесу, негромко помянул черта, дважды тряхнул спиннингом и сказал:

— Опять зацепил! М-м!..

И тогда ниже и правее того места, где натянутая леса уходила в воду, из пены поднялся на мгновение малиновый рыбий хвост и сразу же сыпанула пулеметной очередью катушка.

— Таймень! — крикнул Генка. Эля резво вскочила на ноги, а Сергей Сергеевич, перегнувшись назад и вбок, треща тормозом, стал крутить катушку. Нижняя губа у него выпятилась.

— Уй-дет, черт!.. Эх!..