Капля воды - крупица золота

И все же она овца из чужой отары. Ее привычкам, представлениям, и обычаям, которым следует Бостан, не ужиться под одной крышей. И хотя она, как небо от земли, отличается от той москвички, непутевой жены Гайлы, — в ауле все равно пойдут всякие разговоры. И все осудят Бостан и Аннама.

Нет, что бы там ни было, а она, Бостан, позволит своему сыну жениться только на туркменке.

Задумавшись, Бостан совсем забыла о казане и танка, стоявших на огне. Она торопливо поднялась, отложила в сторону ручную прялку и кудель, засеменила к очагу. Огонь уже начал гаснуть. Танка выкипела наполовину. Бостан подбросила в очаг хвороста, помешала в казане, долила в танка воды и хотела было возвратиться на место, но увидела Аннама, который брел к бригадному стану с опущенной головой.

Подойдя к Бостан, он попросил:

— Мама!.. Чайку бы.

— Сейчас, сынок, сейчас.

Пока он переодевался, мыл лицо и руки, чай вскипел. Оки вдвоем сели за сачак.

Бостан умела читать на лице сына самые мелкие и затейливые письмена. Нетрудно было догадаться, что он чем-то озабочен, томят его невысказанные мысли…

— Устал, поди, сынок? — ласково спросила Бостан.

— Работа, мама, не из легких. Но я мог бы отмахать и еще смену.

— Вид у тебя больно невеселый…

Аннам шел сюда с твердым намерением: обтолковать с матерью одно важное дело… Но сразу он не мог решиться на откровенный разговор и отделался шуткой:

— А чего веселого — весь день пыль глотать?

— Разве вчера пыли не было? Что ж это она нынче-то тебя так доняла?

Аннам усмехнулся:

— Ты, мама, допрашиваешь меня, как следователь. Или… как прокурор.

— А почему бы мне не побеспокоиться, что с тобой? В одном-то глазу у тебя веселье, в другом — печаль.

Аннам как-то вяло отхлебнул чай из пиалы, опять пошутил:

— Веселье — в том глазу, который на тебя смотрит,

— А другой на кого глядит?

— Все-то тебе, мама, надо знать…

— А как же!.. Я, сынок, только и живу заботами о тебе. И все, все вижу!

— Что же ты видишь, мама?

— А то, что приспел тебе срок жениться. Да и у, меня одна мечта: чтобы ты поскорей привел в дом молодую хозяйку.

Аннам с притворным огорчением развел руками:

— Где ее найти, мама?

— А ты не думай об этом, сынок, у тебя мать есть, она уже обо всем позаботилась.

У Аннама глаза полезли на лоб:

— Как… позаботилась?

— А так, как все матери заботятся о сыновьях, если те только в затылках чешут.

Бостан напустила на себя торжественность, словно готовясь сообщить сыну радостную весть:

— Помнишь, нас навещал Аннамурад-ага, твой дядя?

— Ну, помню.

— А дочку его, Дженнет, знаешь?

— Ну, знаю.

— Красавица ведь, правда?

— Ну, и что с того?

— Сынок, лучшей жены ты не сыщешь во всем мире. Я уж обо всем договорилась с Аннамурадом-ага.

Аннам оторопело смотрел на мать, не замечая даже, что льет чай мимо пиалы. Спохватившись, он поставил пиалу на сачак, невесело покачал головой:

— Мама, мама, ты, видно, забыла, в какое время, в какой стране живешь. Нынче вроде не принято, чтобы родители устраивали свадьбу детей без их ведома и согласия. Прошлые-то обычаи не след тащить в нынешний день.

Бостан нахмурилась:

— Я знаю, сынок, что живу в новое время. Но из прошлого к нему тянутся крепкие корни. Мы прокляли многие старые обычаи. Ну, а иные не грех забрать в золотую оправу.

— Какие, к примеру?

— Дети должны чтить своих родителей. И во всем следовать за ними!

Аннам добродушно рассмеялся:

— Ах, мама, разве я следом за тобой приехал на строительство, а не ты за мной?

Бостан не нашлась что ответить сыну и только упрямо повторила:

— Все одно, где ты видел, чтобы верблюдица плелась за верблюжонком?

— Верблюжата, мама, незаметно подрастают, тогда на них навьючивают груз потяжелей, чем на верблюдиц, и, бывает, ставят во главу каравана.

Бостан с трудом удалось сдержать раздражение:

— И все-таки, Аннам, будет по-моему. Мы сыграем свадьбу, и в самом скором времени.

— Ладно, мама, — согласился Аннам. — Сыграем. Но ведь с женой жить мне, а не тебе, так?

— Ну… так.

— Тогда позволь мне жениться на той, которую я люблю и которая меня любит.

Аннам был настроен миролюбиво и разговаривал с матерью мягко, но она видела, что он не намерен уступать и ей не удастся навязать ему свою волю. Это сердило Бостан, она насупилась еще больше:

— На ком же ты собрался жениться?

Аннам замялся:

— Мама… Ты ведь, по-моему, подружилась с Мариной. Она тебе нравится?

Бостан вздрогнула, хоть и ждала, что сын назовет это имя. Не умея кривить душой, она неохотно промолвила:

— Марал-джан девушка хорошая.

— Тогда… может, ты замолвишь перед ней словечко за меня?

— Ты хочешь, чтобы я посватала тебе Марал-джан? — Глаза Бостан налились кровью, шея раздулась, как у разъяренной черепахи. — Так вот, что я тебе скажу: пока я жива — не бывать этому!..

— Мама!..

— Ты совсем лишился разума!.. Но я не дам тебе топтать обычаи, дошедшие до нас от предков. Я не допущу, чтобы по твоей ослиной глупости прекратился род Гандыма-ага!

— Мама!.. Что ты говоришь! Почему же наш род должен прекратиться?

— Потому что ты хочешь взять жену из русского племени!

Аннам смотрел на мать с сожалением:

— Мы все, мама, принадлежим к одному племени: советских людей. Ленин говорил, что вое наши народы — единая семья.

— Ленин — великий мудрец, да буду я его жертвой. Но верно ли ты толкуешь его слова, сынок? Ведь каждый народ остался жить на своей земле, есть у нас туркменская республика, узбекская, русская…

Аннам подивился познаниям матери в национальном вопросе: ведь она была совсем неграмотная, с трудом могла читать по слогам. Видно, набралась кое-чего от заезжих лекторов…

Вступать с ней в спор он, однако, не стал и вернулся к прежней, более узкой и конкретной теме:

— Но чем Марина хуже туркменских девушек?

— Разве я сказала, что она хуже? Да если бы ты спросил, можешь ли ты доверить ей свою жизнь, я бы ответила: можешь, сынок, можешь. Я и сама во всем бы ей доверилась. Но видеть ее твоей женой — нет, сынок, не жди на то моего согласия!

— Но почему, мама? Ведь Марина тебя очень любит.

— И я ее люблю. Ох, если бы она была туркменка, я бы и слова тебе не сказала, с радостью приняла бы ее в наш дом!..

Аннам начал горячиться:

— Не пойму я тебя, мама. И ты любишь Марину, и она тебя любит, и мы с ней друг друга любим. Сама говоришь, она хорошая, ей можно жизнь доверить. Почему же ты не хочешь, чтобы она стала моей женой, а тебе — невесткой?

— Сынок!.. Хоть у туркмен и русских дома по соседству стоят, но порядки в них равные. Как я пойду по жизненному пути с невесткой, которая не верит в нашего бога, не знает нашего языка?..

— Мама, да мы оба вообще ни в какого бога не верим. А язык… Марина научится говорить по-туркменски. Я-то ведь знаю русский. — Аннам улыбнулся. — По-моему, вы с Мариной пока и так хорошо друг друга понимаете.

— А наши обычаи?

— Хорошие она будет уважать, а дурные мы вместе отбросим, как черные камушки, засоряющие рис. И прекратим этот спор, мама. Я не из тех, кто отказывается от своих намерений и своих слов.

Бостан в растерянности уставилась на сына;

— Так ты уже перевязал веник веревкой?.. Ты сказал Марал-джан, что хочешь на ней жениться?

— Ну… вроде того,

Всплеснув руками, Бостан чуть не со слезами запричитала:

— Вай, я несчастная! Я жила только тобой, кровинкой моей! Себя не жалела — чтобы только ты встал на ноги, человеком сделался. Но, знать, недаром молвит пословица: если сирота до еды дорвется, так из носу у него кровь пойдет. Я-то, дура старая, думала, что вырастила сына послушного, разумного, благодарного, а он нанес мне удар отравленным кинжалом в самое сердце! Аллах великий, за что ты обрек мою душу на земные мучения, лучше бы забрал ее к себе!