Последний год

Русский посланник в Стокгольме Неклюдов вел явно неравный поединок с фон Люциусом: он пытался вести наблюдение за немецким посольством, считая своей главной задачей, как писал он в одном донесении, «раскрыть истинное лицо немецкого посланника Люциуса и его штата». Но, чтобы справиться с этим, у него не было ни собственного умения вести такую работу, ни достаточного количества опытных сотрудников. Впоследствии Люциус эту деятельность русского посланника назовет попыткой поймать аэроплан сачком для ловли бабочек…

В этот день фон Люциус как посол должен был присутствовать на торжественном приеме у короля Швеции. Такие приемы выглядели весьма своеобразно — и одном зале вместе присутствовали дипломаты воюющих сторон. Остальные обожали наблюдать происходившие при этом всякие казусные истории и непременно сообщали о них своим правительствам. Фон Люциус на таких приемах позволял себе даже специально «работать на публику»— он перехватывал взгляд Неклюдова и сам в это время улыбался.

Сегодняшний прием фон Люциусу был до крайности некстати — в этот час в Стокгольм должен прибыть связник из России, и встречу с ним нельзя ни поручить другому, ни перенести, ни даже на минуту передвинуть. Связник прибывает на рейсовом финском пароходе и сойдет с него на причал порта во время остановки, а затем снова поднимется на борт.

Это было крайне важное дело — прибудет не простой связник, а выполняющий важнейшее задание агент Хельмер. Он уже давно законспирирован в качестве сотрудника финского общества Красного Креста и вот уже более года выполняет особо ответственные поручения, поддерживая связь с находящимся в Петрограде другим немецким агентом, от которого он сейчас и везет сообщение огромной важности, которое ждут в Берлине с нетерпением и тревогой. Дело в том, что некоторое время назад из Петрограда пришло сообщение агента, будто русский царь под давлением генералов собирается ввести в России военную диктатуру. Агенту было приказано заняться только этим и срочно сообщить, подтверждается ли этот слух. Тревога Германии понятна — вдруг ни с того ни с сего, совершенно неожиданно в России вводится военная диктатура, создается сильная власть военных. Сама Германия к этому времени была на пределе своих возможностей продолжать войну. Было от чего встревожиться. Фон Люциус каждый день получал шифрограммы из Берлина, требовавшие срочного выяснения этого вопроса…

Сегодня Люциус наконец сможет ответить Берлину. Да и сам он очень волновался — что там, в донесении?

В назначенный час Люциус появился в королевском дворце, показался перед всеми официальными лицами, которым положено было знать, что он здесь, а затем незаметно ушел с приема и помчался в порт.

Хельмер сошел по трапу на причал и, как всегда, направился к портовой лавочке, торгующей газетами и всякой дребеденью «на память о Швеции». Люциус прошел за ним в лавочку. И у Хель-мера и у Люциуса в руках были совершенно одинаковые свертки из синей бумаги. В лавочке был применен древний как мир прием обмена свертками. Хельмер, положив свой на прилавок, стал копаться в безделушках, а Люциус, положив рядом свой, заинтересовался газетами. Потом каждый взял не свой сверток, и они вместе вышли. Некоторое время они шли рядом.

— Как торговец? — спросил Люциус об агенте.

— Как всегда, он торговец надежный, — улыбнулся Хельмер.

— Как выглядит Петроград?

— Радостно плохо.

И они разошлись. Хельмер направился на борт парохода, а Люциус помчался в посольство. Там он нетерпеливо вскрыл сверток и прочитал донесение. Агент сообщал, что идея военной диктатуры отвергнута царицей и правительством Штюрмера.

Люциус немедленно послал шифрограмму в Берлин, а сам вернулся на прием в королевский дворец…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Фердинанд Августович Крюге, как и Грубин, был давним немецким агентом и занимался в России главным образом экономическим шпионажем. Еще в конце 1914 года им заинтересовалась военная контрразведка. Подозрения вызвала настойчивость этого коммерсанта, с какой он всякий раз при заключении сделок требовал данных по той отрасли промышленности или предприятия, с которыми прямо или косвенно была связана сделка. Причем было установлено, что в большинстве случаев, получив такие данные, Крюге сделки не заключал, мотивируя свой отказ неперспективным состоянием объекта. И наконец, подозрение усиливала его близость к прогерманскому банкирскому дому «Юнкер и К°».

Однако военная контрразведка решила, что заняться делом Крюге должна гражданская контрразведка, и материалы первичной разработки Крюге были направлены в министерство внутренних дел. В сопроводительном документе переброска дела обосновывалась тем, что собственно финансовая деятельность не является сферой внимания военного ведомства. А там некий чиновник охранки (подпись похожа на опрокинутую лиру) составил по делу резюме, в котором утверждал, что интерес деловых людей к объектам своего капиталовложения не является бесспорной уликой и может свидетельствовать лишь об осторожности или о разумной расчетливости владельца капитала. Автор резюме ссылался на полученную им компетентную на этот счет консультацию председателя правления Петроградского международного банка С. С. Хрулева о том, что подобная требовательность вкладчиков капитала — характерное явление в период неустойчивости в промышленном предпринимательстве… На этом резюме еще чья-то резолюция: «Все же иметь в виду, но без специального расследования в данное время».

Так, вольно или невольно, был спасен Крюге. Скорее, впрочем, вольно… Министр Хвостов воскликнул однажды: «Не пора ли мне выставить караул у моего личного сейфа!» Он воскликнул это после того, как секретнейший документ министерства, в котором обосновывалась перед царем необходимость увеличения штата полиции, оказался опубликованным в немецких газетах…

Так или иначе, Крюге продолжал действовать и занимался уже не только экономикой. У пего было свое, не менее важное, чем у Грубина, задание…

Германия переживала тяжелое время. Война на двух фронтах: на западе против Франции и Англии, а главное, на востоке против России — истощила и измотала ее армию, привела экономику в крайнее напряжение. В стране росло недовольство войной. Падал авторитет кайзера. Все ощутимей была угроза революции. Надо было торопиться…

Немецкая разведка начала операцию «Крещендо», в которую был включен и Крюге.

Сделки Крюге с Рубинштейном в Кисловодске были только началом их сближения. Крюге отлично знал о связях Рубинштейна с распутинской шайкой и понимал, что оттуда он сможет получать ценнейшую информацию любого характера. Но теперь Германии была нужна не только информация.

Крюге был уверен, что Рубинштейн может сделать для него очень много, но он знал, что Рубинштейн даром шага не шагнет и что услуги его будут стоить очень дорого. Однако Берлин разрешил ему не скупиться.

Но Крюге решил, что одних денег при этой сверхответственной ситуации недостаточно, нужно так привязать Рубинштейна к Германии, чтобы это стало для него делом жизни и смерти. И Крюге придумал план такой привязки…

Он отправил в Берлин подробное описание своего плана. Спустя неделю получил одобрение и рекомендацию предварительно найти способ гласно представить Рубинштейна как патриота России. Это нужно было сделать, так сказать, в порядке противовеса…

Вскоре они встретились в отдельном кабинете ресторана «До-нона». Ресторан этот был очень дорогой, вызывающе роскошный. Всем, начиная с окованных латунными полосами дверей, за которыми гостей встречал не традиционный бородатый швейцар, а респектабельный господин в смокинге, изъясняющийся на разных языках, и до отдельных кабинетов, оформленных в английском, арабском и даже китайском стиле, хозяин ресторана как бы говорил своим гостям: вы видите, я не пожалел средств на свое заведение, и вы должны об этом помнить. В меню «Донона» цены яств не указывались…

Рубинштейн здесь завсегдатай, и встречать его вышел сам управляющий. Он провел их в английский кабинет, обставленный чопорной старинной мебелью, с камином, оленьей головой с ветвистыми рогами над ним и копиями картин Констэбля на стенах.