Юность, 1974-8

Счет стал 0:2. Еще одно поражение — и привет. Дальше можно не бороться. Голландцам достаточно сделать три победы из пяти возможных — и они золотые…

В раздевалке я вспомнил: на соседнем татами метался Толя Бондаренко. Пока я там ломался с Ван дер Полом, Бондарь настраивался. Все знали, и он, конечно, тоже, что противник сильнее: раньше Толя ему проигрывал. Это был Ян Снайдерс, многократный призер Европы.

Что же сейчас будет?.. И тут слышу: судья объявляет: «Иппон!» Чистая победа! Толя сделал заднюю подножку.

А потом Володя Покатаев уложил брата Яна Снайдерса — Петера. Теперь все зависело от Гиви Онашвили.

Последний финал: Онашвили — Рюска. Вим Рюска, 120 килограммов. Чемпион мира и Олимпийских игр. Голубоглазый красавец, высокий и плотный. Работает вышибалой в баре. В Мексике, на Олимпиаде, бросил в бассейн какую-то кинозвезду вместе с мамашей и креслом. Говорят, для рекламы.

Гиви упирался. Ему нужна была иичья: которая через минуту станет победой сборной СССР. Все видели, как Гиви боролся. И никто не сомневался, что судьи дадут ничью. И они дали.

Теперь и у нас и у голландцев было по две победы. Но у нас — одна чистая. Значит, мы чемпионы!

А я заплакал. Все как-то собралось в одно — и боль от перелома, и нервы, и радость. Никогда такого не было, чтобы я плакал.

Ну, потом вручили нам набор ложек…

Давид живет на восьмом этаже, на самом краю московских Черемушек. В ясную погоду отсюда видно, как взлетают самолеты: Внуково рядом. А прямо под домом лес.

Мы стояли на балконе.

— Зачем тебе клуб? — спросил я Давида.

— Не мне, а им. — Он показал вниз. Там на майской траве неуклюжие акселераты играли с длинными акселератками в волейбол. — Я-то найду, куда пойти вечером. Чем старше человек, тем больше у него друзей.

— Вообще, мне сложно об этом говорить, — продолжал Давид. — Понятие «клуб» затаскано и опошлено. Этим словом уже называют подвалы в жэках с телевизорами и шашками. А человек должен приходить в клуб с уверенностью, что обязательно встретит там людей, с которыми ему легко и интересно…

Давид посмотрел на часы:

— Пойдем к ребятам. Они меня уже ждут: в семь часов Совет комиссаров.

На больших окнах клуба боролись нарисованные самбисты. А внутри, за стеклами — живые.

— Это со мной, — сказал Рудман дежурному у входа.

— Хорошо, — серьезно кивнул дежурный 1962 года рождения.

Я заглянул в зал. Там занималась старшая группа: чемпионы и призеры первенства Москвы.

— Можешь раздеться и потренироваться, — предложил Давид.

— Спасибо. Я пока посмотрю.

Я видел, как разминались ребята из старшей группы. Три года назад они ничего этого не умели. Три года назад, 28 сентября, они пришли в школу № 113 по объявлению. Они хотели заниматься самбо. Рудман прочел им короткую лекцию о том, что такое самозащита без оружия. И в конце сказал, что самбист прежде всего должен уметь падать. И профессионально упал на пол. Это произвело на ребят большое впечатление.

Давид любит вспоминать начало:

— Вот там была жизнь, в 113-й школе! Через месяц я открыл еще одну группу — на 25 человек. Ковер в зале был старый, нам дали его в «Динамо».

Под Новый год мы сотворили маскарад. Я заклеил усы и приклеил бороду. На сцене устроили показательные драки с пиратами. Прекрасное было время. Все у нас получалось. Так всегда бывает, когда сам от себя зависишь. Преподавателей в клубе не было, и старшие ребята тренировали новичков. Они сразу почувствовали себя взрослыми. А это для них очень важно.

Потом мы получили новый зал. И начались годы организационных битв. Битва первая — за то, чтобы не выгнали. Противник был многочисленный и сильный: пенсионеры жэка. Они писали письма в десяти экземплярах. Бегали по инстанциям, требуя вернуть помещение, потому что им негде проводить собрания. Но больше всего их возмущало то, что дети не вышивают крестом и даже не выпиливают, а борются, играют на гитарах и танцуют. Но мы победили.

Тогда я был фактически один. Это потом появились тренеры, завуч, помощники. Но чувствую, что от меня до сих пор многое зависит…

— Давид Львович, вас к телефону! — крикнул дежурный.

Рудман поговорил и вернулся хмурый.

— Я очень расстроен. Последнее время занимаюсь одними хозяйственными делами. Хозяйственник я, понимаешь? Открыл наконец спортшколу по самбо, думал, с ребятами буду работать. А сам вот стекла достаю, гвозди для клуба. Тебе скрепки не нужны?..

— Нет, спасибо.

— Все у меня есть, — грустно сказал Давид, — только единомышленников мало.

Последнее время он часто менял тренеров. Многие не понимали, что ему надо. Они обучают детей борьбе свои двадцать часов в неделю и получают за это дёньги. А он играет с мальчишками в игру, которую придумал сам. И хочет непременно, чтобы тренеры, взрослые люди, играли со всеми вместе. Даже в члены клуба тренеров принимает Совет комиссаров за какие-то особые заслуги. Кандидатский стаж как у всех — три года. И даже когда на базе клуба Рудман открыл детско-юношескую школу по самбо на 500 человек, он, как и прежде, не записывает в разрядные книжки ребят официальные победы в первенстве клуба и школы. И делает это из этических соображений: чтобы мальчишки не начинали спортивную карьеру за счет своих друзей.

И что уж совсем тренерам непонятно: Рудман не отчисляет из клуба «неперспективных» борцов. Они, как и все, занимаются фото, делают стенгазету, играют в ансамбле и продолжают бороться. И даже входят в Совет комиссаров.

Президент считает, что законы большого спорта слишком жестки и поэтому не должны касаться детей. Он знает по себе, что значит быть списанным.

Да и потом самбо в клубе не самоцель, а просто дело, вокруг которого ребята собрались, чтобы быть вместе. Им это очень нужно — быть вместе: они ведь сейчас растут…

Ты говоришь, они взрослые. — Давид показал в сторону зала. — Абсолютные дети. И, как все дети, требуют к себе внимания. А пока я не могу уделить им все свое время. И вижу, как мальчишки потихоньку от меня отходят. Для новичков я уже просто директор. Это обидно. Но ничего, — сказал он уже веселей. — Скоро снова поедем в лагерь. Тренироваться будем каждый день. Загорим, поплаваем.

— Это точно, — сказал я уверенно, потому что был там прошлым летом.

Станция Виноградове — под Воскресенском. Лагерь от станции километрах в трех. Идти надо до моста по ходу поезда. Слева рельсы, справа лес. У моста, над речкой: стоят армейские палатки и длинный деревянный дом — столовая.

Порядок здесь тоже армейский: подъем в семь и кросс по солнцу и росе. А солнце еще не жаркое, а роса уже не холодная. И ты бежишь вдоль речки и видишь, как рыба делает круги по воде.

После кросса зарядка и плавание. Бег — дело добровольное. Самбисту бегать по утрам, в общем, не обязательно. Но члены клуба «Самбо-70» должны иметь золотой значок ГТО. Не меньше. Да и кто откажется от кросса, если в нем участвует чемпион Европы и Советского Союза?

Наверное, Давиду легко было завоевать авторитет у мальчишек: дети тоже уважают силу. Но ему с самого начала не нужен был такой легкий авторитет. Рудман старается воспитать в ребятах верность данному слову. Он никогда их не обманывает. В клубе все общее: куртки, радости, огорчения. И когда было плохо президенту, ребятам тоже было плохо.

Летом 1971 года во Дворце тяжелой атлетики ЦСКА проходило первенство страны по самбо. И пятикратный чемпион страны, король болевых приемов, Давид Рудман проиграл в финале девятнадцатилетнему Владимиру Невзорову из Майкопа. Схватка была занудной, борьба у Рудмана шла вяло. Он пропустил одну атаку, сам не ответил ни одной.

Перед награждением они стояли за кулисами: ждали медалей. Невзоров — золотой, Рудман — серебряной. Мокрые волосы прилипли у него ко лбу, как парик. Пот стекал по щекам, они казались небритыми. Давиду не было тогда тридцати, но на вид вполне можно было дать лет сорок. А Невзоров улыбался до ушей и на Рудмана старался не смотреть. Он понимал, что в такой ситуации радоваться неприлично.