Последний прыжок

— Один эскадрон красных атакует в лоб, второй обходит по берегу. Мадумар отходит. Медлить больше нельзя, — и, повернувшись к байбачам, закричал: — Коня его превосходительства ляшкар баши священного воинства ислама господина Насырхана-Тюря. Быстрее, шайтаны!..

Байбачи подвели лошадь Насырхана. Торопливо взобравшись в седло, Насырхан, задыхаясь от ярости и грозя плетью, пообещал радостно оживившейся толпе дехкан:

— Сегодня торжествуют гяуры… Но это ненадолго… Мы вернемся с войсками, пришедшими из Китая и Афганистана. Мы зальем кровью…

Атантай схватил повод лошади Насырхана, ударил ее плеткой и галопом вырвался из толпы. Байбачи начали торопливо разбирать своих лошадей.

— Так куда же мы теперь пошлем наших джигитов по одному от десяти домов? — лукаво прищурившись, спросил старик дехканин в синей выгоревшей чалме. — Его превосходительство ляшкар баши Насырхан-Тюря удрал, как заяц!

— Молчи ты, старая кляча, — угрожая плетью, двинулся на него один из байбачей, уже вскочивший на лошадь, но камень, пущенный из толпы, ударил его по голове и сбил байбачу на землю. Он сразу же исчез под ногами рванувшей вперед толпы.

— Правоверные! — призвал толпу чей-то молодой звонкий голос: — Бей этих толстозадых, пока не удрали. Поможем Красной Армии!

Толпа кинулась на байбачей. Их начали избивать палками, камнями, стаскивали с лошадей и топтали ногами. А мимо, не обращая внимания на свалку, кипящую на площади, мчались остатки конницы Насырхана во главе с Мадумаром, и, приближаясь, с каждой секундой все громче и громче гремело красноармейское «Ура-а-а!»

4. Начало пути

По самой середине пыльной кишлачной улицы, устало повесив уши и спотыкаясь, семенил ишак. Утомленный длинной дорогой не менее своего длинноухого спутника, Тимур сидел боком в неудобном седле, перекинув ноги на одну сторону. Халат и лицо юноши были обильно припудрены желтой дорожной пылью.

Стоявшее в зените солнце, казалось, стремилось спалить все живое. Улицы большого, густо населенного кишлака были пустынны. И со дворов из-за высоких земляных стен не доносились ни звуки человеческих голосов, ни крики домашних животных. Кишлак словно вымер. Только в самом конце улицы, опираясь на палку, ковылял древний старик в белом легком халате и чалме. Тимур придержал ишака и огляделся. После короткого раздумья он уселся в седле по-настоящему и погнал ишака навстречу старику. Поравнявшись с ним, юноша почтительно поклонился.

— Салям алейкум, отец!

— Алейкум ва-а-с салам, — проскрипел в ответ старик.

— Как ваше здоровье, отец? Все ли благополучны и здоровы в вашем доме?

— Милость аллаха не оставляет нас, недостойных. Куда путь держишь, молодой джигит?

— Не скажите ли вы мне, отец, где живет почтенный Байрабек Мирза Рахим? — понизив голос, спросил Тимур.

— Еще год-два тому назад Байрабек был одним из самых уважаемых людей Янги-Базара, — усмехнулся старик. — Но времена переменились. Власть нашла нужным отобрать богатство, неправедно нажитое Байрабеком и его предками. А что человек без богатства? Всего лишь жалкая тень, а не человек.

— Я слышал о несчастии, постигшем Байрабека, — дипломатично ответил Тимур. — Но все мы лишь пылинки в руке всевышнего, и милость аллаха сегодня может возвысить того, кто вчера был в несчастье. Как же мне найти его дом?

— Поезжай прямо, джигит, — указал старик. — Когда переедешь мост через арык, поверни направо, и первые же ворота с правой стороны будут воротами усадьбы Байрабека.

— Благодарю, отец, — попрощался со стариком Тимур.

Через четверть часа, держа ишака на поводу, он уже стучал в высокие тесовые ворота. В ответ из-за ворот раздался оглушительный лай собак. Подождав с минуту, Тимур повторил стук.

— Кто стучит? Кого нужно? — послышался из-за ворот грубый мужской голос.

— Почтенный Байрабек? — спросил Тимур.

— Да, — донеслось из-за ворот. — Чего нужно?

— Откройте, уважаемый Байрабек, — громко попросил Тимур и, понизив голос, добавил: — Я к вам от муллы Таджибая.

Ворота чуть приоткрылись, и в щель выглянула заплывшая жиром физиономия Байрабека. Он подозрительно ощупал юношу взглядом, осмотрел пустынную улицу и, приоткрыв пошире ворота, пропустил Тимура и его ишака во двор.

— Я Сабир, сын Мухамеда Палвана, — отрекомендовался Тимур запирающему ворота Байрабеку.

Тот, кивнув головой на навес в углу двора, сказал:

— Привяжи своего карабаира вон туда. О нем позаботятся. Говорить будем в михманхане.

Михманхана — комната для гостей в доме Байрабека — совсем не соответствовала былому богатству хозяина. Ни сюзане, ни ковров, ни одеял, ни подушек. Голые стены и пол. Окна плотно закрыты ставнями. В комнате царил прохладный полумрак. На единственный дырявый ковер уселись за чай с лепешками Байрабек и Тимур.

— Значит, ты сын Мухамеда Палвана, да упокоит аллах его душу в селениях праведных, — проговорил Байрабек, отхлебывая из пиалы чай. — Знавал его. Хороший был воин, лучший курбаши у Рахманкула, да встретят они друг друга в раю. Значит, за отца и тебе пришлось отвечать?

— После расстрела отца нас пять лет не трогали, а потом неожиданно приехало ГПУ и сделало обыск. Нашли в саду оружие, которое еще отец закопал, и арестовали меня. Много оружия нашли и у муллы Таджибая. Мы с ним вместе сидели в Фергане в тюрьме. Потом нас повезли в Ташкент. Мне удалось бежать, а мулла Таджибай не смог.

— Да, в его годы не побегаешь, — согласился Байрабек. — Он ведь лет на десять постарше меня.

— Мулла Таджибай советовал мне сразу же прийти к вам и просить вас, чтобы вы помогли мне сделаться воином газавата под знаменами достопочтенного Насырхана-Тюри. Он даже успел написать вам.

Тимур стащил с ноги ичиг, вывернул голенище и, вытащил из-под надрезанной подкладки лист бумаги. Байрабек, прочитав письмо, задумчиво погладил подбородок.

— Так ты говоришь, что ты сын Мухамеда Палвана? — наконец заговорил Байрабек. — Кажется, у него был всего один сынок. Я не помню, как его звали, но он был вместе с отцом, когда мы воевали с неверными.

Тимур понял, что сейчас начнется проверка, о которой его предупреждали и к которой тщательно готовили друзья перед отправкой на задание.

— Вы говорите про моего старшего брата Миртемира, достопочтенный Байрабек, — спокойно ответил он. — Он на восемь лет старше меня и действительно был вместе с отцом. Я был мал и оставался дома с матерью.

— А где теперь твой старший брат? — искоса, но внимательно вглядываясь в Тимура, спросил Байрабек.

— В далеких краях, где полгода не заходит солнце, а полгода стоит ночь, — печально ответил Тимур. — Его отправили туда на десять лет.

— Я слышал, что Миртемиру удалось бежать, — как бы между прочим заметил Байрабек. — Скоро он должен быть здесь.

— К сожалению, аллах, да святится вечно имя его, рассудил иначе. Когда я еще сидел в ферганской тюрьме, друзья сообщили мне, что Миртемир действительно бежал, но неудачно. Через несколько дней их поймали. Сейчас он будто бы не ходит на работу, а лежит в тюремной больнице, лечит простреленную ногу.

— Истинно так, — с удовлетворением подтвердил Байрабек, а затем быстро спросил: — По-прежнему ли плохо слышит мулла Таджибай правым ухом?

Тимур с изумлением взглянул на Байрабека.

— Почтенный мулла Таджибай и правым и левым ухом слышит, как мыши шуршат зернами в амбарах соседа. Аллах послал мулле Таджибаю другое испытание. У него постоянно болит поясница.

— Истинно так. Истинно так, — снова подтвердил Байрабек и, решив, видимо, что Тимур именно тот, за кого он себя выдает, заговорил откровенно.

— В неудачное время ты посетил мой дом, джигит, — печально, но с постепенно разгорающейся злостью заговорил он. — И дом этот уже не мой. Правда, его еще не отобрали, но я знаю, что кишлачные голодранцы уже наметили его под контору своего развратного колхоза. А, каково? Меня, законного хозяина, выслать в холодную Сибирь, а дом, нажитый еще моим отцом, превратить в гнездо разврата и безбожия. Пусть они подавятся моим домом, моим садом, моей землей, но меня они так легко не возьмут. Видишь, — показал Байрабек на голые стены михманханы. — Все уже снято и упаковано. Сегодня ночью я уезжаю из родного дома, из своего кишлака. Бегу. Но я еще вернусь. Пока я жив, колхоз не соберет ни одного пуда хлопка с отобранной у меня земли. Я еще напомню им о себе. Кровью заплатят мне отступники за все: и за землю, и за сад, и за дом.