Макорин жених

знакомыми показались и её глаза. Что за чепуха! Откуда тут знакомые? Юра пробормотал:

– Простите, вы, вероятно, ошиблись...

– Ничего я не ошиблась, – задорно ответила девушка и что-то зашептала на ухо соседке.

Потом, когда начались танцы, Юрина знакомая незнакомка, кружась в вальсе с подругой,

всё поглядывала на него. Нельзя отрицать, вид его в то время был забавен. Он мучительно

пытался вспомнить, где и когда доводилось встречаться с «этой девчонкой». Разгадка пришла

неожиданно. Вкатился какой-то парень во хмелю, с цигаркой в зубах. Смачно затянувшись,

он бросил окурок прямо на пол. Девушка вскипятилась.

– У нас вечно так! Набросают окурков...

«Да ведь эта девушка – тот самый мальчишка с гаечным ключом, который вылез в

мастерских из-под мотовоза», – осенило Юру. Он – это, ей богу, она! Юра не удержался,

подошел к ней.

– А я вас узнал. Вы мальчишка в ватнике...

Она прыснула. Он невпопад поправился:

– Извините, я глупость сморозил. Вы...

– Верно, я мальчишка в ватнике...

Сообщая об этом эпизоде своим школьным друзьям, Юра писал:

«Надо ли вам, городским стилягам, разъяснять, что у вашего лесного приятеля не было

больше затруднений для того, чтобы узнать, как зовут его новую знакомую. Скажу вам по

секрету: ее имя Нина. А если хотите, могу передать всю анкету. Она закончила школу ФЗО,

состоит в должности слесаря механических мастерских лесопункта Сузём. Что же касается

внешности, то без ватника и без мазутных пятен на лице она мила. Скромное шоколадного

цвета платьице, наивные кудряшки над чистым лбом и улыбка, мягкая, доверчивая, привели

меня в такое состояние, что я не без опасений передаю вам эту анкету. Особенно я не

доверяю Вовке Комарову. Влюбится, по анкете влюбится. А мне потом с ним что –

стреляться?..»

4

Сначала Юре было удивительно, как лесопункт выполняет план. Передвижные

электростанции работают с перебоями. И нередко на целые часы в разгар трудового дня

замолкает шум электропил. Лебедки простаивают то из-за поломок, то из-за обрыва троса.

Узкоколейка после частых аварий надолго выходит из строя, а мотовозы ремонтируются

месяцами. Стыдно смотреть на погрузочные краны, что стоят ржавые, угрюмые, стоят на том

самом месте, где их когда-то спустили с железнодорожной платформы, и печально взирают

на людей, закатывающих тяжелые бревна на штабель с помощью первобытной ваги1. В

делянках люди предоставлены сами себе и всё делают, как умеют. Сколько раз Юре

приходилось наблюдать, как лопаются кронштейны у лебедок. Так в чём же причина этой

беды? Она проста и удивительна в одно и то же время. Оказывается, чокеровщики (так

звучно называют рабочих, прицепляющих бревна к тросу) вместо того, чтобы перекинуть

трос через блоки, привязанные к деревьям в глубине делянки, пускают его через первый

попавшийся пень. Так проще и легче для них. Но можно представить, насколько

увеличивается нагрузка, когда стальной трос вгрызается в сырую древесину пня.

И вот Юра пошел к Синякову. Услышав, о чем речь, тот сделал скучное лицо.

– Кронштейн, говоришь? Будет тебе шебаршить. Где я возьму его, когда и на

леспромхозовском складе нет. Вот привезут, получишь... Что? Не в кронштейнах дело?

Вместо блоков пни? Так что, я бог, что ли? Не пойду же я сам в делянку за вас блоки к соснам

привязывать.

Юра сделал попытку возразить. Синяков не в шутку рассвирепел.

– Ты, юнец, рано учить берешься. Другие и без кронштейнов управляются. У соседей вон

всегда план перекрыт. То-то? Топай-ка назад да скажи Бызову, чтобы дурака не валял. Не

сделает мне плана, покается...

5

От начальника Юра зашел в бухгалтерию за нарядом на смазочное. Увидел там завхоза

Фишку. Тот сидел, развалившись на стуле, и, снисходительно щурясь, слушал болтовню

счетовода Доретты. Плотная, румяная, в кофточке с короткими рукавами, она была из тех,

про коих говорят: в сорок два года – баба ягода; в сорок пять – баба ягодка опять. Она

щебетала с Фишкой, строя ему глазки, а руками безостановочно перебирала косточки на

счетах. Дуня Петялина толкнула Юру локтем, бровью указав на эту парочку. Сказала:

– В делянку идешь? Давай вместе...

На улице она затрещала:

– Видел? Вот у нас соловей да галочка – молодая парочка. Втрескалась старуха в

холостого Петруху. Да и вправду, Фишка – детина форсистый, культуры нахватался, говорит

– что орехи щёлкает. Слыхал?

1 Вага – то же, что аншпуг, кол для раскатывания брёвен.

– Слыхал, – подтвердил Юра, – форс есть, это верно.

– Говоришь! Да тут иные чуть с ума из-за него не посходили. А счетоводка их обскакала.

Приворожила... Вот погоди, и тебя околдуют. .

– Меня незачем, я без форсу. .

– Форс неважно. Был бы холост. Ты не женат?

Что Юре оставалось ответить?

– Бобыль.

– Ну, ничего. Попадется толковая девка, будешь как сыр в масле кататься. Ты парень тоже

видный...

– Спасибо за похвалу.

– А на здоровье. Правду говорю...

Глава шестая

ХОЗЯИН КРУТОЙ ВЕРЕТИИ

1

От Егора Бережного до конца войны не было вестей. И вдруг он нагрянул сам в желтом

полушубке с офицерскими погонами на плечах, загорелый, могучий, пахнущий ветром,

прямо в Сузём, к Макоре. Та почувствовала себя в богатырских Егоровых объятиях

беспомощной маленькой девочкой. Смогла только проговорить:

– Где же ты пропадал, Егорушка?

А он носит её по комнате, смеётся, целует, щекоча пушистыми усами, говорит:

– Где бы ни пропадал, нынче уж я у тебя...

Эти часы и дни Макора назвала самыми счастливыми для себя. Она, казалось, забыла обо

всём, только и жила Егором и своим счастьем.

И Бережной не заметил, как пролетела неделя. На вторую неделю он вдруг почувствовал,

что чего-то ему не хватает. Чего? Дела рукам. Пошел к Синякову. Обнялись при встрече,

потолковали о военных буднях, поделились друг с другом воспоминаниями. Егор рассказал,

как ему пришлось бедовать в окружении, бродить по вражьим тылам, воевать в партизанском

отряде. Разговор перешел на дела сегодняшние. Синяков предложил Егору взять бригаду. Тот

согласился и назавтра уже был в делянке. Бригада состояла сплошь из женщин. Они

встретили Егора с радостью.

– Нынче, бабы, нам будет житьё! О таком бригадире всю войну мечтали.

Егору бросилось в глаза странное обстоятельство: работали главным образом вручную,

даже электропилы были не у всех, многие обходились старой лучковкой, бездействовали

трелёвочные лебедки, на нижнем складе, печально опустив длинные шеи, застыли

запорошенные снегом погрузочные краны. А люди трудились напряженно, и сил у них не

хватало, чтобы справиться с заданием. Егор вечером в конторе сказал об этом Синякову. Тот

покрутил меж пальцами карандаш, как-то кисловато глянул на нового бригадира и сказал

сквозь зубы:

– С кранами этими только морока одна. Людей бы нам побольше, вот это дело...

Со временем Бережной убедился, что первое впечатление не было обманчивым. Синяков

не любил техники и боялся её. Это подтвердил и Иван Иванович:

– Пожалел я однажды Синякова, ей-богу. Директор его взял в оборот. Ты, говорит,

консерватор, ты антимеханизатор. Сидишь ты на своем Сузёме, как сыч на овине в дневную

пору, глаза пялишь, а ни хрена не видишь. А он, Синяков-то, хлопает глазами и впрямь будто

сыч. А мужик-то ведь он неплохой. Всю, можно сказать, мочь Сузёму отдал. Как пришел с

войны, до её конца скрипел, кряхтел, с бабами воевал, штурмы-авралы всякие устраивал,

тянул план. А как тянул? Все деревни на зиму очищал. Держишь топор в руках – в делянку.

Как иначе будешь делать, парнечок, лес-то надо. Ну, после войны, к тому времени, как ты