Трудная позиция

— Это чья же такая выдумка?

— А вот он, главный закоперщик, — сказал Забелин, показав на Вашенцева.

— Сами, что ли, выводили? — поинтересовался командующий.

— Никак нет, — ответил Вашенцев.

— Кто же такой мастер у вас?

— Да тут целая группа работала.

— И все художники?

Стоявший в стороне Крупенин не утерпел, доложил:

— Рисовал курсант Красиков, товарищ генерал-полковник. Очень способный человек. Родился и вырос на Волге.

— Вот теперь понятно, — сказал командующий и записал фамилию курсанта к себе в блокнот.

Вашенцев бросил косой и гневный взгляд в сторону Крупенина.

Командующий тем временем спрятал блокнот в карман, еще раз одобрительно оглядел казарму и предложил всем зайти в ленинскую комнату.

— Так вот, — сказал он, опять повернувшись к Крупенину. — Значит, будем воевать. Интересно, как молодые курсанты настроены?

— Ждут, товарищ командующий, — коротко доложил Крупенин.

— Ждут? — Мартынов снял папаху, неторопливо поправил волосы. — Хорошую вы нам задачу задали, товарищ старший лейтенант. Трудную, но хорошую. Правда, кое-кому в штабе, особенно инспекторам, не по душе такая храбрость. Но это понятно: привычка — вторая натура человека, и преодолеть ее так вот, сразу, без боли, не всякому суждено.

Вашенцев слушал командующего и думал с сожалением, что уж очень сильно расхваливает он Крупенина, без всяких к тому оснований.

Мартынов, вероятно, уловил настроение Вашенцева и, пристально посмотрев на него, спросил:

— А как вы, товарищ майор, чувствуете себя перед боем? Может, моя помощь нужна в чем?

— Да нет, товарищ командующий, все уже подготовлено.

— Рекогносцировку провели?

— Так точно.

— Районы возможной высадки десантов «противника» наметили?

— А мы учли это еще во время тренировок.

— Хорошо, если учли. А то я недавно был на одном учении, где вообще дивизион выехал на полигон, как на прогулку: на всем пути ни единой тревоги. Словно нет в мире ни авиации, ни ядерных бомб. Тишь и благодать. Случай, конечно, редкий, но, сами понимаете, тревожный. Да, кстати... — Вспомнил Мартынов и наклонился к Забелину: — Вы беспокоились, кажется, насчет выносных индикаторов?

— Все уже уладили, — сказал Забелин.

— Ну вот и замечательно. Что еще есть ко мне, говорите. Может, какие вопросы личного порядка тревожат?

— Есть один такой вопрос, товарищ командующий, — сказал Забелин и показал на Вашенцева. — Вот командиру дивизиона не повезло у нас. До сих пор в майорском звании ходит. Все сроки уже миновали. Вы помните, наверное, почему задержка произошла?

— Помню, помню. — Мартынов откинулся на спинку стула, подумал. — Ладно, посмотрим, Андрей Николаевич. Только не сейчас, после учений.

Потом, когда командующий и начальник училища ушли из дивизиона, Вашенцев подумал с облегчением: как все-таки хорошо, что ничего не знают они о его семейных неурядицах! И с приездом Ирины тоже все обошлось тихо и мирно: никто не видел ее, кроме дежурного в проходной, никто не говорил с ней. Одно только беспокоило Вашенцева: нехорошо все же вышло, что не сумел он проводить Ирину к поезду, а нужно было, долг мужчины обязывал.

35

Ирина уезжала с первым идущим на Восток поездом. В то время, когда Вашенцев, сидя в кабинете, раздумывал о ней, она была уже на вокзале с новыми друзьями — Александрой Терентьевной Осадчей и Екатериной Дмитриевной Забелиной. Женщины повстречались еще в гостинице минут двадцать или тридцать назад. Но встреча эта произошла в такой момент, когда Ирина, уже одетая, с небольшой дорожной сумкой в руке выходила из номера. Заказанное ею такси ожидало на улице, у подъезда.

— Послушайте, как же так получается? — непонимающе развела руками Александра Терентьевна. — Вы только появились и уже исчезаете?

— Да, уезжаю, — сказала, вздохнув, Ирина.

Екатерина Дмитриевна взяла гостью под руку:

— Ну что вы, право, надумали? А?

— Тогда разрешите хоть проводить вас?

Внимание неожиданных спутниц растрогало Ирину, и она согласилась:

— Хорошо. Если можете, проводите, пожалуйста.

Пока ехали в машине по улицам города, женщины разговора серьезного не заводили, стеснялись шофера. А как только вошли в здание вокзала и отыскали свободный диван в стороне от людской сутолоки, Александра Терентьевна сказала, обращаясь к Ирине:

— Вы знаете, как получилось все? Пришел мой Артем домой расстроенный и говорит: «Председатель ты женсовета или нет? А если председатель, то изволь немедленно разобраться, почему это жена Вашенцева предпочла собственной квартире городскую гостиницу?»

— В самом деле, почему вы так поступили? Человек сколько времени ждал вас — и вдруг?.. — подхватила Екатерина Дмитриевна.

Ирина поначалу не знала, как быть: говорить откровенно или умолчать, не открывать семейной тайны. Но все же не выдержала, призналась:

— Не ждал он меня. Понимаете? — сказала Ирина. — И не сейчас это вышло. Давно это.

Александра Терентьевна и Екатерина Дмитриевна переглянулись недоуменно и почти в один голос предложили:

— Так, может, нам поговорить с ним?

— Вот именно, поговорить нужно. Как же можно так легко отступать. У вас ребенок. Да и он, Вашенцев, мужчина не из каких-нибудь: видный, красивый.

Ирина слушала женщин и тяжело, с грустью качала головой.

— Вы думаете, так легко все это произошло? Нет, нелегко. И сейчас тяжело очень. Только в работе и забываюсь немного.

Народу на вокзале становилось все больше. И пассажиры, и провожающие — все были охвачены тем напряженным волнением, которое возникает всегда перед приходом поезда.

Неподалеку от дивана, на котором сидели Ирина и ее новые друзья, остановилась молодая парочка — рослый, широкоплечий парень, с рюкзаком за плечами, и девушка, тоненькая, белокурая, в легком зеленом платочке, сдвинутом на самые брови. Девушка держала парня за руку, что-то шептала и его же рукой вытирала свои глаза, прячась от посторонних взглядов.

— Вот так же и у меня с Олегом было когда-то, — сказала Ирина тихо, почти шепотом. — И казалось мне, что нет большей силы на свете, чем эта. А вышло иначе — другая сила появилась: экспедиции, поиски, открытия. Я думала, что соединить их смогу как-то. Нет, не смогла.

— А может, помочь вам другую работу найти? — спросила Екатерина Дмитриевна. — У меня ведь тоже неудачи были в молодости. Хотела быть пианисткой, а потом преподавателем английского языка стала. И ничего, тружусь.

— Я понимаю вас, — покачала головой Ирина. — Но у меня совсем другое. У меня научная работа по вольфраму. И ее ждут. Очень даже.

— Так вы бы хоть почаще встречались, — посоветовала Александра Терентьевна. — Неужели нельзя?

Ирина не успела им ответить.

Послышался громкий голос из репродуктора:

— Граждане пассажиры, поезд номер пятьдесят семь прибывает на первый путь.

— Мой, — сказала, встрепенувшись, Ирина.

Вокруг все встали, задвигались и с чемоданами и сумками заторопились к открытой на перрон двери. Парень и девушка, что стояли неподалеку от Ирины, тоже направились к выходу. Но и здесь, в густом потоке пассажиров, девушка не отпускала руки своего возлюбленного. Она словно боялась, что если отпустить, то непременно потеряет и уже больше никогда не отыщет его.

Ирина со своими провожатыми вышла на перрон последней. Снега уже нигде не было. Над степью полыхал малиновый закат, предвещая прохладную ветреную погоду. В воздухе пахло землей, прошлогодними травами и соляркой, разбрызганной между рельсами суетливыми тепловозами. Вдали, на подъездных путях, ломая состав на повороте, показался поезд.

— Ну почему же все-таки не встречаетесь-то? — снова спросила Ирину Александра Терентьевна. — И почему сегодня домой к себе не пригласил вас Олег Викторович?

— Да нет, приглашал, — с чуть приметным смущением призналась Ирина. — Только он ведь знаете какой? Или бросай все и будь с ним неотлучно или... Возможно, по-своему он и прав, не знаю. А я... я не могу так. У меня гора срочных и неотложных дел. Понимаете, я должна доказать практически, что мой способ обнаружения вольфрама самый жизненный. И медлить с этим нельзя, невозможно. Промышленность ждет этого металла.