Пирамида

Оставалось одно — искать ошибки в математическом аппарате. Да и теоретически это было наиболее уязвимое место. Предварительные проверки не могли дать полной гарантии, что в условиях реального эксперимента математический аппарат сработает так же надежно, как на «тренировке». Значит, надо продолжать поиски именно здесь…

Настроение у всех было отчаянное. Они исподтишка посматривали на Дмитрия, а он делал вид, что не замечает их взглядов. И тоже молчал, как они. А что он мог сказать? Какие-то банальные бодренькие слова? Ну нет…

Сказал он другое:

— Вот что, ребята. Покурите — и давайте-ка разбегаться. Пусть останутся человека два-три, остальные — спать.

Спать?! Вот дает наш начальник. Неужели всерьез?

— Я неясно выразился? — Дмитрий посмотрел на них.

— Значит, спать? — спросил Лешка Савин.

— Вот именно, спать.

— А вы комик, Дмитрий Александрович! — брякнул Савин.

— Почему же? — улыбнулся Дмитрий. — Я совершенно серьезно. Кто знает, сколько еще работы нам предстоит, и надо, чтобы вы были в форме. Хотя бы часть из вас.

— Понятно, — уже серьезно сказал Савин. — А кто должен остаться?

— А это уж вы сами решайте.

После минутного препирательства решили, что останутся Савин и Воронов, остальные нехотя побрели в свои комнаты.

— Ну а мы, — сказал Дмитрий, — давайте мыслить дальше. Соображения есть какие-нибудь?

Соображений не было.

Ольф, пристально вглядываясь в Дмитрия, потребовал:

— Давай, вождь, выкладывай, я же вижу, что у тебя за пазухой что-то есть. Кошелек или камень?

— Этого я пока не знаю.

— Но что-то есть?

— Да.

— Валяй, — милостиво разрешил Ольф и царственным движением склонил голову.

— Кто занимался проверкой уравнений на неустойчивость?

— Все понемногу, и ты тоже, кстати.

— Я помню.

— А что именно тебя интересует?

— Все.

Ольф с сомнением посмотрел на него и стал рыться в бумагах, приговаривая:

— Ето мы ш-шас, кашатик, в один момент шпроворим…

Ольф дурачился, гримасничал, по-старушечьи пришепетывал и держался гораздо спокойнее, чем раньше.

Через минуту он подал Дмитрию бумаги и небрежно заметил:

— По-моему, это не та степь.

— Та не та, а съездить в нее не мешало бы. Ты что думаешь? — обратился Дмитрий к Мелентьеву.

Тот неопределенно пожал плечами:

— Смотри сам… Я просто не вижу, что там может быть. Мы же тогда все проверили.

Дмитрий посмотрел на Жанну — взгляд у нее был откровенно беспомощный.

— А какие у тебя основания подозревать неустойчивость? — спросил Мелентьев.

— Довольно слабые, — признался Дмитрий. — А навело меня на эту мысль вот какое соображение: оба выброса — с изрядной, правда, натяжкой — почти симметричны относительно этого изгиба. Смотрите…

— Ничего себе «почти», — недовольно заметил Ольф. — Натяжка-то чуть ли не полета процентов.

— Не полета, а всего около тридцати.

— Уже подсчитал?

— Да, прикинул… Натяжка, конечно, недопустимая, если бы не одно обстоятельство: из двух уравнений симметрично только одно, вот это, — он показал, — относительно тау.

— Ну и что? — наморщил лоб Мелентьев.

— А то, что эти тридцать процентов могут объясняться вкладом второго уравнения.

Мелентьев молча придвинул к себе листки и стал что-то писать. Ольф и Жанна смотрели на уравнения, и Ольф наконец сказал:

— Не понимаю, почему так может быть.

— А ты смотри на те переменные, которыми отличаются уравнения. По моим подсчетам, тэта и кси во втором уравнении должны давать больший вклад в суммарный рост функции, чем сигма и пси в первом. Этим и может объясняться несимметричность выбросов.

— Доводы действительно шаткие, — сказал Мелентьев, — но в этом что-то есть.

— Ну, допустим, вы правы, — сказал Ольф. — Но тогда почему эта неустойчивость не обнаружилась при проверке?

— Чего не знаю, того не знаю… С каким шагом проверялись уравнения?

— Одна сотая, — сказала Таня. — Ольф говорил, что это даже меньше, чем нужно по вашим теориям.

— А наша теория гласит, что достаточно восемнадцати тысячных, — хмуро пробурчал Ольф. — Вот, смотрите сами.

— Смотреть не будем, — взглянул на него Дмитрий. — Я и не сомневаюсь, что все сделано правильно… по теории.

— Что, теория неверна?

— А ты этого не допускаешь?

— Этими методами проверки пользуются уже десятки лет.

— Но и группы неустойчивых уравнений постоянно расширяются, — вмешался Мелентьев. — Так же, как, впрочем, и методы проверки.

— Так что, попытаемся здесь? — спросил Дмитрий.

— Попытка не пытка, — неопределенно сказал Ольф.

— Надо сделать, — решительно поддержал Дмитрия Мелентьев. — Чует мое сердце, что тут мы кое-что выудим.

— Ну, еще бы, — поддакнул Ольф. — Например, кильку. Или тюльку. Бирюльку. Сюсюльку.

— Ну, хватит! — прервал его Дмитрий. — Так что, поедем в эту степь?

— Поехали, Матильда. — Ольф потянулся и пропел: — Эх, да погоняй коней ретивых, черны гривы по ветру… — Он на минуту запнулся и закончил: — Эх, да нам начхать на все заливы, мы поедем в степь вон ту… Експромт. Собственного сочинения.

— Оно и видно, — неодобрительно покосилась на него Жанна.

Ольф продолжал дурачиться:

— Все бы тебе хиханьки, все бы тебе хаханьки, а как времечко придет — будут тебе оханьки… Ымпровызацыя.

— У тебя еще что-нибудь есть? — спросил Дмитрий.

— У меня? Сколько угодно… — Он на секунду задумался и выдал:

— …а дальше нецензурно.

— Перестань дурака валять, — сердито оборвала Жанна.

Но Ольфа это не смутило.

— Хоть бы посмеялись, что ль, — возмутился он. — Чудаки! Ведь пять граммов смеха заменяют килограмм мяса… Все, молчу, молчу. — Он испуганно втянул голову в плечи под взглядом Жанны и аккуратно, как первоклассник, сложил на столе руки и с серьезной, вытянувшейся физиономией уставился на Дмитрия, с безмерным почтением в голосе проговорил: — Мэтр, я весь внимание…

Таня зашлась в приступе смеха, не выдержала и Жанна. Дмитрий, сам едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, сказал Ольфу:

— Слушай, убирайся отсюда. Иди погуляй минутку, а то мы не остановимся.

Ольф сокрушенно покачал головой и с обидой прошамкал — у него даже рот как будто по-старушечьи провалился:

— Людям всю жизнь добро делаешь, а оне, неблагодарные, на улицу выгоняют, корки хлеба им жалко…

Он с трудом поднялся — казалось, что вот-вот развалится прямо на глазах, — и зашаркал к двери.

— Ой, не могу, — застонал Савин, и весь «штаб» еще минуты две сотрясался от хохота. И только стук «Консула», выдавшего результаты очередной итерации, привел их в себя.

Вернулся Ольф, по-настоящему серьезный, деловито сообщил:

— Первое отделение концерта окончено… Ну-с, что мы будем делать со своими подозрениями?.

— Давайте подумаем, — сказал Дмитрий. — Программа проверки на неустойчивость сохранилась?

— Конечно, — сказала Таня. Она явно избегала смотреть на Ольфа, и уголки ее губ подозрительно подрагивали.

— Шаг изменить сложно?

— Ну, это пустяки.

— Тогда давайте его дробить.

— На сколько?

— На сколько? — задумался Дмитрий. — Этого я не знаю… А ширину пиков нельзя измерить?

Таня, не задумываясь, сказала:

— Очень сложно. Надо новую программу составлять.

— Тогда решайте сами, я в этом не очень-то разбираюсь.

— Надо взять сразу одну тысячную, — предложил Мелентьев. — Ловить, так наверняка.

— Это займет много времени, — сказала Таня.

— А именно?

— Сейчас прикину.

Таня подсчитала на бумажке и с сожалением вздохнула:

— Часов восемь, не меньше.

— А сколько у нас осталось?

— Меньше четырех.

— Можно, конечно, увеличить шаг, — сказал Мелентьев, — но нежелательно.