Каменный пояс, 1981

Владимир Ильич улыбнулся, поблескивая веселыми глазами, снял кепку и поднял обе руки в знак приветствия.

Это был последний приезд Ильича из Горок в Москву. И кто имел счастье быть в этот день на выставке, видел Ленина, его улыбку, тот запомнил ее на всю жизнь.

КРИТИКА. БИБЛИОГРАФИЯ. МЕМУАРЫ

Николай Кузин

ЗАУРАЛЬСКОЕ ПОЛЕ ДОБРА

Одно из самых главных богатств (если не самое главное) зауральского края — ею хлебородные поля. Много славных тружеников-земледельцев берегут и пополняют это богатство. И много признательных и благодарных слов сказали и говорят о хлеборобах люди, трудовое поле которых я бы назвал полем добра, — говорю о тех, кто посвятил и посвящает свою жизнь сеянию «разумного, доброго, вечного», то есть о художниках слова.

Ныне на зауральском поле добра работает крепкая бригада писателей: В. Потанин, И. Яган, В. Юровских, Л. Андреева, А. Пляхин, А. Виноградов… О творчестве двух прозаиков — В. Потанина и В. Юровских — и пойдет речь в наших заметках.

Литературная судьба Виктора Потанина складывалась, можно сказать, счастливо: уже первые его прозаические опыты были тепло встречены критикой, а первые книги («Подари мне сизаря», «Туман на снегу» и другие) принесли молодому писателю, которому тогда еще не было и тридцати, всероссийскую известность; его имя вот уже в течение десятилетия ставится в ряд тех «молодых», кто нынче составляет авангард современной прозы: Василий Белов, Валентин Распутин, Вячеслав Шугаев, Виктор Лихоносов…

В 1978 году курганскому писателю присуждена премия Ленинского комсомола, что подтверждает действенность и важность его работы.

Родился В. Потанин за четыре года до Великой Отечественной войны в селе Утятском Курганской области. Здесь прошли нелегкое детство (об этой поре полнее всего сказано в повести «Тихая вода»), отрочество, юность, отсюда он сделал первые шаги в большой мир, поступив учиться сначала в педагогический институт, а затем в Литературный институт имени А. М. Горького.

В литературу В. Потанин, как и многие его сверстники (В. Распутин, В. Шугаев, например), пришел из журналистики, сотрудничая сначала в районной газете, потом в курганской областной молодежной — «Молодой ленинец». Именно в эту пору многочисленных поездок, встреч с интересными и разными людьми спелись первые рассказы писателя. Говорю — спелись, ибо главная особенность их не столько в динамизме конфликтных ситуаций, сколько в лирико-интонационном строе, в чувстве ритма с преобладанием той однодумности, которая цементирует всю сюжетно-структурную ткань произведения.

Это вовсе не значит, что в первых рассказах писателя приглушена острота коллизий, отнюдь нет; просто лад естественности дыхания в них необычайно ощутим, по-песенному раскован и раздолен, что и производит впечатление, будто рассказы эти автор пропел на одном дыхании.

События в его произведениях происходят в основном в тех местах, где родился, рос и живет по сей день сам писатель, то есть в пределах Зауралья. Здесь же проживают или проживали и все герои его повестей и рассказов. Вероятно, многие из них не являются плодом авторской фантазии, а имеют реальные прототипы, с которыми писатель давно и хорошо знаком.

Основные герои произведений В. Потанина — земледельцы, и писатель с трогательной нежностью и любовью пишет о их нелегком и благородном труде, стремясь постигнуть самую сердцевину призвания труженика-хлебороба, призвания, которое Терентий Семенович Мальцев охарактеризовал как честность перед землей.

В очерках «Слышит земля», в повестях и рассказах В. Потанина немало страниц, свидетельствующих о глубоком знании писателем трудового кодекса сельских жителей, о его отнюдь не туристском подходе к насущным проблемам села. Однако точку отсчета всем проблемам писатель ведет от родника, имя которому — совесть. Совесть как первооснова сохранности личности, совесть как честность перед собой и окружающими, как фундамент нравственного совершенства человека, как старшая сестра другого драгоценного качества души — доброты.

Суд совести — высший суд, и он не терпит половинчатости — это лучше всего знают те, кто одарен настоящей душевностью и бескорыстием, чувством быть за все в ответе. Высшим судом совести судит себя герой повести «Пристань» Василий, воскрешая в памяти последнюю встречу с «молочной матерью» Нюрой, которую несправедливо обидел в порыве «самоутверждения». И дело даже не в том, что само положение Нюры (она была для маленького Василия нянькой), приехавшей после десятилетней разлуки навестить родную деревню, близких ей людей, заслуживает иного отношения, чем то, которое проявил к ней Василий.

На первый взгляд, Нюра может произвести не очень-то приятное впечатление: чересчур говорлива, не умеет или почти не умеет слушать других и живет в каком-то странном, нереальном мире, храня в сердце любовь к погибшему еще в годы войны Ване, не принимая и не признавая права на любовь за другими. Однако не будем торопиться с обобщениями и вглядимся в «капризы» Нюры чуть повнимательней.

Почему она так настойчиво толкует о своем любимом Ване, воскрешая малейшие подробности из прошлого? Да, конечно, Ваня был и остается для нее самым дорогим человеком, но только ли сила любви заставляет Нюру «кружить» вокруг времени ее молодости? А может быть, Нюрина настойчивость в возврате к прошлому продиктована еще и тем, что она неожиданно отчетливо почувствовала беду: ее Васяня — нынешний студент «лучшего в мире университета» — утрачивает чувство памяти, забывает даже то, что вроде бы не должно поддаваться забвению (например, о друге детства Коле, который когда-то спас жизнь Васе, но погиб сам).

«— Все ты забыл, Васяня. Как это? Не стыдно тебе и не мучишься…», — упрекает Нюра Василия, и тот вынужден согласиться со столь жестким, даже жестоким упреком.

«Да, права она. Как быстро я забыл его, как быстро забыл и другое. И ушла моя душа к другим встречам, к другим берегам. А если умру, неужели и меня так же быстро забудут, как забыли и Кольку и многих других людей? Неужели все так быстро забывают друг друга, как будто и не жили рядом? Я с ужасом подумал, что даже о своем отце вспоминаю все реже и реже, а часто кажется, что и не было его вовсе на свете. Как это? Как понять это?..»

Вот, оказывается, в чем дело. Человек-то и в самом деле опасно «болен», и мы уже гораздо снисходительнее воспринимаем Нюрину настойчивость ворошить прошлое, не так ли?

Именно от «болезни» забвения и хочет «излечить» Нюра своего Васяню, и в этом порыве пожилой женщины сокрыт большой жизнеутверждающий нравственный смысл.

Судом совести поверяет себя и молодой учитель физики Петр Андреевич (рассказ «В полях»), раздумывая над смыслом слов «подлый человек», которые ему выкрикнул один из учеников (Петр Андреевич отобрал у этого ученика записку, подозревая в ней обидное для себя, а то оказалась записка с признанием в любви однокласснице). Проступок Петра Андреевича вроде бы и не такой уж тяжкий, чтобы мучить себя и более того — принять решение оставить школу навсегда. Но как раз в свете нравственности максималистское самонаказание Петра Андреевича — в высшей степени благородный акт, ибо там, где пробуждается совесть — нет места эгоизму, эгоцентризму, зато большой простор для свершения добрых дел.

И доброта для потанинских героев — не абстрактная этическая категория, а норма жизненного поведения, неотъемлемая часть характера. Правда, иногда писатель, смещая границы между активной добротой и жалостливостью, впадает в «поток» сентиментального мелодраматизма, что в известной мере снижает художественную достоверность ситуаций (например, в рассказе «На вечерней заре», где писатель прямо-таки заставляет героя стать добрым, или в рассказе «Радуга», в котором раскрытие характера главной героини Татьяны, ищущей «второй родной дом», тоже представляется несколько нацеленным на читательскую «чувствительность»), но тут мы скорее встречаемся с некоторым нарушением чувства меры, от которого, пожалуй, не застрахован никто.