Человек находит себя

Горн вернулся, энергично растирая полотенцем мокрые волосы и грудь. Потом, звонко пошлепав себя ладонью по мясистому животу, предупредил:

— Только вначале, юноша, «культурное» развлечение. Идет?.. До пирога никаких научно-технических разговоров. Давайте к столу! — Он натянул на себя желтую майку, взял со стола папку Алексея и бросил ее на диван. — «Не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремленье!» — продекламировал он с пафосом и добродушно рассмеялся.

Как ни отговаривался Алексей, за стол его Горн все-таки усадил. Пока жена Горна, невысокая и худенькая, с еще молодым, несмотря на солидный возраст, лицом, разливала по тарелкам суп и резала пирог, Александр Иванович рассказывал Алексею о своих двух «сынах», от которых он недавно получил письма из Москвы. Они были близнецами и оба учились в университете.

— Молодцы! — одобрительно произнес Горн, нацеливаясь вилкой в кусок пирога на блюде, — в отца пошли, механики будут. Оба на физико-математическом… — Он «пропустил» обычные перед обедом «сто грамм», уговорив на это и Алексея…

Когда со стола было убрано, Горн сказал:

— Ну, юноша, давайте сюда ваши «плоды мучений и страстей», поинтересуемся состоянием младенца. Так, та-ак… Так, та-а«, — приговаривал он, развертывая и оглядывая извлеченные из папки эскизы. — Ну-с!

Знакомился и разбирался он долго. Слушал объяснения Алексея, на ходу подправлял карандашом эскизы, записывал что-то на корочках папки… Наконец встал и стремительно заходил по комнате. В такт его не особенно легким шагам в буфете отзывчиво и тоненько позванивало что-то стеклянное.

— Знаешь что, Алексей Иванович, — сказал Горн, останавливаясь и наваливаясь животом на стол, на разостланные чертежи. Он подтащил к себе чертеж, изображавший общее расположение станков (надо сказать, что главный механик всегда, если придумывалось у него для Алексея что-то новое, вдруг переходил на ты и называл по имени-отчеству). ― Знаешь что… Идея есть. Как ты посмотришь? — И Горн стал объяснять замысел.

Когда он кончил набросок принципиальной схемы контролирующего аппарата, Алексей даже хлопнул рукой по столу.

— А ведь, ей-богу, здорово это, Александр Иванович!.. Это такое дело! Спасибо вам, Александр Иванович!

— Счастливо творить, юноша! —пожелал Горн. Он проводил Алексея на крыльцо.

— Значит, за контрольный аппарат не волнуйтесь, вместе соорудим! Пока, пока! До скорого свиданья! — И помахал рукой…

Начались полные тревог и мучительной, нетерпеливой радости дни. Только бы скорее, только бы скорее!.. Алексей то застревал на фабрике и, поймав пробегавшего мимо Горна, советовался с ним; то устраивался за большим общим столом дома, раскладывал чертежи…

Как-то вечером он постучал в комнату Тани и, когда услышал в ответ «Да-да!», приотворил дверь.

— Татьяна Григорьевна, — сказал он, входя, — извините, потревожил… Просьба к вам: подскажите. — Он положил на стол чертеж, испещренный карандашными пометками Горна. — Вот посмотрите… Ну не лезет в голову, и только! Заело, в общем. Думал до Горна слетать, да неловко, поздно уже, и так ему надоел… — Он помолчал и виновато добавил — Вот вам теперь надоедать пришел.

— Ну, это пустяки, — Таня достала с этажерки справочник. — Где у вас остальные чертежи? Пойдемте.

2

Таня с логарифмической линейкой в руках сидела возле Алексея за столом в общей комнате. На столе были разостланы чертежи. За дверью, в мастерской Ивана Филипповича, слышалось частое покашливание, остро шипела цикля. Варвара Степановна ушла куда-то к соседям. На стене мерно стучали часы. Сильная лампа заливала просторный стол ярким светом. Черные стекла позванивали от резкого сентябрьского ветра. В них изредка ударяли крупные хлесткие капли. Начинался дождь.

Покончив с расчетами, Таня стала растолковывать Алексею то, что он не понимал. Он жадно ловил каждое ее слово. Энергично тер то затылок, то лоб. Склонялся над чертежом вместе с Таней. Все теперь виделось ему другими глазами; и виделось сейчас куда больше. Слушая Таню, он начал уже на лету подхватывать ее мысль, дополнял ее и, делая пометку в чертеже, совсем по-детски радовался, рубил рукой воздух, как бы закрепляя понятое или открытое, и повторял:

— Ясен вопрос! Ясен вопрос!

Таня пересмотрела все его чертежи, опросила:

— Где вы учились, Алексей Иванович?

Он ответил и помрачнел. «Чурбан! Не учился, когда возможность была…»

А Таня, словно угадав его мысль, сказала:

— Если б учиться вам, а? Как свободно, как радостно вы почувствовали бы себя после. Знаете, из вас получился бы замечательный инженер, вы даже не представляете себе!

Алексей слушал и хмурился. Его все сильнее одолевала мысль: знаний мало… а это не только стесняет его в работе, в поисках нового, но и отдаляет от Тани.

А она, оторвавшись от чертежей, посмотрела куда-то в сторону, мимо Алексея, чуть прищурилась, точно разглядывая что-то, и сказала:

— Вот представляю себе, что бы вы могли натворить, и, честное слово, дух захватывает!

— Татьяна Григорьевна, я даю вам слово: начну я учиться, вот увидите! — взволнованно заговорил Алексей. — В Новогорске открывается школа взрослых, заочная. Туда поступлю. Только вот… как с работой. Нет, я не того пугаюсь, что тяжело достанется, а…

— Алексей Иванович! Да вы что?.. — перебила Таня. — Никаких сомнений! Никаких, слышите? А я всегда помогу вам. С радостью.

«Не отталкивает, не гонит, помогать соглашается!» — подумал Алексей, окончательно растерявшийся от радости.

— Спасибо! Вот спасибо-то!.. Обязательно! — бестолково повторял он. Сконфузился вдруг. Хотел сказать еще что-то, но не нашел что. Захотелось горячо пожать Танины руки. Он уже потянулся к ним, но не посмел почему-то и взял логарифмическую линейку, которую эти руки держали. И потому, должно быть, что радость, распиравшая его, не могла уместиться в тех обыкновенных словах, которые бестолково сами так и лезли на язык, сказал невпопад и совсем машинально:

— Научите на линейке считать, а?

Он неловко вертел линейку в руках.

— А не трудно покажется? — улыбнулась Таня.

— Не вовсе дурак ведь… — Алексей засмеялся. — Пойму как-нибудь.

— Ну что ж, давайте… Садитесь рядышком.

И Таня начала объяснять.

— Смотрите, вот эта шкала ДЭ…

Понимал Алексей плохо. Его путало множество делений, цифр, а главное, то, что сидел он «рядышком». Его волновала близость Тани. Самый простой пример он решить не смог.

— Как же мне понятнее вам объяснить? — огорченно проговорила Таня и начала снова. Потом взглянула на Алексея. — Теперь поняли, Алексей Иванович?

— Понял-понял, — поспешно признался он, ровно ничего не поняв, — только… повторите, пожалуйста, еще.

И Таня стала объяснять в третий раз.

Алексей добросовестно уставился на линейку. Придвинувшись совсем близко к Тане, он как бы невзначай касался ее локтя. От этого делалось жарко и хорошо, но зато шкала начинала издевательски плясать у него в глазах.

— Алексей Иванович! Для кого я объясняю? — спросила Таня, отодвигая локоть.

Алексей залился краской, и, может, именно этот внезапный конфуз отрезал путь к отступлению. Таня была рядом. Перед ним было ее лицо, глаза, серьезные и немножечко ласковые, губы… вот-вот они улыбнутся хорошей, особенной улыбкой.

Алексей порывисто взял Танину руку. Она была теплая и мягкая.

— Таня! — назвал он ее по имени, — не сердитесь только… Я давно… — голосом, переходящим на шепот, заговорил он.

— Алексей Иванович! — Таня осторожно потянула руку. — Вы, кажется, хотели научиться считать на линейке?

Алексей не выпустил ее руку. Сжал.

— Выслушайте меня! Я давно…

— Алеша… — еще тише сказала Таня и поднялась. Она назвала его по имени, и Алексей понял это по-своему. Он тоже встал, все не отпуская руки.

— Таня!

— Не потеряйте этот листок с расчетами, Алеша, — ласково сказала Таня и левой рукой подала Алексею исписанный формулами бумажный лист. — Он может пригодиться.