Верность

Но, даже оставшись один, Виктор в эту минуту не мог думать о работе на заводе ясно и просто: завод — тот же фронт, и работа в тылу совсем не унизительна. «Нет, — со злым наслаждением уличал он себя, — для тебя завод — спасительное убежище от войны».

…В кухне мирно, по-домашнему зашумел примус. Мать включила радио: послышались бойкие звуки марша…

Виктор встал и разбитой походкой подошел к буфету. По пути взглянул в зеркало: на него смотрело серое, сухое и очень огорченное лицо. Он достал из буфета бутылку, наполнил стакан и медленно выпил. Это была водка.

«Спать! Соснуть часок — и на завод».

Лег, укрылся пиджаком и очень скоро уснул.

Глава двадцать вторая

Итак, нехитрый солдатский багаж (кружка, котелок, ложка, пара белья, томик стихов) за плечами. Прощальный взгляд на институт — и… даешь фронт!

Книги и чертежи Федор отдал дедушке Петру, сторожу, по совместительству управляющему кипятильником «титан».

— Дедушка, спрячь это подальше, сохрани.

— Да уж будь покоен…

— Ну, прощай, дедок! Встретимся — попьем чайку!

— Дай-то бог…

Дедок проводил его тусклым, неподвижным взглядом. Он плохо видел, дедушка Петр: мир его ограничивался кипятильником да несложной дорожкой к магазину.

Много ребят он проводил, различая их по голосам. «Ну да… тот, с добрым твердым баском, комсомольский начальник».

«Я сам, я сам, дедушка», — сердито ворчал, когда дед брал у него чайник: по утрам «управляющий» стоял на часах у своего «титана» и наполнял студенческие чайники.

«Экий ты, — сердился дед, видя, как студент, открывая кран, обжигается. — Небось не старый режим, можно и услужить».

Теперь дедушка Петр стоял у выхода, прислушивался к удаляющимся шагам:

— Прощай, сынок!

Федор забежал к Ванину. Квартира была на замке. По словам соседей, жена Ванина вчера уехала с эшелоном на восток, а сам Ванин провожал Хмурого на фронт. Федор передал ему привет и быстро зашагал по направлению к заводу. Ему надо было проститься с Семеном.

Федор пересек железнодорожную насыпь и вышел на дорогу, огибающую парк и механический завод.

И вдруг один, другой, третий… десяток паровозных гудков на станции. За парком вспыхнул прожектор, и лучи закачались, ломаясь в низких пепельных облаках.

Федор ускорил шаг. До завода оставалось три километра.

Воздушная тревога.

«Отгонят или не отгонят?» — тревожно подумал он. И, словно спеша ответить его мыслям, далеко, в другой части города, забили зенитки. Разрывов отсюда не было видно, но по звуку моторов Федор догадался, что самолеты шли в обход города и, сопровождая их, возникали по кругу резкие залпы орудий. Вот уже за парком стали видны в небе линии трассирующих пуль и пучки зенитных разрывов. Ближе, ближе… Охнул первый взрыв бомб, за ним второй… Где-то высоко со свистом пролетели осколки.

«Ого, — подумал Федор, — этак голову снесут!» Он стал под дерево, прислушиваясь. Самолетам, видимо, не дали прорваться к городу, они шли над студенческими корпусами.

Федор достал папиросу и вдруг удивился странному свечению рук. Они были в белых трепетных отблесках, и все вокруг тоже — деревья, земля, дома, железнодорожная насыпь — светилось этим неживым, странным светом. Федор выбежал из-за укрытия и остановился.

Над Студенческим городком висели четыре круглых ослепительных шара, заливая все вокруг нестерпимым светом; шары были чуть сплюснуты с боков, с них медленно и тяжело падали вниз огромные белые капли, внизу земля будто дымилась.

Это были химические осветительные ракеты на парашютах. Федор знал, что их применяют при бомбежках.

Неужели они собираются бомбить Студенческий городок? Ракеты осветили профессорский корпус, студенческое общежитие, сад, здание главного корпуса, фигуру Ильича у входа. Самолеты кружили над городком. Уйдут или не уйдут?

Тонкий, неприятный, все нарастающий звук возник в воздухе и лопнул взрывом в студенческом саду. Рваный каскад земли и сучьев поднялся вверх. Потом в одну секунду не стало целого отсека студенческого общежития — красная пыль потянулась над землей.

Федор побежал обратно. Он легко преодолел низину, но, когда выбрался на гору, понял, что ничего не сможет и не успеет. Городок горел. Огонь и дым все застлали, и уже не стало видно студенческого общежития.

Федор стоял, обхватив рукой холодный трамвайный столб. Самолеты одну за другой сбрасывали бомбы. Пламя росло вширь и вверх, и когда ветер разрывал его пелену, была видна фигура Ильича — стремительной рукой он разрезал розовый клубящийся дым. Вот на секунду ветер прижал пламя к земле, и на месте одного из корпусов Федор увидел лишь два столба, оставшихся от лестничных клеток…

«Эй, колбасники, низколобые дегенераты, это вас, бешеных собак, растили фашистские университеты Германии!»

Федор стоял, сжав зубы…

Самолеты улетели. Только слышно было, как трескуче и деловито работал пожар.

Жаркое мстительное чувство поднялось в душе Федора, стало трудно дышать. В эту минуту, кажется, оно ослепило Федора, потому что он не помнил, как повернул назад и пошел вдоль трамвайной линии, спотыкаясь о железные прутья, стягивающие рельсы.

Наверху, у входа в парк, он пришел в себя. Тучи на небе растекались к горизонту, над городом встала холодная луна.

Федор пошел вперед твердым и решительным шагом. Он ясно различал все вокруг. Чувство, родившееся в нем там, по ту сторону низины, горело теперь ровным сосредоточенным пламенем. Миновав парк, он чуть свернул в сторону, взобрался на железнодорожную насыпь, откуда был виден студенческий городок, и оглянулся.

Он стоял — Ильич!

В проходной завода Федор долго бранился по телефону со старшей телефонисткой: не хотела соединять с конструкторским бюро.

Вахтер, маленькая девушка с огромным револьвером на поясе, посоветовала обратиться к главному инженеру. Плотный седой мужчина с утомленным лицом, он стоял в углу проходной и отчитывал молодого, вытянувшегося в струнку, хорошо одетого человека.

Федор военным шагом подошел к ним.

— Разрешите, — он приложил руку к козырьку, — одну минуточку…

И объяснил, в чем дело. Главный инженер слушал, опустив голову.

«Пустяками время отнимаете, — говорил его вид, — к черту!»

«Я вам дам — «к черту»!», — говорил вид Федора.

Главный инженер вздохнул, помолчал немного и сказал, качнув головой:

— Придется вам выговор по заводу, да!

И к Федору:

— Что? Ах, да! Подошел к телефону:

— Девушка! Леонидов. Соединить.

Передавая трубку Федору, вдруг спросил:

— Вы из института?

— Да.

— Видел вас там. Да. Ванин, как он?

— Пока там.

— Хороший мужик. Привет ему. Выговор, выговор!

Заторопился и, проходя мимо девушки, буркнул:

— Леонидов. Пропустить, — и побежал в глубь завода, на ходу покрикивая на кого-то и с кем-то здороваясь.

Девушка-вахтер улыбалась:

— Чудак!

В трубке знакомый голос.

— Бойцов слушает.

— Семен, это я.

— А-а… Бегу… Подожди… Нас не подслушивают?

— Не знаю, а что?

— Понимаешь… двести граммов у начальника выпросил.

— Давай!

— Ты там загипнотизируй вахтера, — весело сказал Семен, — а то как бы не задержали.

Федор принялся «гипнотизировать» вахтера.

— Девушка, а это… какое предприятие?

— Детских игрушек, — прыснула девушка и опять приняла строгий вид. — Гражданин, отойдите. Нечего!

Семен появился в дверях с надменным, неподвижным лицом. Вахтер подозрительно оглядела его и пропустила. Они выбежали на улицу и захохотали. Пузырек был маленький, его можно было спрятать во рту.

— Я не буду, — блестя глазами, сказал Семен, — пей один.

— Нет, так не годится. Я бы мог купить. Не тот аромат.

Он достал кружку и вылил в нее спирт. Под пожарным краном, у ворот, развели его водой.

— Пей первый, — предложил Семен.

— Ну, будь здоров, Семен!