За чертой милосердия. Цена человеку

Ночью, когда до высоты 195,1 оставалось еще километров пять, с севера донеслось долгое ровное гудение самолетов. Сперва испугались — вдруг это вражеские, а укрыться негде, потом поняли, что там идет выброска продуктов, и это прибавило сил. Обычно вслед за наши* ми самолетами над местом выброски появлялся вражеский воздушный разведчик. Была опасность, что рассвет застанет бригаду на открытом месте. Колесник дал команду прибавить шагу, но люди шли на таком пределе, что заставить их двигаться быстрее мог лишь вражеский обстрел. Пришлось сокращать остановки для отдыха, идти без долгих привалов. Все вымотались до полного изнурения, но все же успели затемно втянуться в густой сосновый бор, покрывавший высоту. В полдень вернулись разведчики, ходившие к Сидрозеру. Пришли они втроем, принесли по пятнадцать банок мясных консервов, и вначале Колесник посчитал, что четвертый остался охранять сброшенные продукты. Но оказалось не совсем так. Саша Кундозеров доложил, что они долго искали место выброски, наконец нашли, обнаружили четыре тюка, килограммов по сто каждый, уже начали стаскивать их в одно место, как неожиданно появились финны. Завязалась перестрелка, в которой погиб Коля Петров. Финнов было немного, и когда они тоже понесли потери, то бой прекратили, подхватили двоих — то ли убитых, то ли тяжелораненых — и ушли на северо-восток. Оставлять продукты на старом месте не имело смысла. Партизаны распотрошили тюки, в несколько заходов перетащили их на соседнюю сопку, замаскировали, на это ушла почти вся ночь — и вот они здесь.

— Финны видели тюки с продуктами? — спросил Колесник.

— Думаю, что видели...

— Они не могли наблюдать за вами? Потом, после боя...

— Да нет вроде... Всю ночь было тихо.

— Ладно. Благодарю за службу! Отдыхай!

Как только Кундозеров отошел, Аристов спросил Колесника:

— Что думаешь делать?

Услышанная история чем-то была не по душе Колеснику, он и сам еще не мог бы доказательно объяснить, чем именно, но уж больно подозрительным было поведение финнов. Что они — не смогли догадаться, что партизан всего четверо? Отошли и за ночь не потревожили. Поэтому на вопрос Аристова он ответил откровенно:

— Пока не знаю. Надо подумать.

— Пора бы знать, нам время терять некогда.

— А ты знаешь?

— Надо немедленно отправлять отряд.

— Сейчас это невозможно.

— Почему?

— Разве ты не видел, какими вернулись разведчики? Они и километра не пройдут. А без них никто не разыщет продукты.

— Ты плохо знаешь наших людей. Я уверен, что Куи-дозеров пойдет хоть сейчас.

— А надо ли так спешить? Не лучше ли ближе к ночи?

— Странная у тебя нерешительность... Она приведет к тому, что мы потеряем эти мешки. Нам важно создать хотя бы четырехдневный запас, чтоб скрытно подойти к линии охранения, а каждая выброска демаскирует бригаду. Тут, в четырех-пяти километрах, лежат триста килограммов — как мы объясним это и людям, и Вершинину?

— А если финны сделают засаду?

— Слушай, Колесник... Мы подошли к такому району, где прорываться придется не через одну засаду. Сидра, Волома, три дороги... Если мы будем бояться засад, то бригада никогда не выберется отсюда. Это-то ты должен понимать!

— Хорошо. Какой отряд будем отправлять?

— Отправь Попова. Дай ему жесткий срок. Чтоб к десяти часам вечера он вернулся.

Колесник смотрел на карту и думал, как странно перевернулись представления о времени и о расстояниях. До высотки, где спрятаны продукты, всего пять километров. Совсем недавно это означало три часа пути туда и обратно. Теперь же даем восемь часов и называем этот срок жестким... Время словно бы обесценилось, но зато какую страшную цену приобрел каждый километр!

Александр Иванович Попов выслушал задание без особого энтузиазма. Как и всякий командир, он прежде всего подумал о людях, прикинул, что оно сулит им лишний десяток километров пути, да и после возвращения отдохнуть навряд ли придется — бригада не будет стоять здесь вечно, и вместе с этой мыслью пришла не то чтобы обида, а какое-то сожаление, что вот опять выбор пал на его отряд, что доверие — вещь приятная, но получается как-то не очень и справедливо. Прикрытие в поселке Тумба — «Мстители»; прикрытие на высоте 264,9 — «Мстители», поход за продуктами — опять «Мстители»...

Словно и нет других пяти отрядов. Умом он понимал, что это его чувство, естественное и понятное в отношении своего отряда, не очень справедливо по отношению к другим, у которых — начни считать — дел и «особых заданий» наберется не меньше. Но в данный момент все другие будут отдыхать, копить силы к следующему переходу, а «Мстителям», у которых и так в строю осталось семьдесят человек из ста, надо подниматься и идти па эту несчастную сопку. Обо всем этом подумалось, все это держалось в голове, но не оно было главным теперь, когда задание уже дано и надо спросонья и с усталости ничего не упустить и все уяснить до тонкости.

Путь туда ясен — поведет Кундозеров. Путь обратно — еще яснее. А вот нельзя ли выгадать километра два-три и идти не сюда, а прямо к переправе через Сидру?

— Нет, нельзя! — ответил Колесник.— Во-первых, мы еще точно не знаем, где будем переправляться. Греков только вечером пойдет к реке... А во-вторых, какая же тебе выгода, если твоим людям придется тащить весь груз?

— Это верно,— согласился Попов.— А раз сюда, то, может, мне не надо всех своих людей волочить с собой? Груз не очень и велик, хватит и двух взводов... Пусть хоть один отдохнет как следует.

— Это можно. Разрешаю,— ответил Колесник.

— Оставляю взвод Бузулуцкова.

— Порядок. Да вот еще! Возьмешь с собой запасную рацию и радиста. Взамен, в помощники первому радисту, оставь при штабе бригады крепкого бойца,— таскать рацию и питание. Есть у тебя такой?

— Найдется. Оставлю Диму Лавриченко.

— Надежный парень?

— Хороший... Доброволец. Весной добился зачисления в отряд. На станции Сумпосад работал. Не подведет...

— Порядок, договорились...

Через полчаса Попов с двумя взводами ушел. Колесник проводил его до сторожевой линии и был свидетелем разговора, который потом часто вспоминался ему, и с каждым разом все больнее.

В отряде «Мстители» в качестве сандружинницы служила жена Попова — Сидорова Мария Александровна. Поженились они весной. Еще в Сегеже Александр Иванович хотел отстранить ее от похода, приходил в штаб, смущаясь, просил разрешения, получил его, но сама Маша воспротивилась, настояла на своем, в поход вышла, службу несла образцово и пользовалась большим уважением в отряде.

Теперь повторилось нечто подобное.

Отряд тихо спускался по косогору. Колесник и Попов стояли рядом. Когда мимо них проходил второй взвод, Александр Иванович вдруг окликнул:

— Сидорова! Ко мне!

Она вышла из цепочки, приблизилась.

— Маша! В последний раз прошу тебя, останься!

— Нет.

— Я ведь могу приказать...

— Не срами меня перед людьми... Тебе же самому неловко потом будет.

— Глупая ты! Ступай!

Попов долго молчал, а потом, когда пришла пора прощаться, с виноватым видом пояснил Колеснику:

— Она, понимаешь, на третьем месяце беременности.

Повернулся и зашагал вслед отряду так быстро, чго

Колесник ничего не успел ответить ему.

К десяти вечера отряд Попова не вернулся. До этого к высоте 195,1 дважды подходила разведка противника, ее встречали огнем, и она скрывалась.

Отряд «Боевые друзья» перед вечером отправился к реке Сидра. Место для переправы выбрали у бараков. Вверх и вниз по реке па расстоянии километра Колесник приказал выставить усиленные заставы.

Прошла полночь, Попова все не было. Ждали до утра, не понимая, что могло случиться. Ночь стояла тихая и звездная. Ни одного, даже самого отдаленного, выстрела не доносилось до бригады, и поэтому особой тревоги не возникало.

Утром, оставив на высоте взвод Бузулуцкова, чтоб он дождался возвращения отряда, тронулись к реке Сидра, где уже была готова переправа.