Старый дом (сборник)

Мы схватились с Генкой. Шумно дыша, топчемся в снегу, выжидая удобного момента, чтобы одним броском подмять противника, сунуть лицом в снег… Алексей Кириллович оживился.

— А ну, сильней, ребята, нажми! Тезка, гни его, во-во, так! Киселев, покажи, на что ты способен!.. Эх, зря кормят вас…

Улучив момент, я хотел перебросить Генку через себя, но он цепко ухватился за мой ремень, еще секунда и — бух! — колючим снегом обожгло мне лицо, шею, перехватило дыхание. Не могу пошевелить рукой — Генка сидит на мне верхом, сжал в железные тиски. Подождав, пока я не промычал "пусти, хватит!..", Генка соскочил с меня. Алексей Кириллович сочувственно приговаривает:

— Эх, жидковат ты оказался против Киселева, тезка! Учти, механизаторы имеют дело с металлом, они вроде как сельский рабочий класс… Ну, поскольку ты сдался на милость победителя, так тому и быть: пойдешь в стан победителя. — Став серьезным, добавил: — Мой совет тоже такой: иди в комбайнеры, не пожалеешь. Будет замечательно, когда все механизаторские кадры мы подберем из своих, чураевских! Так что двигай. Подумаем, как это лучше оформить…

Председатель ушел. Генка машет мне рукой из кабины трактора, что-то кричит и смеется, но в шуме мотора не разобрать. Я погрозил ему кулаком: погоди, мазутная твоя душа, мы еще посчитаемся!..

Возвращаясь вечером с работы, я встретился с Раиной матерью.

— Господи, Алешка, богатым тебе быть — не признала издали! Да и то — нацепил на себя фуфайку, оделся по-колхозному!.. — залилась смешком тетка Фекла.

— В ней удобно работать, — объяснил я. И со злостью спросил: — А что, тетка Фекла, в костюме прикажешь бревна ворочать?

— Ишь ты, язык у него вперед ног бежит! Да не сердись, пошутила я… От Раи письмо пришло, привет тебе передает.

— A-а… Спасибо, — только и нашелся ответить ей, а у самого перехватило дыхание, сердце забилось гулкими, неровными толчками. — Как она там… устроилась?

Тетка Фекла ладошкой утерла губы, плаксиво заговорила:

— На одном листочке всего написала, негодница! Мол, учусь, живу хорошо, вот и все письмо. А зимой сюда не собирается, дескать, далеко, хлопотно в дороге… Не понять ей, что мать ее ждет не дождется! Пока маленькие, мать вам нужна, а крылышки вырастут — и до свиданьица! — Женщина и впрямь прослезилась, принялась утирать глаза уголком платка. Горестно махнув рукой, она пошла своей дорогой.

"Значит, Рая меня не забыла, помнит! Только почему не пишет? Может, взять у тетки Феклы адрес и написать первому? Нет, пусть лучше она напишет, а я подожду. Ведь всегда первым должен подать весточку тот, кто уехал… Подожду… Времени у меня впереди много".

Дома ожидала новость: едва успел ступить через порог, навстречу из-за стола поднялся брат Сергей.

— A-а, навозник-колхозник! — усмехнулся он, протягивая руку. — Ну, здорово живем?

Мы пожали друг другу руки и неловко замолчали, не зная, о чем дальше говорить. С детства у нас с Сергеем было мало общего, мы росли разными, вот и теперь, встретившись, не знали, что сказать друг другу. Сергей потоптался на месте, потом подошел к столу — там стояла распечатанная бутылочка — с маху налил полстакана, протянул мне:

— Выпьешь в честь встречи?

— Нет, Сергей, извини, я не хочу.

— Ого, слышь, отец? — деланно засмеялся Сергей и, помедлив, поставил стакан на стол. Прищурившись, стал приглядываться ко мне. Он был уже заметно пьян, но старался не показать этого. — Или… брезгуешь выпить со своим родителем и родным братом? А? Охо-хо, Алексей Петрович, уважь, пожалуйста!

Меня неприятно кольнуло кривлянье Сергея.

— Брось, Сергей… Я сказал, пить не буду. Угощай отца, маме подай, а я не хочу.

Сергей прикусил губу, уставился на меня тяжелым взглядом.

— А ты, браток, не учи меня! — раздельно произнес он. — Я сам знаю, кому поднести, а кого обойти. Ясно? Пр-рошу не учить. В этом доме, как я понимаю, пока все рядовые, ин-же-не-ров тут нет! Так?

Сергей перешел на крик. Мать вышла из-за перегородки, с укором скрестила руки на груди.

— Сергунь, ты бы ложился, устал, поди, с дороги… Ляг, выспись. Олешке тоже утречком рано вставать…

Мягкий голос матери подействовал на Сергея, он сник, сгорбился.

— Ладно, мама… И в самом деле, устал я что-то с дороги, разморило… Спать хочу… найдется у вас для меня местечко?

Вскоре он разделся, лёг на широкой лавке и, свернувшись под тулупом, негромко захрапел. Отец медлил ложиться, сидел за столом, дрожащей рукой поглаживал культю. Она тоже заметно подрагивала, точно жила своей, отдельной жизнью. Но вот отец поднялся, потянулся за костылями и огромной подбитой птицей запрыгал к своей лежанке. Мать убрала со стола ополовиненную бутылку, неслышно дунула на лампу. Стало темно, беспокойная тишина заполнила дом.

Больше недели свирепствовал буран, солнце не показывалось из-за туч, а с севера дул и дул слепящий, выжимающий из глаз слезы ветер. Снег в воздухе, на земле, проникает через самые, казалось бы, немыслимо малые щели. У нас между двойными рамами насыпало целый сугроб.

Между домами, в прогалах остались после бурана огромные застывшие снежные валы с причудливыми, точно изваянными гребнями. Мальчишки с восторгом штурмуют их, утопая по пояс в снегу. Мне становится немножко грустно: кажется, лишь вчера я так же радовался сугробам, а сейчас с нетерпением жду, когда они исчезнут. Еще только ползимы прошло, а я так жду весну!..

Завтра Новый год. От кого-то я слышал: "Как на Новый год, так и весь год". Пока учился, было привычно встречать Новый год в школе, там у нас каждый раз устраивали бал-маскарад. Правда, маскарадных костюмов у меня не было, но среди своих ребят и без того веселья хватало. До недавнего времени я не слишком задумывался над тем, как встречу наступающий год. Представлялось, что пути-дороги проложены на много лет вперед, и не стоило об этом беспокоиться заранее. Думалось так: окончу среднюю школу, поступлю в институт, а дальше… Дальше, конечно, стану инженером… Словом, о будущем я не слишком беспокоился.

Накануне вечером вся наша семья собралась вместе. Мать была занята вязанием: запасает на нас, троих мужчин, теплые шерстяные варежки, носки. Керосиновая лампа горит красноватым светом, матери приходится вплотную придвигаться к огню, быстрые молнии играют на ее проворных спицах. Не дождусь, когда вспыхнет электрический свет. Не я один — все ждут. Поговаривают, что от Камы протянут высоковольтную линию, но это не скоро, пока же в Чураеве во всех домах коротают вечера вокруг керосиновых ламп. Правда, Алексей Кириллович на одном собрании пообещал, что весной у нас будет свой генератор. Но до весны еще так много дней…

Облокотившись на краешек стола, я читаю взятую из библиотеки книгу, а одним ухом прислушиваюсь к негромкому разговору отца с Сергеем. Они сидят, поджав ноги, на полу, возле раскаленной железной печки. Отец время от времени открывает дверцу печки, ворошит головешки, и красный отсвет огня играет на его скулах. Весело потрескивают дрова, в трубе гудит пламя, временами с улицы доносятся звуки, похожие на выстрелы: крепчает, ярится мороз.

Сергеи рассказывает о своей поездке:

— Был я и на шахте… Рассказывали, что шахтеры крепко зарабатывают. И верно, работа у них не из легких, но зарабатывают прилично. Многие на своих автомашинах разъезжают, квартиры у них хорошие. Приглянулось мне, как они живут. Думаю, тут и осяду, устроюсь на шахте. Хотелось сразу в забой, да не тут-то было!.. Сунули в руки совковую лопату, и айда — снег на машину нагружать. Недельку проваландался на этой работе, на второй — плюнул: нехитрое дело, такую халтурку везде сыщешь. Да-a, не простая это штука, оказывается, — устроиться на шахту, к самому угольку. Сказали прямо: для начала на поверхности поработай, а там посмотрим, может, и в забой пойдешь. Предлагали на курсы, но я не пошел — больно долго ждать! Эх, коли не хватает образования, выше пупка не прыгнешь… А тут как раз письмо от вас пришло, и надумал домой. Не знаю, может, и не стоило?